А юному сыну Сигурда-ярла совсем вскружило голову предчувствие будущей славы. Да и, надо сказать, большую роль в этом сыграл и сам старый ярл. Уж как он радовался, когда Хельги оказался лучшим из молодых воинов, хоть, конечно, и не очень-то далеко ушел от того же Фриддлейва, а в чем-то от него и отстал, но, тем не менее. По такому случаю, Сигурд вытащил из сундука серебристую кольчугу-бирни и торжественно вручил ее сыну:
– Носи в битвах, и пусть гордится тобою весь твой род и верная дружина!
– Аой! – дружно выкрикнули присутствующие при этом событии родичи, они же – «верная дружина» в лице Харальда Бочонка, Снорри и Ингви. Облачившись в кольчугу, Хельги накинул на себя алый английский плащ и совсем стал похож на удачливого морского конунга. Посмотрел свысока на товарищей детских игр, сбросил плащ на руки Снорри… Ингви с Харальдом усмехнулись, переглянувшись. А Хельги ничего не заметил, вернее, не хотел замечать… Звезда, тролль его забери!
Уже ближе к вечеру он выехал из усадьбы, направляясь обратно в кузницу Велунда. Честно говоря, выехал неохотно – ну, чему еще-то мог его научить старый кузнец? Подъезжая к ручью, оглянулся полюбоваться водопадом, пошарил рукой у седла… Плюнул досадливо – надо же, угораздило забыть суму. Так ведь у очага и оставил, нет, чтоб набросить через плечо… а, хотел ведь еще приказать кому-нибудь из слуг, чтоб донесли ее до коня, да забыл, собой, красивым, любуясь.
Приподнявшись на стременах, Хельги оглянулся в поисках кого-либо из слуг – послать за сумой. Вот, кажется, пробежал Трэль Навозник… Крикнуть? Нет, далеко, все равно не услышит… да и исчез он уже из виду. Видно, ничего не поделаешь, придется возвращаться – в сумке изящный костяной гребень, подарок Сельмы, да кое-что из мелочи – выпаренная морская соль, чеснок и тому подобное – что просил привезти Велунд.
Быстро проскакав в ворота, сын Сигурда-ярла спрыгнул с коня и вбежал в дом. Сразу навалилась тьма – после солнца-то! – хотя и горели светильники, да и в очаге билось пламя. Чья-то тень мелькнула в сторону, скрылась за покрывалом. То ли Сигурд вставал за чем-нибудь, то ли кто-то из молодых… хотя, вряд ли – те все за рыбой ушли. А вот и сума, да, там и лежит, на лавке, где оставил. Перекинув ремень через плечо, Хельги перебросился несколькими словами с вошедшей сестрицей Еффиндой и, простившись, выбежал во двор. Белый конь его призывно заржал, увидев хозяина. Хельги погладил его по холке и вскочил в седло. На этот раз ехал медленно, справедливо рассудив, что торопиться-то особо некуда, на кузницу Велунда он так и так успеет к ночи. Вокруг ярко светило клонившееся к закату солнце, выплеснув на спокойные воды фьорда блестящую золотую дорожку. Низвергающийся со скалы водопад – полупрозрачный и мутнозеленый – с грохотом поднимал тучи разноцветных брызг – розовых, изумрудно-бирюзовых, палевых. Слева от водопада, у причала, копошился какой-то человек в синем богатом плаще – присмотревшись, Хельги узнал узколицего ирландца Конхобара – видно, готовил лодку. Интересно, куда это собрался, на ночь глядя? Куда? Хельги усмехнулся: ну, ясно, куда. Наверняка на остров Раун, что в устье фьорда. Видно, и вправду, кружат неподалеку хищные драккары Хастейна Спесивца. А что если… Что если проследить за Ирландцем? Проследить… Но ведь тот далеко не дурак и сразу заметит чужую лодку, спрятаться-то на пути негде. Впрочем, зачем прятаться? А что если просто опередить Ирландца? Да, но куда там спрятать лодку – тоже ведь негде… Обычную лодку – негде, а вот лодку саамов из нерпичьих шкур вполне можно легко вытащить на берег. У кого же была такая лодка… Ха! У кого – да у малыша Снорри!
– Лодка? – Снорри как раз собирался плыть и уже нес весла. – Да, возьми, если тебе нужно.
Хельги молча забрал у паренька весла, уселся в лодку и быстро отплыл, забыв на берегу суму с поклажей. Даже не поблагодарил Снорри, словно тот сделал что-то само собой разумеющееся, за что и благодарить не надо. Лодка пошла быстро – легкая оказалась, увертливая, правда, можно было в любой момент перевернуться, поставив низкий борт по волну, но Хельги быстро приноровился и знай себе работал веслом. Раз-два, раз-два, раз… Пробегали мимо скалистые берега и спускавшиеся кое-где прямо к морю низменности, покрытые ярко-зеленой травой с желтыми веселыми одуванчиками, да впереди слепило глаза такое же веселое оранжевое солнце. Хельги тоже улыбался, радуясь прекрасному дню, солнцу, свежему морскому ветру… ну и себе, любимому, вернее – своему статусу. А на берегу, у причала, смотрел ему вслед белоголовый малыш Снорри, смотрел, не отрываясь и глотая вот-вот готовые брызнуть слезы. Слезы обиды. Малыш Снорри… Напрасно уже прозывали его Малышом, впрочем, похоже, это прозвище так и прилипло к нему, как к Ингви – Рыжий Червь, а к Харальду – Бочонок. Вовсе не напоминал теперь Снорри того сероглазого наивного пацаненка, каким был еще год назад. За год он вытянулся – уже доставал Хельги почти до уха, а Харальда – так и вообще перерос – окреп, так, что чувствовалось, как играют под кожей мускулы, да и оружием владел теперь, пожалуй, не хуже других, а что касается пращи и лука – так, может, еще и получше. Рад был Снорри, что принял самое непосредственное участие в зимних игрищах молодых, рад был новым друзьям, из которых лучшим считал Хельги, сына Сигурда-ярла. Вот только Хельги, похоже, теперь так не считал…
Подождав, пока саамская лодка не превратится в еле заметную точку, Снорри сглотнул слюну и, подхватив оставленную Хельги суму, нехотя побрел в усадьбу. Нехотя – потому что знал: в усадьбе нет никого, кроме старого ярла, слуг и хозяйки Гудрун, да и те вскоре собирались в священную рощу – принести богам кое-какие жертвы да пообщаться с соседями, что тоже обещались подъехать. Все остальные были кто-где. Кто на охоте – те на несколько дней отправились, а кто ловил рыбу артелью – эти должны были вернуться к ночи. Снорри не пошел ни с теми, ни с другими, было у него одно деликатное дело в усадьбе – раб Трэль Навозник обещал третьего дня подарить ему щенка. Крепкого, белозубого, лохматого – Навозник слыл среди слуг большим специалистом по собакам, и Снорри очень на него надеялся – хоть один верный друг будет – пес.
Разминувшись по пути с Ирландцем, Снорри свернул к огородам – поискать Трэля Навозника. На огородах того не было, как не было и в коровнике, и в овине, и у амбаров, и в доме. Остальные слуги лишь молча хлопали глазами. Откуда им знать, где рыщет этот безобразный Навозник? Вроде бы хозяйка Гудрун посылала его на верхние пастбища, а может, и еще куда. Да что с ним сделается, с рабом? Жрать захочет – явится к ночи, а сгинет где, так туда ему и дорога.
Дождавшись, когда Снорри Малыш скроется за каменной оградой усадьбы, Конхобар Ирландец свернул от причала влево, к водопаду, где, прямо у скал, начинались желтоватые заросли дрока. Кусты шевельнулись, словно Ирландца здесь давно уже поджидали, и между ветками показалась озабоченная длинноносая физиономия Дирмунда Заики.
– Все сделано. – Спускаясь к кустам, кивнул Ирландец. – Там точно будут люди со всех хуторов?
– Т-точно. – Кивнул Заика. – К-как раз у священной рощи. И Хельги м-мимо н-не проедет.
– Запомните, ожерелье на самом дне. И не ройтесь там сразу, дайте сначала выступить хозяйке Гудрун, думаю, она уже должна туда подъехать.
– Д-да з-знаю. – Отмахнулся Заика. – 3-забирай с-своего Н-н-навозника.
Нагнувшись он пнул ногой связанного по рукам и ногам раба, лежащего навзничь в кустах, прямо у копыт пегого конька Дирмунда.
– Поможешь донести до лодки?
– В-вот еще! Руки м-марать.
– Что ж, видно, придется самому.
Пожав плечами, Конхобар Ирландец ловко перекинул связанное тело через плечо и быстро понес к лодке, привязанной к камням здесь же неподалеку. Дирмунд Заика посмотрел ему вслед, сплюнул и, взгромоздясь на конька, быстро затрусил к лесу.
Вытащив лодку, Хельги спрятал ее в кустах и быстро пробрался на вершину скалы, где и затаился среди серых камней, укрывшись сосновыми ветками. Всполошившиеся было птицы скоро перестали галдеть – сын Сигурда-ярла лежал недвижно, он умел ждать. Впрочем, ждать оказалось недолго. Не успел еще край солнца коснуться морской глади фьорда, как послышался шум упавших камней и чьи-то ругательства. А затем, на вершине скалы показался из-за камней узколицый Конхобар Ирландец. Он был не один – употев, тащил на себе тощую худенькую фигуру, в которой, присмотревшись, Хельги тут же узнал раба Трэля Навозника. Зачем Ирландец притащил сюда раба – сыну Сигурда было вполне ясно: за тем же, зачем и барана когда-то – принести в жертву. Да и все последующие действия Ирландца не оставляли никаких сомнений в его гнусных намерениях. Не развязывая раба, Ирландец, разорвав, стащил с него рубаху и сделал на плечах два надреза острым широким ножом. Навозник поморщился и высказал в адрес Ирландца несколько самых мерзких ругательств, о которых Хельги в своем укрытии едва не захохотал во весь голос, да вовремя удержался. Уязвленный Конхобар в ответ злобно пнул Трэля ногой и пообещал в случае повторения подобных слов первым делом отрезать тому язык. Навозник лишь невесело усмехнулся – похоже, он представлял теперь, зачем его сюда привезли, потому как несколько притих – видимо, обдумывал, как лучше поступить. Тем временем Ирландец не терял времени даром: вымазал в крови жертвы собственный лоб и щеки, разжег костер, используя старый трут, и, вытащив из-под камня какие-то железные крючья, принялся калить их на огне, вполголоса напевая что-то незнакомое, но, видимо, торжественное. Хельги с любопытством следил за всеми этими приготовлениями и реакцией на них Навозника. Надо сказать, тот вел себя вполне достойно, как настоящий викинг: не выл, не орал и не просил пощады. Лишь темные глаза его побелели, когда Ирландец резко ткнул ему в грудь раскаленный крюк.
