Анна Данилова
Прекрасный возраст, чтобы умереть
© Дубчак А.В., 2014
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2014
* * *
1. Саратов, октябрь 2013 г.
Люба проснулась от звонка будильника. Она ненавидела этот звук, тревожный и вместе с тем какой-то нахальный, заставляющий ее уже с самого раннего утра ненавидеть надвигающийся день. Будильник был старый, еще материн, он много лет будоражил, поднимал семью Соляных, мать и двух ее дочерей, Валю и Любу, заставлял продираться сквозь дрему, возвращая их из сладких спасительных миров сна в жуткую, наполненную бесконечными заботами реальность.
Надо бы выбросить этот звонок. Вадим уже много раз говорил ей об этом, потому что и он тоже ненавидел этот будильник. Но она почему-то не выбрасывала, у нее рука не поднималась, словно где-то на подсознании она боялась, что не сумеет привыкнуть к другому сигналу электронного будильника того же телефона и что проспит все то важное, пусть и неприятное, через что ей просто необходимо пройти, это надо пережить, стиснув зубы.
Понятное дело, что она хлопнула по крышке будильника, чтобы он заткнулся. Все, свое черное дело он уже сделал, разбудил. Пусть теперь помолчит сутки.
Вадим, муж, время от времени жалуется на нее, что она не ласковая, что отказывает ему в любви, особенно в утренние часы, когда он переполнен мужскими силами. Вот и сейчас он, слегка разбуженный будильником, но еще не проснувшийся окончательно, повернулся к ней, крепко обнял, прижал к себе, к своему горячему голому телу, принялся спросонья целовать ее шею, затылок.
А ей не хочется, ей жарко и душно, несмотря на то что в квартире прохладно, еще не начали топить, хотя за окном середина октября. Жарко от Вадима, от его тела, дыхания, от его раскаленных крепких рук.
Возможно, если бы не этот будильник и Люба находилась в полусне, то она и ответила бы на его ласки, но только не сейчас, когда их кровать со всех сторон окружили кредиторы, все те многочисленные люди, которым они задолжали. Они стояли, плотно обступив их постель, как будто бы за прозрачной стеклянной толстой стеной, через которую они пока еще не могли прорваться. Растопыренные пальцы побелевших от давления рук облепили стекло, пытаясь выдавить его, искаженные злостью уродливые лица с поросячьими носами и вмятыми в стекло ртами… Вот уж в чем в чем, а в фантазии она нисколько не уступала своей сестричке. Вот только руки у нее выросли не из того места и были предназначены исключительно для грубой работы, и уж никак не творческой. Не то что у Валентины…
– Лю… – Вадим продолжал ластиться к жене. – Ну, Лю… Ты же моя любовь!
Спальня, несмотря на все Любины усилия и потраченные деньги, все равно не выглядела уютной. Все вроде бы так, как положено: теплый паркет, голубые бархатные шторы, огромная кровать с резной деревянной спинкой, изящный туалетный столик, белый с розовым и голубым ковер под ногами. Да только спальня все равно какая-то холодная, словно чужая. И все это потому, что деньги на нее они назанимали у друзей, поддавшись настроению, как два идиота, решившие устроить себе красивую жизнь. И устроили. Квартиру купили по ипотеке, набрав липовых справок с несуществующих работ, и уже два года как выплачивают, занимая и перезанимая у кого только можно. И ремонт сделали, закачаешься, одни только натяжные потолки чего стоили! И мебель в гостиную купили, а какую кухню отгрохали! Да вот только пригласить теперь никого домой не могут: стыдно в глаза людям смотреть, вот, мол, глядите, как у нас все красиво и дорого, а это ничего, что мы вам столько задолжали?
Противно. Все противно. И, главное, радости все эти преобразования лично ей, Любе, не принесли. Она пила чай из красивых чашек (не удержалась, купила в антикварном магазине лиможский фарфор, вот дура-то!), и сковородки у нее были из красной меди, и шелковые ковры ласкали ее голые пятки, и ванна была похожа на драгоценный сосуд, наполненный ароматическими маслами, да только ее не покидало чувство, будто бы все это – временно. Словно они сняли роскошный королевский номер в отеле, из которого рано или поздно все равно придется съехать.
…Вадим все же подмял ее под себя, она закрыла глаза и простонала. Но не от наслаждения, а от какого-то неприятного чувства гадливости и неприязни к мужу, которого, как ей казалось, она все еще любила (или уже не любила?). Как надоели ей все эти отношения, эта липкая и жаркая близость, эти звуки, запахи… С каким удовольствием она бы сейчас встала под теплый душ, намылилась душистым мылом и смыла с себя все это…
Надо было ей встать пораньше, выскользнуть из постели и отправиться в кухню варить кофе. Вот там-то он ее уж точно бы не поймал. Стоит ему проснуться, как и он тоже, вероятно вспомнив, какой ему предстоит день (вечные унизительные поиски денег!), быстро остынет, и от внутреннего приятного напряжения не останется и следа. Примется бегать по квартире, мыться-бриться-завтракать-одеваться, после чего с кислой миной выйдет из дома, чтобы вернуться поздним вечером и признаться жене в том, что ничего-то у него не получилось, что кто-то там его обманул, подвел, предал, что все люди – гады и думают только о своей выгоде, к тому же все болтуны, вруны, подлые мошенники.
– Вадим, так жить невозможно… – начала она за столом свою старую песню.
Яичница из трех яиц, свежий огурец, кофе и поджаренный хлеб – все это стояло перед чисто выбритым, свежим после душа Вадимом. Он был в черном махровом халате, как всегда красивый и очень молодо выглядевший в свои тридцать с небольшим.
– Любаня, успокойся уже. Как-нибудь выкарабкаемся… У меня сегодня важная встреча с одним миллионером. Представляешь, он просто не знает, куда деть свои деньги. Ну, я пообещал ему подыскать офис в центре города, свести его с нужными людьми, и вообще – помощь во всех его начинаниях.
– Он что, младенец и сам со своими миллионами не в состоянии во всем разобраться? Ему что, нянька нужна? – с видимым недоверием возразила Люба.
Люба, худенькая бледная молодая женщина с густыми черными волосами, туго стянутыми на затылке резинкой, на фоне аппетитно поедающего свой завтрак мужа, пусть даже и в дорогом красном шелковом халатике, выглядела совершенно несчастной, с поджатыми губами и глубокими страдальческими складками, идущими от носа вниз, к подбородку.
– Да как ты не поймешь?! Деньги людям достаются по-разному…
– Что ты такое говоришь? Вот мы, к примеру, постоянно занимаем и перезанимаем! А кто-то их зарабатывает, понимаешь? – Люба запыхтела, как паровоз. Но муж не обиделся.
– Ты сначала послушай меня внимательно. Дело в том, что этот человек, он пока еще не бизнесмен, он никто, так, наследник! Ему просто после смерти брата достались все эти миллионы.
– Так, может, он его и грохнул, этого брата? – ядовито усмехнулась Люба.
– Нет-нет, если бы ты его увидела, то сразу поняла бы, что он – сущий ангел! У него даже голос нежный…
– Может, он гей?
– Ладно, Любаня, я чувствую, что ты снова на взводе. Расслабься и постарайся ни о чем не думать! Скажи, вот что такого страшного может случиться с нами в этой жизни? Нас что, посадят в долговую яму или тюрьму?
– Как что?! Вадя! Я вздрагиваю от любого звонка или стука! Мне кажется, что это все наши кредиторы, наши друзья и знакомые, которым мы должны, звонят в дверь, чтобы наброситься на нас и разорвать в клочья!
– Дурочка ты моя, – Вадим промокнул жирные губы вышитой салфеткой и поцеловал руку жены, ну просто дворянин из дворян. – В том-то и дело, что мы назанимали, как ты выражаешься, деньги не у каких-то там простых людей, которые считают свои копейки, а у людей хоть и богатых, но порядочных, интеллигентных, которые никогда не посмеют вот так запросто требовать свои деньги обратно. Они верят нам, что у нас просто сейчас трудное положение, что мы все-таки купили квартиру…