После разрыва дипломатических отношений с польским эмигрантским правительством сотрудничество разведок на уровне главных штабов прекратилось. Однако «внизу» оно продолжалось – действовавшие в немецком тылу партизаны как польской, так и советской стороны имели свое мнение о том, кто им враг, а кто союзник…
Советская военная разведка не ограничивалась только обменом разведданными с польской разведкой, но и сама посылала разведывательно-диверсионные группы на территорию Польши.
Уже в начальный период Великой Отечественной войны советская военная разведка стала готовить и забрасывать в немецкий тыл разведгруппы. Посылаемые в Польшу группы формировались из поляков, в том числе из польских офицеров, оказавшихся после 1939 г. в Советском Союзе. Самой известной и результативной была группа «Михал». Командовал ею капитан Войска Польского Миколай Арцишевский, который в числе 150 интернированных польских офицеров подписал «Меморандум высшему руководству Красной Армии», в котором они просили предоставить им возможность сражаться с общим врагом. Группа «Михал» была заброшена в Польшу 17 августа 1941 г.
Расскажем подробнее о ее руководителе. Миколай родился в 1908 г. в Вильно в дворянской семье, происходившей по прямой линии от Кшиштофа Арцишевского, знаменитого путешественника. Мать его была дочерью наместника в Финляндии, отец – из познанских помещиков. После гимназии Миколай два года учился на юридическом факультете Познанского университета, затем занимался журналистикой, сотрудничал в газетах Познани, Быдгоща, Гдыни. В начале Второй мировой войны был призван в армию. После поражения Польши сумел с несколькими другими офицерами добраться до Литвы, где был интернирован.
В группу, кроме самого Арцишевского, вошли его заместитель Збигнев Романовский, радист Игорь Мицкевич, сапер Станислав Винский и Ежи Зюлковский – все бывшие офицеры польской армии в звании поручиков. Они прошли ускоренную подготовку, как практиковалось в первые месяцы войны. При выброске на территорию Польши летчики «немного промахнулись», и разведчики приземлились примерно в 150 км от назначенного места. С помощью местного населения они добрались до города Петркува, южнее Лодзи, там обосновались и начали работу. Главным заданием группы была организация сети войсковой разведки. Члены группы разъехались по разным местам, отыскивая родственников и друзей. Некоторые имели контакты с подпольными группами Сопротивления – с этими организациями группа установила связь.
20 сентября 1941 г. группа «Михал» приступила к регулярным радиопередачам. В одном из первых же сообщений содержалась информация о том, что гитлеровцы накапливают химические отравляющие вещества на складах в районе Петркува, – информация чрезвычайно важная. Вскоре группа перебазировалась в Варшаву, оставив на прежнем месте лишь радиста. Она организовала наблюдательные пункты на нескольких железнодорожных узлах: в предместье Варшавы Праге, в Радоме, Люблине, Седльце, Пшемысле, Лукове, Бресте и других, – работники которых отслеживали передвижения немецких воинских частей и военных грузов. Арцишевский в Варшаве обрабатывал результаты, которые затем передавались в Центр.
Арцишевский расширял круг знакомств, постепенно группа пополнялась. Бывшая актриса Люцина Брацкая помогла ему выправить легальные документы, а затем стала выполнять его поручения. Так, она установила связь с семьей Арцишевского, после чего две его сестры, Ирэна и Мария, работавшие в Познани на почтамте, тоже стали информаторами: они передавали номера полевой почты и воинских частей, которые узнавали у себя на почтамте. Домработница Брацких Ирмина Крупович также стала членом группы. Ей доверили хранение шифров и документации – Ирмина держала их в мусорном ящике, возле которого всегда стояла наготове бутылка с горючей смесью. Старые знакомые Миколая – художники Униховский, Детке и Чеховский – снабжали группу искусно изготовленными поддельными документами.
«В один из дней, приехав с донесениями, я застал Арцишевского в приподнятом настроении, – вспоминал один из членов группы Ежи Зюлковский. – Оказалось, ему удалось подобрать группу молодых людей из Гдыни, которые охотно согласились принять участие в борьбе с оккупантами. Вскоре я познакомился с этими юношами. В группу входили: энергичный и внешне очень обаятельный Анджей Жупанский, необыкновенно серьезный и уравновешенный Франек Камровский, интеллигентный, с изящными манерами Ежи Томашунас и брюнет с буйной растрепанной шевелюрой Богуслав Копка. Несколько позже к ним присоединились спокойный и сдержанный Тадеуш Жупанский и худенький Збышек Сас-Гошовский. Все они знали Арцишевского со времени его журналистской работы в Гдыне. Как и в нашей группе, Миколай не вводил у них ни жесткой военной дисциплины, ни каких-либо форм муштры, и тем не менее группа представляла собой сплоченный дисциплинированный боевой коллектив. Задания каждому из членов этой группы Миколай ставил персонально и лишь в случае проведения групповых операций назначал старшего. Поскольку мне часто доводилось участвовать с ними в различных операциях, я довольно быстро убедился в их исключительных боевых качествах. Не было случая, чтобы кто-нибудь из них хоть раз на миг заколебался при выполнении боевого задания».
Энергичные и ненавидевшие фашистов поляки охотно помогали разведчикам. С началом Великой Отечественной войны их отношение к русским улучшилось, хотя, может быть, они предпочли бы работать не на русских, а на англичан. Так, хозяйка одной из радиоквартир, узнав, что подпольщики работают не на Лондон, в ультимативном порядке потребовала очистить квартиру.
И все-таки они находили самую широкую поддержку среди населения. Случаи бывали просто потрясающие. Тот же Ежи Зюлковский в своих мемуарах привел рассказ одного из-подпольщиков о том, как тот перевозил рацию с одной квартиры на другую. Подпольщик рассказал следующее: «Я взял два чемодана, в которые запихал все хозяйство, сел с ними в трамвай и поехал на явку. У вокзала в трамвай натолкалось столько народу, что меня в вагоне буквально зажали – ни назад, ни вперед. На углу Свентокшиской и Маршалковской (дело происходило в Варшаве. – Авт.), у почты, я хотел выйти. Кое-как задом протолкнулся – сам уже на мостовой, а чемоданы вытащить никак не могу. Трамвай трогается, я дергаю чемоданы, вырываю их, но один раскрывается, и все содержимое высыпается на мостовую. И здесь варшавяне сдали экзамен на гражданственность. Сообразив, в чем дело, люди выпрыгнули из трамвая и окружили меня тесным кольцом, прикрыв разбросанное по земле имущество. Те, кто стоял поближе, пытались засунуть обратно выпавшее: наушники, провода, всякое оборудование. С трудом упаковал я чемодан, из которого все же торчали в разные стороны всякие провода, и бросился к ближайшей подворотне…»
Приятель Анджея Жупанского Юрек Чаплицкий работал в Варшавской дирекции Восточной железной дороги и смог раздобыть копии секретных документов, содержавших сравнительный анализ обстановки на железных дорогах Восточного фронта. Франек Камровский установил связь с Поморьем. В Торуне он наладил контакт со старыми знакомыми Арцишевского – семьей адмирала Стейера. Два сына адмирала, Дональд и Владжимеж, занялись установлением дислокации немецких войск в районе Торуня. Они сообщали о системе ПВО, оборудовании аэродромов, переброске войск на Восточный фронт. Арцишевский пользовался большим доверием Центра – будучи военным, он настолько грамотно обрабатывал донесения, что Центр просил его даже оценивать общую военно-политическую обстановку в Польше. Официальные советские источники пишут, что он «полнее и шире, чем другие, освещал переброски немецких войск через Польшу. В этой области «Михал» оказался важнейшим источником, данные которого принимались за основу при оценке передислокации войск».
Вскоре разведчикам стало трудно обходиться одной рацией, и 1 ноября 1941 г. им на помощь был сброшен еще один парашютист – поручик польской армии Ян Мейер, который доставил две рации. Кстати, именно группе «Михал» принадлежит рекорд непрерывной радиопередачи из вражеского тыла. После перерыва в радиосвязи донесений у группы накопилось столько, что радисту пришлось без перерыва работать… 36 часов. Невероятно, но факт, что за это время немцы не обнаружили радиостанцию. Засекли ее позже, в начале 1942 г. Только за два месяца 3-я рота подслушивания и радиоперехвата абвера перехватила 538 радиограмм, но не сумела их расшифровать.