— Не подкопаться! — резюмировал Грязнов. — Ни в жисть!

Он сидел рядом с Турецким и задумчиво покуривал, размышляя, как бы поаккуратней вывести Дениса из этой затянувшейся смертельной импровизации.

А через два часа к ним приехал Коренев, и не надо было быть великим физиономистом, чтобы прочитать на его лице скрытое торжество и нечто такое, чем ему хотелось как можно скорее поделиться.

—  Ого! Кажется, лед тронулся, — заметил Турецкий. — Ну давайте выкладывайте, что у вас там! Душа горит!

Коренев достал из кармана черную коробочку диктофона и с видом фокусника, готового поразить почтеннейшую публику, нажал кнопочку. И тут же остановил, предварив таким комментарием:

—  Запись прослушки нашего друга Геннадия. Разговор велся из машины по сотовому телефону, установить собеседника пока не удалось. Ну вот, слушайте!

Клемешев. ...Я так и знал, что он выплывет. Не уверен даже, правда ли его таскали в Москву. Может, и ранения никакого не было.

Неизвестный. Ты же говорил, у тебя там свои люди, все держат на пульсе. Где же они были тогда?

Клемешев. Люди есть люди. Они не боги. Значит, не могли.

Неизвестный. Вот ты бы слушал меня, а не разыгрывал свои красивые композиции. Его надо было с ходу нейтрализовать, своими силами, а не черных подряжать. Бывают моменты, когда незачем пытаться сразу двух зайцев убить, тут бы и одного хватило. А ты с ходу за тремя погнался.

Клемешев. Но ведь почти все удалось.

Неизвестный. Вот именно почти. То-то он и лыбится в ящике, как сучий фраер! Я как увидел эту будку, весь ливер взыграл...

—  Не могу понять, — пожал плечами Турецкий, — кого это Клемешев так покорно выслушивает. Чертовски голос на кого-то похож! А на кого — не пойму!

— И мне показалось, — сказал Грязнов. — Даже не голос, а интонации, знаешь...

Неизвестный. Ты пойми, я же не «наезжаю». Я понимаю, как все трудно, особенно в твоем положении. Но эту телезвезду надо глушить. Я его хватку на собственной жопе знаю. Если б не он, мы бы с ребятами хрен куковали! Он ментяра лютый, не сломаешь. Так что сейчас твой фарт в твоих руках. Времени мало. А если выгорит, тебя уже хрен достанешь! Член Совета Федерации, сенатор, неприкосновенное лицо! Будто сам не понимаешь.

Клемешев. Да я-то понимаю, уж не дурей тебя. Я вот что маракую: он же базарил, что будет еще из ящика петь. Значит, надо что? Там и скрадок забацать и взять на гнезде.

Неизвестный. Ладно, не трепыхайся. Об этом после поговорим, лучше бы с глазу на глаз.

Клемешев. Да никто нас не слышит! Мне пацаны, кто технику ставил, мамой клялись, гарантия как в швейцарском банке.

Неизвестный. Ну, смотри, тебе жить... Еще неизвестно, что там у них за мама, чтоб ей клясться. А идея здравая. Коль на месте не возьмем, проводим по воздуху, проведаем, где его держат. И снимем. Только людей уж надо покрепче ставить. И не черных. Кстати, вот чего — есть свист, Алибек забурел, за племяшей отыграться на Коране клялся.

Клемешев. Нет, ну тут все в масть. Не допетрит.

Неизвестный. Ну, надейся, надейся... Алибек у-умный... А может, и объяснил кто? (Кто-то из собеседников тяжело вздохнул.) Ну ладно. Остальное после.

75

Два дня прошли без особых событий, если не считать того, что на окраине города средь бела дня вспыхнула и сгорела дотла дорогая итальянская бензоколонка, которая, как все знали, входила в торгово-промышленное объединение, одним из соучредителей которого был бывший мэр Степногорска и преуспевающий бизнесмен Геннадий Петрович Клемешев.

Это известие Турецкий получил непосредственно от Коренева, находившегося в тот час в дежурной части Управления внутренних дел по городу и области. Он позвонил ему прямо из оперативного зала.

—  Может быть, обычная случайность? — спросил Турецкий.

—   Да нет, не похоже. Как показали свидетели и кассирша заправки, загорелась серая «БМВ», шланг с бензином оказался на земле, ну и пошло... А те, что приехали на «бээмвухе», отбежали и сели в другую машину, которая, видно, их ждала, ну и дали по газам.

—   А что за люди были?

—  Никто не запомнил в суматохе, не до того было. Однако уцелел номер «БМВ».

—  Каким образом? — не понял Турецкий.

—   Ее пытались откатить, едва она загорелась, но бензоколонка уже пошла полыхать, а «бээмвуху» залили пеной из огнетушителей.

—  Ну и что? — спросил Турецкий. — Это машина Софи Лорен?

—   Да не совсем... Минут за сорок до пожара мы получили сообщение об угоне автомобиля «БМВ», принадлежащего господину Арсланову.

—  Так-так-так... — сказал Турецкий. — У них что, бензиновая конкуренция?

—   Нет, в бизнесе Клемешева бензин — так, между делом... Две-три колонки. А Арсланов, по сути дела, монополист.

—   Ясно, — ответил Турецкий. — Похоже, это повод к войне. Причем возможны варианты. То ли действительно чеченцы Арсланова погуляли, то ли их снова пытаются подставить, чтобы ударить по Арсланову из всех орудий.

—  Только вот непонятно почему? — сказал Коренев. — Казалось, они давно пришли к соглашению и не мешали друг другу. Во всяком случае, я не удивлюсь, если в ближайшие дни имущество Арсланова потерпит существенный урон. Может быть... — начал Коренев, но, спохватившись, что говорит из дежурной части, где его могут слышать, оборвал себя на полуслове.

Но Турецкий понял его.

—  Нет, — подумав с минуту, сказал он. — Если они что-то замышляют, то, скорее всего, что-нибудь посерьезнее.

На том и расстались.

Турецкий походил по комнате, насвистывая какую-то мелодию, отдаленно напоминающую «ОН, татшуие», а потом взял трубку и набрал номер сотового Али Арсланова. Тот сразу ответил, и голос у него был заметно встревоженный.

—  Приветствую вас, Али!

Арсланов сразу узнал его:

—  Здравствуйте, уважаемый! Значит, вы уже знаете?

—   Ну конечно, хотя почему-то мне кажется, потеря «БМВ» — это просто мелочь по сравнению с тем, что вам угрожает.

—   Я тоже так думаю, — сказал Арсланов.

—  Тогда как вы думаете, — спросил Турецкий, — чем вызван мой звонок?

—  Наверное, нужно поговорить.

—  Хорошо. Давайте поступим так же, как в тот раз. Вам когда удобно?

—   Да хоть прямо сейчас, — отозвался Арсланов.

—   Хорошо! Записывайте номер машины, в которую вам надо будет пересесть. Но перед отъездом, мой вам совет, отдайте своим людям нужные распоряжения и предпримите все меры, чтобы тоже не стать погорельцем. Вы ведь понимаете, Али, о чем мне хотелось бы поговорить?

—   Да, конечно, — подтвердил тот.

А уже через час они сидели в той же гостинице «Центральная», только в другом номере, на седьмом этаже.

Когда Арсланов вошел в номер, Турецкий поднялся навстречу и подал ему руку. И первым начал разговор, с ходу взяв быка за рога:

—   Разумеется, с точки зрения служебной этики мне, возможно, и не следовало бы встречаться с вами. К чему темнить, Али, вы знаете, кто я, а я знаю, кто вы. Но нас с вами уже связало одно дело, когда, мне кажется, и вы и я поняли, что можем доверять друг другу. В известных пределах, но доверять.

—  Согласен, — сказал Али.

—  Что нас сегодня объединяет? — продолжил Турецкий. — Общий враг. И я даже считаю излишним называть его имя. Мне нужно кое-что выяснить, кое-что узнать о нем, по крайней мере, то, что известно вам, в вашем мире.

Али удивленно и настороженно поднял брови.

—   Да-да-да! — воскликнул Турецкий. — Все знаю! Стучать, закладывать, петь дрозда на своих — западло, и я, уважая чужие традиции, вряд ли стал бы склонять кого-то к тому, чтобы были поруганы традиции и законы. Весь вопрос в том, свой ли он вам. Ведь у вас с ним, если взглянуть с другой стороны, тоже имеется общий враг — это мы.

—  Знаете, уважаемый, — улыбнулся Арсланов, — будь на вашем месте кто-то другой, я бы просто засмеялся и ушел. Но тут особый случай, вы правы.