Но вот эта материя исчезла, и Лори ощутила его гладкую кожу на своей теперь уже немыслимо чувствительной расселине между ног и требовательную дрожь собственной плоти. Она никогда не испытывала такой настойчивой дрожи и была испугана ее интенсивностью. Испугана и зачарована существованием подобной страсти, о присутствии которой не подозревала до последней минуты.

Вскоре она почувствовала, как его нежные, но настойчивые пальцы дразняще ласкают вход в ее лоно. Волны ощущений накатили на нее, когда эта часть ее тела потеплела и увлажнилась. Он обнял ее, привлекая к своему телу, лихорадочно ожидающему обещанного. Его руки дрогнули, и она увидела его лицо. Как оно сосредоточенно. Он поколебался, встретившись с ней взглядом. «Лори», — произнес он грубо, как человек, испытывающий невыносимую боль, а затем его напряженное, жесткое тело шевельнулось, касаясь и дразня ее сокровеннейшую часть. Она ощутила, как он медленно входит, и была поражена ощущением осторожного вторжения. Как странно и необычно… и в то же время утонченно. Но вот он вошел глубже, и она ощутила, как он напрягся, преодолевая что-то, и тут же пришла боль, настолько неожиданная, что девушка не удержалась и тихо вскрикнула.

Движение прекратилось, и она ощутила одновременно и непривычность его плоти в себе, и отступающую боль, и ощущение жадного смыкания вокруг него собственной сердцевины. Она почувствовала, как напряглось в нерешительности его тело и услышала его выдох и тихое проклятье. Затем ее пульсирующая сердцевина охватила его, и непонятная девушке жадность поднялась в ней, как бобовый росток легендарного Джека, дикий и неуправляемый.

— Морган, — шепнула она, даже не сознавая, что произносит его имя, пока оно не сорвалось с губ.

Его неровное дыхание щекотало ей волосы, потом его губы коснулись ее губ — легко, как крылья бабочки. Тогда жадно задвигалось ее собственное тело — о, как жадно! Она инстинктивно подняла тело ему навстречу, желая получить больше, и ощутила, как он наполняет ее, движется внутри в ритмичном танце, заставляющем ее взрываться эмоциями, а ее тайный ход оживает чудесными, дразнящими ощущениями, слишком тонкими для того, чтобы пытаться их понять. Но, несмотря на их волшебство, она знала, что они — всего лишь прелюдия на пути к некоей нирване, к неведомой цели, все еще не доступной воображению.

Руки девушки сомкнулись вокруг него, она целовала и покусывала его, инстинктивно обхватив ногами его ноги, чтобы завлечь его глубже, и его движения участились, усиливая ее ощущения до такой высоты, что ей показалось — она не сможет вынести их без воплей.

Она снова услышала собственный крик, но его губы прижались к ее губам, похищая из них звук, и он наконец извергся в нее последним толчком, посылая ей волны вздрагивающего тепла и удары восторга, потрясшие девушку и взорвавшиеся падающими звездами, с яркими и сочными шлейфами сияния. Тело ее охватила дрожь, но он уже успокоился в ней, удерживая ее крепко, как бесценное сокровище. Она чувствовала себе безмятежной и любимой. Ей было… так чудесно. Она была обновленной. Другой, но в то же время прежней. Будто стала богаче, найдя вдруг золотую жилу, способную изменить ее жизнь.

Он перекатился на бок, беря ее с собой, и она почувствовала, как тело его содрогнулось, а руки прошли по ней, словно отыскивая нечто чудесное. Эти руки были такими нежными.

Никто из них не произнес ни слова. Лори не хотелось прокалывать тот прекрасный кокон, в котором они находились. Ей так хотелось ощущать Моргана в себе и чувствовать прикосновения его рук. К щеке девушки прижималась его грубая щека. Вот он шепнул: «Боже мой, Лори», и это прозвучало криком боли, исторгнутым раненым животным на пороге смерти. Она закрыла глаза, зная, что эти чудесные минуты проходят ним обоим снова придется вернуться в мир, где нет места нежности и где их разделяет закон. Туда, где они запретны друг для друга, какой бы Бог ни управлял их судьбами.

Она почувствовала, как он вышел из нее и слегка отодвинулся. Его дыхание все еще было неровным. Слеза скатилась по ее лицу, и он смахнул ее. Она по-прежнему не открывала глаз: пока они закрыты, ей не придется отдавать себе отчета в том, что она сделала.

— Посмотри на меня, Лори, — сказал он. Но она не хотела смотреть. Ей хотелось свернуться комочком и просто страдать.

— Лори, — повторил он, и она заставила себя взглянуть ему в лицо — грубое и жесткое, но дорогое. Любимое и ненавистное. Нет, ненависти уже не было. И этот факт ранил ее так же, как раньше ненависть.

Он взял ее руку, сжал ее крепко, заставляя ее слушать и поверить себе.

— Доверься мне, — произнес он грубым от переполнявших его чувств голосом. — Доверься — и я помогу твоему брату. Обязательно помогу.

Будь это ее жизнь, она бы согласилась. Но речь шла о жизни Ника. Она знала, что Морган не обманывает. Он сделает для Ника все, что сможет, но что если этого будет недостаточно?

— Я… не могу.

Он немного помолчал, затем отодвинулся от нее. На лицо его снова опустилась маска безразличия, и он уставился на ручей.

— Что же тогда между нами было?

Это была любовь. Лори поняла, что полюбила его с той минуты, когда он приложил раскаленный нож к своей ране. С тех пор прошла почти целая жизнь. Она поняла это, когда ощутила его боль. А Морган… он тоже загорелся. Она знала, что его влекло к ней нечто большее, чем просто вожделение. Он был слишком нежен — слишком нежен, чтобы это было не так.

Но она не могла дать ему знать о своих чувствах. Они и так уже измучили друг друга.

— Страсть, — просто ответила она. — Просто… страсть. Мужчина и женщина.

Он повернулся к ней:

— Нет, это гораздо большее.

Она сглотнула. Она не могла отрицать это, потому что все еще сияла их близостью и тело ее словно горело от его прикосновений. Она все еще помнила изумление на его лице, когда оба они обессилели.

— Ничто не изменилось, — прошептала она. — По сути, все осталось как было.

Он продолжал пристально смотреть на нее, но она ничего не могла прочесть в его глазах в этой темноте.

— Черт побери, но почему ты не доверяешь мне?

Лори мучительно страдала. Она хотела поверить ему, хотела больше всего на свете. Но не имела права на доверие такого рода. Она пыталась не слышать грубой мольбы в его голосе, пыталась не сознавать, что он страдает не меньше ее, и пыталась не признавать тот факт, что ее отказ разбивает нечто хрупкое и прекрасное.

— Отпусти его, — сказала она. — Отпусти нас. — Слова застряли у нее в горле.

— За оказанные услуги? — горько произнес он, и слова рейнджера пронзили девушку.

— Да, — с вызовом бросила она.

— Извини, — холодно начал он, но поколебался, и глаза его смягчились, словно прочтя что-то в ее лице. — Но если бы я поверил, что это разрешит хоть что-нибудь, я бы отпустил. Но он не сможет убегать вечно, и я — лучший его шанс, хочешь верь, хочешь нет.

— Я не верю, — отрезала она, и прежнее разочарование вновь затопило ее своей горечью. — Ты просто доставишь правосудию своего парня, так? Ты даже не знаешь, что такое сострадание. Ты не знаешь… — Голос ее дрогнул, и она отвернулась.

Он ответил с бесконечной усталостью:

— По-моему, я доказал, что способен на человеческие чувства. — Он помолчал. — Мне очень жаль, Лори. Этого не должно было случиться. Я… просто надеялся… — Он замолчал.

Лори хотелось не слышать звучащего в его голосе отвращения к самому себе, но она не могла сдаться. Только не сейчас.

— Что мы не доставим тебе хлопот?

— Нет, не то, — сухо возразил он. — По крайней мере, Лори, дай мне слово. Хотя бы на время.

Боль пронзила ее еще глубже, чем минуту назад. «Зачем?» Она заставит его сказать это. Будь он проклят, она собиралась вытянуть из него объяснение.

Но он молчал и следил за нею темными, бесстрастными глазами, и она ощущала себя такой беззащитной, особенно в своей наготе. Лори увидела, как его взгляд пробежал по ней, в глазах его зажглось пламя, затем они снова сделались безразличными.