Лорен медленно обернулась.
— Он утром ушел от меня.
Это было полуутверждение, полувопрос. Адриан бросил на нее лукавый взгляд. Брови его шаловливо взметнулись вверх.
— Когда сегодня утром я спустился вниз, я услышал шум из вашей каюты. Я боялся, что этот чертенок не даст вам спать. Я тихонько постучал, но вы не ответили, и я подумал, что лучше его забрать. Во сне вы были очаровательны, за исключением того, что постель выглядела как поле боя.
Лорен отвернулась. Она очень боялась, что снова зальется краской.
— Мне… приснился кошмарный сон.
— Тогда жаль, что я не пришел раньше и не прогнал его.
Лорен ничего не ответила, только посмотрела на море.
— Не хотите ли подержать в руках штурвал? — вдруг спросил он.
Лорен опять посмотрела на него. Сегодня на нем была другая рубашка, но в том же стиле, что и вчера — сильно открытая спереди, так что видны были песочного цвета волосы на груди. Рубашка была заправлена в облегающие синие брюки, только теперь на нем были черные сапоги, доходившие ему почти до колен. Он выглядел, как флибустьер. Лорен подумала, что на самом деле это так и есть. Она предпочла бы не знать, что ей нравятся мужчины такого типа. Но, возможно, управление кораблем отвлечет ее от подобных мыслей.
Он легко и уверенно взял ее за локоть и, не дожидаясь ее согласия, повел к штурвалу. Вейд улыбнулся ей, покидая штурвал, и Адриан поставил ее между собой и штурвалом.
Он подтолкнул ее руки к штурвалу. Одной своей рукой он взялся за штурвал, другая его рука легла поверх ее руки, вместе они двинулись вдоль прекрасного полированного дерева, и он дал ей почувствовать движение колеса. Потом Адриан оставил штурвал, полностью передав ей управление кораблем.
В руках Адриана штурвал казался легким, казалось, его нетрудно было сдвинуть с места, но теперь она поняла, что требуется сила, чтобы повернуть его, и она догадалась, что значили мускулы на его руках и на груди. Штурвал стремился повернуться совсем не в том направлении, в котором он велел ей его повернуть. Лорен боролась с течением, и, когда ей удалось с ним совладать, по спине пробежал холодок восторга. Она почувствовала мощь корабля, и эта мощь была ей подвластна, она заставила тяжелое судно подчиняться своей воле. Она наслаждалась соленым ароматом моря, запахом мыла, исходившим от Адриана, его близостью, теплом его рук и тела. Впитывая жаркое солнце и прохладу бриза, она радовалась свободе, которую она ощутила в этот самый момент, и это было незабываемое переживание полной гармонии.
Неожиданно она, исполненная радостью первооткрывателя, обернулась и посмотрела на Адриана.
— Это великолепно!
Он медленно улыбнулся.
— Я знал, что вам это понравится.
— Я никогда прежде не испытывала ничего подобного.
— Есть только одно место лучше этого, — сказал он. Она окинула взглядом море. Она не могла себе представить лучшего места.
— Где?
— Это место в Англии. Там самые зеленые поля на свете. Если ехать по ним верхом на рассвете, то чувствуешь себя как в раю.
Он редко говорил об Англии, о своей прежней жизни там, и теперь Лорен послышалась тоска в его голосе.
Корабль подбросило на одной из больших волн, брызги взлетели вверх и обдали их обоих словно дождем. Лорен засмеялась.
— Должно быть, действительно чудесно владеть таким поместьем. Это ваш дом?
— Оно было моим домом.
Ответ был кратким. Ей показалось, что он сказал что-то еще, но она не расслышала из-за ветра.
А потом он сменил тему разговора. Он объяснил ей, от чего зависит скорость корабля и его маневренность. Он говорил, точно так же, как вчера ей говорил об этом машинист.
Когда он сказал, что участвовал в создании этого корабля, в голосе его прозвучала гордость.
Она попыталась вернуться к разговору об Англии.
— Вы так увлекательно рассказывали о земле. Чувствовалось, что вы ее любите. Не фермер ли вы, переодетый моряком?
Его руки переместились на ее талию, и крепко сжали ее.
— Я моряк в силу обстоятельств, — сказал он. — И по желанию моего отца. Но, хотите верьте, хотите нет, по натуре я фермер.
Лорен не могла скрыть удивления. Повеса, пират, разбойник — ни одно из этих определений не удивило бы ее, но ее очень удивила тоска в его голосе при упоминании о фермерстве. Она поняла, как мало она о нем знала и как много он держал при себе.
Но впрочем, ее он тоже не знал. Может быть поэтому они были столь привлекательны друг для друга, и волшебство было столь реальным?
По крайней мере, для нее. Возможно, из-за недостатка опыта. Не то ли он проделывал с каждой женщиной?
Каждая улыбка, каждое прикосновение принадлежат ей одной. Во всяком случае, ей так кажется. Сейчас. На несколько мгновений. На несколько часов.
Что станет она делать, вернувшись в Делавэр, в свой коттедж? Что станет она делать, вернувшись в тот мир, где уже не было тех, кто советовал ей, что ей следует и чего не следует делать, и где не было того, кто побуждал ее к исследованиям, того, кто взял ее на прогулку под парусом на пустынный остров, того, кто доверил ей управление кораблем, того, кому принадлежала эта обезьяна?
Ее руки не справились со штурвалом, и Адриан сильным и уверенным движением накрыл их своими согретыми солнцем руками. И вновь Лорен и Адриан ощутили себя единым целым на палубе залитого светом корабля, бороздящего огромный океан. Она стали одним целым, когда ее мягкое тело вплавилось в твердое тело Адриана, когда она ощутила на своей щеке его дыхание, когда их руки сплелись и напряглись в едином усилии.
Единое целое… И в то же мгновение Лорен поняла, что сама она уже никогда не будет единым целым, что часть ее всегда будет принадлежать Адриану Кэботу.
* * *
Уходящий день завершился великолепным зрелищем. Неожиданно появились облака, и лучи заходящего солнца пронизывали их, окрашивая в ярко-алый и золотой цвета. Казалось, что с небес лились струйки крови. Лорен охватила дрожь.
Адриан вновь стоял за штурвалом, и лицо его было повернуто к ней в профиль. Если бы на душе у нее было спокойно, день показался ей просто чудесным. Адриан был прекрасным спутником, заботливым и веселым. Однако он не говорил с ней ни о чем серьезном, а она не спрашивала. Ей больше не хотелось думать о серьезном, потому что чем больше она об этом думала, тем больше беспокоилась. А она уже и так была слишком обеспокоена. Настолько обеспокоена, что каждый раз, когда она смотрела на Адриана, в душе у нее все переворачивалось, она начинала нервничать, ноги ее слабели.