Кидд поднес ко рту стакан, но пить не стал, медленно поставил стакан обратно.

— Понятно.

— Не знаю, что тебе понятно, но догадываюсь, что не все. Дело в том, что ты не просто Уильям Кидд, ты английский офицер, к тому же не просто английский офицер, ты выполняешь прямое указание его величества. О чем имеется соответствующий указ.

— Имеется.

Ливингстон вдруг ударил ладонью по столу:

— Но почему он имеется у посла Великого Могола?!

Кидд бросился в угол каюты, где были свалены его вещи, достал шкатулку, открыл, вытряхнул на стол находившиеся там бумаги.

— Вот они все. Все здесь.

Ливингстон быстро их перебрал.

— Каперское свидетельство здесь, разрешение… Послушай, здесь нет главного — здесь нет королевского декрета.

Кидд медленно, как бы находясь в прострации, перебрал бумаги неловкими пальцами.

— Куда он мог подеваться?

Ливингстон страшно осклабился:

— Этот вопрос должен тебе задать я.

— Поверь, за все время плавания я ни разу не заглядывал в эту шкатулку, не было нужды.

— Значит, это сделал кто-то из твоих офицеров.

— Невозможно!

— Слуг?

— Навряд ли. Все они были людьми неграмотными. Они не смогли бы понять ценность этих документов.

— Никто взять не мог, а декрета нет. Тогда остается предположить одно: ты сам его отдал.

Кидд поднял брови и растерянно улыбнулся:

— Надеюсь, ты шутишь?

Ливингстон зло от него отмахнулся:

— Мне не до шуток. Мне нужно доставить алмаз сэру Белломоту. Он отправит его в Лондон. Премьер-министр объявит, что он отнят у всем известного пирата и злодея Уильяма Кидда. Алмаз будет вручен послу Аурангзеба. Парламентское расследование, которое начала оппозиция против нынешнего кабинета, будет само собой прекращено.

Как только Ливингстон сделал перерыв в своей речи, Кидд вставил:

— Но все это будет уже после того, как я вылечу Камиллу. Мы договаривались так.

Ливингстон вскочил с места:

— Твоя Камилла…

Кидд вскочил еще ретивее:

— Что — моя Камилла?!

Торговец понял, что зарвался.

— …Нуждается в лечении.

— Ей стало хуже?!

— Нет, ей просто не стало лучше за эти два года. Много денег ушло на докторов.

— Да-а?

Ливингстон серьезно кивнул:

— Они столько жрут и столько пьют, Уильям, причем норовят это делать под музыку.

— Они что, все время толкутся в доме? Они же мешают Камилле! Ей необходим покой и уединение.

Ливингстон сумрачно кивнул:

— Да, ей необходимы покой и уединение, но помочь по-настоящему ей может только алмаз.

— И он у меня есть.

Друг-торговец быстро огляделся и тихо спросил:

— А ты можешь мне его показать? Кидд на мгновение задумался, но потом отрицательно покачал головой:

— Нет, друг, даже тебе не могу показать. Даже тебе. Он хорошо спрятан, и мне не хотелось бы обнаруживать тайник.

Друг понимающе кивнул. Такие аргументы были ему понятны.

Кидд, чтобы усилить впечатление, добавил:

— Никто, кроме меня, не может достать его из этого тайника. А если попытается, может навсегда его потерять.

Эта короткая загадочная речь, как ни странно, произвела на в высшей степени практический ум торговца сильнейшее впечатление. И он решил отказаться от уже задуманного ночного обыска капитанского скарба.

Если бы речь шла не о знаменитом алмазе, он бы посмеялся над наивной попыткой своего друга напустить вокруг камня дополнительного тумана. Но сейчас…

Даже самые трезвые люди пьянеют в присутствии особенно больших ценностей. Невозможно себе представить человека, способного пошутить перед горой золота на миллион фунтов.

На это способен только сумасшедший.

— Знаешь, Уильям, мы поступим следующим образом, — сказал Ливингстон на пятый день плавания, когда страсти улеглись и в голове составился новый план, — мы не поплывем сразу в Нью-Йорк.

Капитан вскинулся:

— То есть как это?

— Мы высадим тебя в южной части Лонг-Айленда.

— Я не хочу в южную часть Лонг-Айленда, я хочу как можно скорее увидеть Камиллу! Я переоденусь, побреюсь наголо, приклею бороду, но я отправлюсь к ней.

— Когда ты явишься к ней лысый, бородатый и переодетый индейцем, ее хватит удар.

— Ты сообщишь ей, в каком виде меня ждать.

— Я сообщу ей, где тебя искать. И она сама к тебе прилетит. На крыльях страсти.

Ливингстон подумал, что с крыльями страсти он чуть пересолил. Но Кидду так не показалось. Его озаботило другое:

— Как же она прибудет ко мне, если ей нельзя вставать?

Друг тут же нашелся:

— Ее привезут.

— Доктора?

— Хотя бы и они. Пусть, кстати, поприсутствуют при алмазной процедуре и поумерят свою ученую спесь.

— Отлично!

— Вот именно. После этого ты отдашь алмаз, его отвезут в Лондон, скандал будет исчерпан. Ты сможешь появляться открыто. Останется лишь погасить издержки.

Кидд кивнул:

— Да, пусть эти серьезные люди в париках заплатят мне за то, что я пережил.

Ливингстон налил себе рома и выпил его одним циничным глотком.

— Боюсь, Уильям, ты немного неверно представляешь себе ситуацию.

— Возможно. Я даже тебя сейчас не вполне понимаю.

— Так вот… — Торговец задумался, стоит ли говорить то, что он вознамерился сказать, но, так ничего и не решив, продолжил: — Поскольку алмаз поступит индийскому послу, а от него к королю, те господа, что снарядили «Приключение», понесут большие убытки. Тебе надо подумать, чем их возместить. У тебя, насколько я понимаю, был корабль, тот, на котором ты приплыл на Эспаньолу, но теперь его нет. Как и груза, в нем, видимо, имевшегося.

Кидд вздохнул:

— Груз мне не принадлежал, я отказался от своей доли.

— Почему?

— Чтобы спасти друга. Его звали Базир, он был очень хороший и умный человек. Мы разговаривали с ним часами. После Камиллы и тебя он был мне самым близким человеком.

Ливингстон достал из кармана платок и тщательно вытер потное лицо.

— Базир?

— Да.

— Мусульманин?

— Да.

— Теперь я знаю, кто взял королевский декрет.

Кидд поморщился, как будто Ливингстон сказал совершенно несусветную глупость.

— Он не только его взял, но еще и доставил ко двору Великого Могола.

— Ты безумец. Базир мой друг. Он не мог так поступить! Друзья не могут так относиться друг к другу.