Турецкий не остыл к утру, как рассчитывал Меркулов, но только все сильней, с каким-то мазохистским сладострастием взвинчивал и растравлял себя, все больше укрепляясь в принятом решении. К тому же и Грязнов не позвонил и не прорезался, оставил в неведении, чем завершилась ночная экскурсия Горланова, сумевшего выбраться «с чистой совестью — на свободу». Да и ладно, какая теперь разница?
Он весь день валялся на тахте, курил и думал, а когда Ирина, чтоб отвлечь мужа, спустилась к почтовому ящику и принесла свежие газеты, просто смял их в шелестящий бумажный ком и молча выкинул за дверь в прихожую и снова закрылся ото всех. А потом позвонил в МУР и узнал, что Горланов, вопреки железным грязновским уверениям, все же сумел сбежать...
Притихшие домашние ходили на цыпочках, боясь потревожить главу семейства, день прошел в давящей тишине, и только уже вечером, после мрачного ужина, Турецкий чисто рефлекторно ткнул на пульте кнопочку включения злосчастного телевизора. И тотчас передернуло от гнусной на стырной рекламы, лезущей изо всех дыр со всех каналов. Он уж хотел было придушить одним движением пальца эту «психическую атаку», но вдруг, залетев на четвертый канал, на блок новостей НТВ, почему-то замер и всмотрелся — то, что творилось на экране, почему-то привлекло его внимание.
...По широкой улице большого незнакомого города двигалось многолюдное шествие, в котором почти незаметно было старых и пожилых — только юные строгие взволнованные лица. Над ними покачивались как паруса и хоругви рукописные плакаты и российские флаги. Уже привычный, изо дня в день повторяющийся сюжет — лишь менялись названия мест действия: поселков, городов и городков, воинских гарнизонов... Всюду униженные, обездоленные люди-соотечественники бастовали, протестовали, требовали выплат зарплат и отставок больших начальников, объявляли голодовки и становились в пикеты, перегораживали железнодорожные магистрали, зачем-то тащились в Москву и толпились вокруг неприступных и равнодушных правительственных цитаделей...
Заснятая на видеопленку при свете яркого солнца молодежь двигалась по улицам четкими колоннами, ребята и девчонки с плакатами и транспарантами подходили и выстраивались перед большим зданием на площади, но где-то на флангах и в первых рядах уже, кажется, разгоралось что-то нехорошее и опасное, отчего накатывало тревожное беспокойство...
Взгляд камеры перескочил туда, и открылось зрелище завязавшейся потасовки — поодиночке и маленькими группами в разные стороны разбегались молодые парни и девушки с уже порванными плакатами и сломанными транспарантами, некоторые что-то кричали и куда-то возмущенно показывали, махали руками и тянули вверх пальцы, сложенные в символическую латинскую букву «V» — Victогу!» — «победа!».
Их было не меньше полутора-двух тысяч человек, и многие уже держались за окровавленные головы, спотыкались, изумленно потирали ушибленные руки и плечи, некоторые что-то зло выкрикивали, но только считанные единицы рисковали оказывать сопротивление наступавшим. Умело орудуя дубинками, на студентов надвигались массивные парни в омоновской форме и с большими щитами, явно из спецподразделений по борьбе с уличными беспорядками.
— Ого! — саркастически воскликнул Турецкий и сделал погромче звук телевизора. — Гляди-ка, Ирка! Не иначе желторотики вздумали где-то права качать... Ну-ну!..
А столкновение... вернее сказать, безнаказанное избиение все не утихало и принимало все более ожесточенный характер, и на лицах демонстрантов мешались страх, растерянность и негодование, и Турецкий силился понять, где это происходит — в Минске, что ли? Или у нас?
Судя по надписям на самодельных плакатах, студенты, как и повсюду, требовали соблюдения каких-то своих прав, выполнения каких-то обещаний... Ах да! Ну конечно! На днях ведь эти великие умники из правительства издали свое очередное постановление...
На многих транспарантах читалось имя Президента страны, премьера, министра среднего и высшего образования, гневные слова и надписи: «Требуем отменить...» «Борис, как прожить?..», «Стипендия — не роскошь, а средство существования...», «Голодное брюхо к учению глухо!», «Не превращайте студента в бомжа — авось пригодимся!»
Над площадью висели крик, свист, улюлюканье, топот ног и что-то хором скандирующие голоса, а тот же диктор, что и накануне, так же бесстрастно излагал суть происходящего:
— Напряженная обстановка в студенческой среде Нижнего Новгорода, Степногорска, Екатеринбурга и других городов России, вызванная решением правительства о значительном повышении платы за проживание в общежитиях, сокращении стипендий и переводе на коммерческую основу ряда учебных заведений, накалялась все последние дни... Многие предсказывали и ждали чего-то подобного, и вот теперь к шахтерам, оборонщикам, врачам, работникам науки и образования присоединились и студенты... Эти кадры были сняты сегодня около полудня на центральных улицах Степногорска... Около двух тысяч студентов и преподавателей всех вузов города вышли на санкционированную демонстрацию перед зданием местного университета, чтобы затем пройти к местной администрации, департаменту образования и резиденции губернатора области и вручить петицию отцам города, но движение их колонн внезапно было остановлено сотрудниками правоохранительных органов...
— А вы как думали?! — кивнул Турецкий. — Это уж как пить дать... Шустрые какие — сопротивляться, вишь ты, вздумали! Забыли, где живете? А в рыло?
— ...молодые манифестанты и их наставники требуют соблюдения своих конституционных прав... протестуют против невыносимых условий жизни, в какие поставлены учащиеся и преподаватели высшей школы с их и без того нищенскими стипендиями и зарплатами, которые к тому же не выплачиваются уже третий месяц... Впервые за последние годы прозвучали не только экономические, но и политические требования учащейся молодежи России. А это значит, что сегодняшний митинг должен стать грозным сигналом для власть имущих...
Турецкий саркастически хмыкнул и, нервно сунув сигарету в рот, щелкнул зажигалкой.
— ...лидеры студентов настаивают не только на выплате стипендий и зарплат преподавательскому составу, но и требуют проведения тщательной аудиторской проверки всей системы финансирования вузов города, расследования причин задержки выплат и привлечения к строгой ответственности всех тех, кто своими действиями спровоцировал такой взрыв политической обстановки... Но на справедливые требования молодежи власти города ответили насилием... Вряд ли такими методами можно решить сложные социальные проблемы, и каковы будут последствия сегодняшних событий, покажет ближайшее будущее...
Турецкий стоял, скрестив руки на груди, и с усмешкой смотрел на экран, как они там суетились, эти пылкие юные создания. Ах, несмышленыши, глупыши! Куда сунулись! Вот и он был точь-в-точь таким же лет двадцать назад, тоже верил во что-то, пока не выяснил теперь уже до конца, на чем тут все стоит.
А диктор продолжал:
— ...Помимо острой критики и призывов добиваться отмены драконовского постановления, лишающего десятки тысяч малоимущих студентов всякой надежды продолжать образование, учащиеся вузов требуют вмешательства в их судьбу и защиты их законных интересов выборными руководителями области и города...
Турецкий только зло хохотнул.
— ...Как нам сообщили, — продолжал вещать диктор, — к двум часам дня демонстрация была рассеяна и разогнана силами правопорядка. Среди участников митинга имеются пострадавшие...
— Видала протестантов? — безнадежно махнул рукой Турецкий, в сердцах выключил телевизор и круто повернулся к жене: — Идеалисты лопоухие! У кого правды ищут! Там же у них товарищ Платов в губернаторах. Та еще птичка в ярко-красном оперении... А... — замотал он головой, как от невыносимой зубной боли. — Все, все одно к одному, Ирка! Все как всегда. И хватит, хватит это дерьмо месить! Не могу больше, не желаю! И какое мне дело до каких-то там студентов?!
