Хельги попытался было сочинить строки прямо на бегу. Получалось плохо – все-таки искусство скальдов требовало сосредоточия и покоя. Да и вообще, не очень-то ладилось у сына Сигурда с этим делом. Плюнув на все, почувствовавший охотничий азарт Хельги прибавил ходу. Он пробежал за лисом почти весь лес, тянувшийся до самых гор, окутанных тяжелыми черными тучами. Не доходя до гор, лис резко свернул влево, к морю, и побежал вдоль ручья – вот здесь-то его и можно было взять.

Хельги с разгона спустился к ручью, чуть не упал, попав в узкую полосу мокрой травы, но все-таки удержался на ногах, даже лук и стрелы из рук не выпустил. Ручей вырывался из леса и резко спускался вниз, к фьорду, чтобы ворваться в него ревущим радужным водопадом, замерзающим только в самые суровые зимы. По обе стороны ручья, словно рога чудовищ, высились черные отвесные скалы. На верхушке одной из них, той, что находилась слева, росла корявая сосна с двумя вершинами. Мощные корни ее, похожие на исполинских змей, обвивали скалу, так же, словно корни мирового ясеня Игдрасиль обвивали Вселенную. Вот туда-то, меж скалами, и шмыгнул лис. Хельги снова пустил стрелу и на этот раз попал! Лис с визгом завертелся на месте, видно, стрела ударила в заднюю лапу.

Издав торжествующий крик, Хельги понесся вперед. Тысячью голосов крик его отразился от скал и, задрожав, поднялся в небо. Со скалы, с той, на вершине которой росла корявая сосна, покатились вниз камешки. Хельги как раз оказался под ней, когда, тихо раскачавшись, сдвинулись со своих мест валуны, увлекая за собой более мелкие камни. Они понеслись вниз, быстро и неудержимо, и ничто уже не смогло сдержать стремительного бега лавины. Обвал был мгновенным и страшным, Хельги даже не успел поднять глаза вверх – лавина накрыла его вместе с добычей – лисой. Наверное, это и в самом деле был Локи…

Неугасимый огонь Муспельхейма тысячью солнц взорвался в голове юноши, и сразу же наступила тьма. Холодная тьма Нифлхейма – обители смерти.

Заика и Хрольв спустились со скалы, с той самой вершины, где росла корявая сосна… и в изобилии были очень удобные камни. Удобные – для камнепада. Переглянувшись, ухмыльнулись друг другу и быстро пошли к усадьбе.

Прячущиеся в ельнике друиды – тощий Форгайл Коэл с пронзительными нелюдскими глазами и его помощник, узколицый Конхобар – проводили их взглядами.

– Так сын Сигурда мертв? – с интересом осматривая обвал, спросил Конхобар, поплотнее закутываясь в теплый, подбитый волчьим мехом, плащ.

Старший друид лишь презрительно сплюнул.

– О, нет, конечно же, нет, мой молодой друг, – с усмешкой ответил он. – Что проку нам в его смерти? В его настоящей смерти, я хотел сказать. Три дня тело сына ярла будет лежать, без движения и без души. А на третий день… На третий день…

– Ты сам вселишься туда, о, мой друид! – догадался узколицый. – И завладеешь телом. А я буду верно служить тебе. Тебе – в новом обличье. Но что ты сделаешь со своим старым телом?

– Ты все правильно понял, Конхобар. – Форгайл Коэл внимательно осмотрелся вокруг. – А по поводу моего тела не беспокойся – оно вовсе не останется таким, как сейчас.

Друид улыбнулся, и Конхобар с ужасом увидел, как из уголков губ его полезли вдруг желтые клыки, скулы вытянулись, а из груди вырвалось злобное глухое рычание.

– Волкодлак! – в ужасе прошептал Конхобар. – А я-то думал, что это древнее искусство давно утрачено.

– Да, утрачено. – Возвращаясь к привычному обличью, кивнул Форгайл Коэл. – Но не всеми. Волк уйдет в леса, а ты, друг мой, скажешь в усадьбе, что я уплыл обратно в Ирландию с Рекином. И сегодня же смиренно попросишься в род Сигурда. Будешь тише воды, ниже травы, пока… потом же… Потом узнаешь. – Друид вдруг усмехнулся: – Думаю, тебе не трудно будет стать родичем будущего молодого ярла. Хозяйка Гудрун смотрит на тебя, как чайка на гнилую рыбу.

Конхобар самодовольно ухмыльнулся.

– Тихо! – Форгайл приложил палец к губам и прислушался. Где-то поблизости, за деревьями послышались голоса.

– Нам пора. – Кивнул друид. – Мне – в лес, а тебе – в усадьбу. Вот…

– Он снял с пальца небольшой серебряный перстень с голубым камнем. – Спрячешь там, где кувшины. До скорой встречи, Конхобар.

– До встречи, о, мой друид, – эхом откликнулся узколицый.

Хельги обнаружили только к вечеру. Харальд Бочонок и Ингви Рыжий Червь пошли по следам. Выйдя к ручью, сразу же наткнулись на следы обвала. Сдирая в кровь руки, оба принялись растаскивать камни – ох, и не легкое же было дело! Но еще хуже почувствовали себя парни, когда, разбросав часть валунов, обнаружили безжизненное тело Хельги. Похоже, у того были сломаны ребра, а из пробитого черепа сочилась темная кровь. Харальд бросился к другу, осторожно приложив ухо к его груди. Сердце юного ярла еще билось…

Горем и плачем наполнилась усадьба бильрестского ярла, когда Харальд с Ингви принесли тело его единственного сына. Страшная весть достигла ушей старого ярла еще до того, как в дом внесли Хельги. Ведь Харальд и Ингви тащили свою невеселую ношу вдоль ручья, где из проруби рабы таскали воду, в проруби, мимо огородов, где женщины выбивали толстые шерстяные покрывала, мимо сараев, где тоже народу было в избытке.

Сигурд встретил процессию, как и подобает ярлу – спокойно и с большим достоинством. Морщинистое лицо его обрамляли длинные волосы, совсем белые, такая же борода спускалась до самого пояса. Ярл опирался на резной посох и постоянно кашлял. На шее блестел золотой амулет, изображавший Слейпнира – восьминогого коня Одина. Тяжелое дыхание старого ярла со свистом вырывалось из груди. Глаза его, блеклые и ничего не выражающие, вдруг взорвались огнем надежды, когда старик понял наконец, что единственный сын его, Хельги, все-таки еще не умер.

– Лекаря! – стукнув посохом, вскричал старый ярл. – Самого лучшего лекаря. Я знаю одного такого, он живет у Рекина. Сам лично поеду.

Приехавший лекарь лишь покачал головой, осмотрев Хельги. Все бы ничего, если б у сына ярла были только сломаны ребра. Но вот эта дыра в черепе… Неплохо было бы принести хорошую жертву богам.

Жертву…

Сигурд-ярд усмехнулся. Уж об этом он и без приезжего лекаря догадался, и не один он. Велел заколоть лучшего коня, эх, какой конь был, да что конь… Разве такую жертву ждут боги?

– Нужно принести в жертву раба. – Посоветовал приблуда Хрольв. – Вон, хоть Трэля Навозника. – Он кивнул на юного раба, подкладывавшего в очаг хворост. – Все равно туп и никому особо не нужен.

– О чем ты говоришь, Хрольв? – Старый ярл осуждающе взглянул на Хрольва. – Ты предлагаешь принести в жертву за моего сына самого никчемного? Значит, вот как ты относился… относишься к Хельги?

– Т-т-ты его не т-т-так понял, ярл, – вступился за Хрольва Дирмунд Заика. – 3-з-знаешь ведь, что Х-х-хрольв не очень-то силен н-на язык.

– А как же мне его понять? – Невесело усмехнулся Сигурд. – Это ведь он предложил в жертву Навозника. Надо же, догадался.

– П-п-постой сердиться, Сигурд. – Покачал головой Дирмунд. – Г-г-говорят, в своей стране Трэль Н-н-навозник был сыном знатного человека, п-п-посмотри на его амулет.

– Что же его до сих пор никто не выкупил? – Язвительно усмехнулся подошедший Ингви.

– С-с-слишком далеко его с-с-страна, – парировал Заика. – И п-п-притом, интриги.

Старый ярл внимательно посмотрел на него. В блеклых глазах старика появилось одобрение.

– А ты не глуп, парень, – похвалил он Дирмунда. – И эта затея с рабом, думаю, не очень плоха, только убить его надобно с амулетом, надеюсь, он его еще не потерял.

– Думаю, что не потерял. – Ухмыльнулся Хрольв, протягивая руку к рабу, корпевшему над очагом. В тот же миг прямо в лицо ему полетела горящая головня, а Трэль Навозник, оттолкнув старого ярла, перепрыгнул через очаг, и, сбив на ходу пару светильников, выскочил из дома.

– Держите, держите его! – заорал Ингви.