Оба замолчали.
— Ну хорошо, — сказал Турецкий. — Меня интересует еще один эпизод. Там, кажется, обозначилась какая-то важная зацепка. Вы говорили, во время демонстрации в то воскресенье, когда началась заваруха на площади, вас вытащил оттуда какой-то человек.
— Ну да... Такой высокий, спортивный, лет тридцати восьми — сорока... А сегодня ночью он, Клемешев, то ли проговорился, то ли нарочно сказал, что это был его человек. Которого якобы он и послал, чтобы тот меня спас и вытащил из давки.
— И вы больше никогда не видели его? — спросил Турецкий.
— Я увидела его минут через десять, на улице. Я шла как пьяная, меня обогнали двое кавказцев, я еще внимание обратила, оба были одеты одинаково, как близнецы. И какие-то очень озабоченные они были, не такие, как все.
— Ну-ну! — невольно придвинулся к ней Турецкий. — Продолжайте! Только старайтесь все описать как можно подробнее, вы даже не представляете, как это важно!
— Я видела, как они забежали во двор, — невольно нахмурив брови и сосредоточась, продолжала Наташа. — А за ними — трое других, в каких-то серых куртках...
— Ну! — воскликнул Турецкий, и ему самому показалось, что глаза у него заблестели. — А потом эти трое сразу оттуда вышли, так?
— Так вы тоже там были? — спросила Наташа.
— Да не был я там! Я был тогда в Москве, — быстро ответил Турецкий, одновременно веря и не веря в эту неслыханную удачу. — Значит, те трое вышли, а первые двое, кавказцы, больше не появились?
— Ну да... — растерянно ответила она.
— И вы не слышали ничего?
— Ничего, — сказала она. — Те трое появились почти сразу же, как будто заглянули в тот двор по ошибке, и их встретил тот, кто спас меня на площади. Уверена, они были вместе. А потом я потеряла их из виду.
— А они видели вас? Тот, спаситель?
— Я думаю, нет, — покачала она головой. — Нет-нет, они были очень заняты...
— А узнать его вы смогли бы, своего рыцаря?
— Полагаю, да... Ну конечно, смогла бы.
— Взгляните, — Турецкий сунул руку во внутренний карман, достал маленький блокнот, в котором обычно носил фотографии подозреваемых и находящихся в розыске. Первыми она увидела два мертвых лица, двух молодых людей выраженной кавказской наружности, очень похожих друг на друга.
— Взгляните, Наталья Сергеевна. Зрелище не из приятных, но деваться некуда. Случаем, не они?
— Не знаю. Может быть. Боюсь ошибиться. Я видела их только мельком, в основном в профиль, а когда они обогнали меня — со спины. А кто они?
— Дело в том, что их убили как раз в одном из дворов недалеко от площади. Убили из трех разных пистолетов одной конструкции.
— А кто они? За что их убили?
— Если б я знал, — сказал Турецкий. — Но дело в том, что у одного из них мы нашли самодельное холодное оружие наподобие очень тонкого стилета с надпиленной пикой. А у другого — рукоятку от точно такого же стилета, но уже с отломанным клинком.
— И... и что? — спросила она, вдруг почувствовав, что снова слабеет. Ее обдало ледяным жаром с головы до ног.
— Простите, Наташа, — Турецкий хмуро посмотрел на серую равнодушную воду. — Но именно такой штукой ударом в спину, прямо в сердце был убит Владимир Михайлович Русаков. Жестокий бандитский прием... Человек убит, и почти никакого наружного кровотечения.
— Так это... вы думаете...
— Да-да, — сказал Турецкий. — Почти наверняка. Последнюю точку поставит комплексная медико-криминалистическая экспертиза. Я жду ее результатов. Это наемники, киллеры. Их подрядили и убрали. И может статься, господин экс-мэр для того и наводит мосты, чтобы попытаться выяснить, известно ли вам хоть что-нибудь, не протянулась ли от тех ребяток ниточка к нему самому? Такие люди, как Клемешев, уж поверьте мне, никогда не проговариваются. Он просто-напросто провел маленький эксперимент в надежде, что, может быть, проговоритесь вы.
— Его опыт не удался, — сказала Наташа.
— Ваше счастье, — заметил Турецкий. — Ваше счастье...
— Когда вы ознакомитесь со всеми записками и материалами Русакова, — сказала она наконец, оторвавшись взглядом от бегущей воды, — вы многое поймете и о Володе, и о нашем городе, о том, какая тут теперь ситуация. Там много и о губернаторе, и о других бонзах. Есть кое-что и о Клемешеве. Но о нем мало, гораздо меньше, чем о других.
— Ну а ваши планы? — спросил Турецкий. — Что дальше?
— Меня просят возглавить наше «Гражданское действие». И я не стану отказываться. Я должна, как это ни банально звучит, продолжить дело своего мужа. Потому что он был мне мужем, понимаете? И не скрою, я хочу отомстить, пусть это не по-христиански. Да, хочу! Мечтаю! Я теперь живу только этой мыслью. И видите, я почти не удивлена, что эти ублюдки, убившие Володю, быть может, напрямую связаны с этим чудовищем. Нет-нет, — покачала она головой, заметив его напрягшийся взгляд. — Не беспокойтесь. Никаких глупостей с моей стороны не будет. Для этого есть вы. Я надеюсь на вас. Я для того и встретилась с вами. Я окажу вам любую помощь, какая потребуется.
— Спасибо, — сказал Турецкий, — и еще раз спасибо. Держите меня в курсе дела, немедленно сообщайте обо всем, если узнаете что-нибудь новое. И вообще, я рад нашему знакомству. Но теперь нам надо обсудить еще один немаловажный вопрос: как обеспечить вашу личную безопасность.
— Пусть это вас не волнует, — заметила Наташа.
— Это входит в мои служебные обязанности, обеспечить прикрытие и защиту важных для следствия свидетелей и потерпевших. Причем мы должны так все это устроить, чтобы по ту сторону фронта не возникло и тени подозрения, будто мы с вашей помощью уже кое-что нащупали. Давайте поступим так: вы сегодня же придете ко мне в облпрокуратуру, где, как уже сказал, я провожу следственные действия. Я допрошу вас по всем правилам закона, внесу в протокол допроса все ваши показания, в том числе и то, что вы рассказали мне сейчас. Ваш визит ко мне наверняка будет зафиксирован людьми Клемешева. После этого их интерес к вам должен иссякнуть. Вы опасны им лишь как потенциальный носитель и хранитель некой информации. Если же после встречи со мной со стороны следствия не последует никаких действий, они успокоятся. Вы без опаски вернетесь домой. Этим людям ничего другого не останется, как смириться с действительностью и оставить вас в покое.
Турецкий помолчал, и вдруг лицо его изменилось.
— Послушайте, мне только сейчас пришло в голову... Если вас до сих пор не попытались убрать или изъять документы Русакова, если Клемешев явился сам посреди ночи с повинной головой... что это может означать, как вы думаете?
— Н-не знаю, — вопросительно посмотрела на него Наташа. — Да все что угодно! От него всего можно ждать!
— А я, кажется, догадываюсь! — сказал Турецкий. — Вы уверены, что он не испытывает к вам тех чувств, в которых распинался?
— Абсолютно! — коротко бросила Наташа.
— А вот я не уверен, — с легкой улыбкой посмотрел на нее Турецкий. — Вы красивы, умны, наконец, вы дочь известного в городе человека, крупного руководителя...
— Я знаю, что он только использовал меня, — горько сказала Наташа.
— Вот-вот! — оживился Турецкий. — Это ключевое слово! Не кажется ли вам, что и сейчас вы стали ему зачем-то очень нужны. Причем нужны живой и здоровой! Значит, скорее всего, за вашу жизнь мы можем пока не беспокоиться. Но... его интерес к вам мы тоже могли бы использовать в наших целях. Хотя в этом мало радости, понимаю...
— А в чем может состоять этот его интерес? — спросила Наташа.
— В данном случае я могу только немного пофантазировать, — сказал Турецкий. — Разве нельзя представить себе вот такую комбинацию: вы были самым близким человеком Русакова, защитника народных интересов, борца с коррупцией, авторитет которого после смерти только повысился. Он теперь в глазах тысяч людей стал мучеником за правду, героем. И если Клемешев, которого, вполне вероятно, пытается ввести во власть криминальный мир, выставит свою кандидатуру на губернаторских выборах, то как было бы славно, если бы рядом с ним оказалась вдова героя! Вы даже не представляете, насколько это важно в подобных делах и какое производит впечатление на обывателя!
