Литмир - Электронная Библиотека

И вслед за отрядом мужики потянулись к барской усадьбе. Тут же кто-то пустил слух, что мол, это банда разбойников, которая собирается грабить Погремцовку, в особенности барскую усадьбу. Некоторые из мужиков хотели подсобить разбойникам, а иные осуждали их и хотели мчаться на лошади в Калугу, дабы просить помощи супротив супостатов.

Кто-то из селян, некогда услышав новое красивое словцо, брякнул, что отряд сей – не разбойники, а карбонарии. А так как большая часть крепостных и слыхом не слыхивала о карбонариях, то и вовсе растерялась: чего, мол, делать то с энтими карбонариями? – ждать али топором рубить?

Окружив усадьбу, крестьяне с удивлением увидели, что карбонарии весьма почтительно разговаривают с барской домашней прислугой, а затем и с Марией Ивановной, которая самолично вышла их встретить.

Пожилой крестьянин, хорошо помнивший события двадцатилетней давности, высказал другую версию: мол, сбежал Наполеон с острова, на котором его держали супротив воли, и желает таперича укрыться у барина, Дмитрия Федоровича… Тотчас подскочил другой крестьянин, который божился, что лично видел, как Бонапарт вылезал из коляски… Правда селяне не поинтересовались у всезнающего собрата: где он ранее видел Бонапарта? и как безошибочно разглядел его в рассветный час?

Наконец к крестьянам вышел управляющий, объявив, что приехали люди графа Астафьева и полицейские из Калуги, дабы ловить разбойников, напавших на Дмитрия Федоровича.

Крепостные выслушали, переминаясь с ноги на ногу, посетовав на то, что отродясь в здешних местах разбойников не было, а таперича появились, знать не к добру…

И разошлись по избам.

* * *

Наташа почти не спала, а лежала на кровати в полудреме. Глаша, как и было приказано, сидела подле нее, не спуская глаз с молодой барыни, но сон и бурные события прошедшего дня сказались: горничная задремала.

Наташа очнулась от голосов, доносившихся со двора. Первой мыслью, посетившей ее прелестную головку, было: «Боже мой! Схватили Константина… Нет только не это…»

Она вскочила с кровати и бросилась к двери. Глаша спохватилась, и откуда столько прыти взялось, перегородила барышни дверь своим упитанным торсом.

– Не пущу, Наталья Дмитриевна. Барин не велели-с…

– Ах, так! Значит, ты теперь на стороне моего папеньки-тирана!

Глаша, тяжело пережив прошедший день, понимая, что произошло, решительно ответила:

– Нет, барышня, – не на его. Но все равно не пущу. Идите спать.

Наташа надула губки и села на кровать.

– Все, все против меня. Удавлюсь, но не пойду за графа…

Глаша перекрестилась.

– Чего удумали, Наталья Дмитриевна. Грех-то какой!

– А не грех дочь единственную за старика отдавать? А, Глаша, скажи!

Горничная замялась, она искренне сочувствовала молодой барыне.

– Да, Его Сиятельство слишком стары для вас.

– Вот, даже, ты это понимаешь! Но только не мой папенька, впрочем, как и маменька…

Наташа вздохнула.

В дверь постучали. Глаша произнесла шепотом:

– Вы ложитесь в постель, будто спите, а я открою.

Она отодвинула дверную задвижку, в комнату вошла Мария Ивановна.

– Глаша, разбуди Наталью, с ней желает говорить полицейский следователь.

Глаша перепугалась и не могла произнести ни слова. Наконец она выдавила из себя:

– З-а-ачем, барыня?

– Не твое дело! Буди, да поскорее! Мы ждем ее в гостиной внизу.

Мария Ивановна удалилась.

Наташа все прекрасно слышала, она села на кровати:

– Глаша, я боюсь… Чего они от меня хотят?

– Не ведаю, Наталья Дмитриевна. Может допрос учинят: иначе, зачем следователь пожаловал?

– Так и есть допрос. Но я буду молчать. – Неожиданно Наташу осенило: – А тебя уже допрашивали?

– Нет, когда же! Следователь только прибыли-с…

– Глаша, умоляю, не губи меня! Ничего не говори про поручика и письма, что ты передавала.

– Наталья Дмитриевна, я бы и так не сказала. Неужто, вы думаете, что хочу быть выпоротой розгами на глазах всей усадьбы? Или того хуже, отправит меня барин на скотный двор свой век доживать. Нет, не скажу…

* * *

Наталья спустилась в гостиную. За овальным столом сидела маменька, словно каменное изваяние, папенька с заплывшем лицом и некто, видимо полицейский-следователь.

Родители молодой барышни не проронили ни слова. Разговор начал полицейский, он откашлялся и пригласил Наташу присесть. Та села напротив маменьки, надеясь на ее родительскую и женскую поддержку. Но еще раз взглянув на свою родительницу, поняла: выпутываться из скверной истории придется самой, никто не поможет…

– Так-с, любезная Наталья Дмитриевна, – следователь вперился в девушку своими маленькими цепкими глазками. – Для начала представлюсь: зовут меня – Петр Петрович Звягинцев, я – следователь уездной полиции.

Наташа кивнула.

– Чем обязана? – спросила она, стараясь быть как можно более уверенной.

Следователь усмехнулся.

– Сударыня, вы, вероятно, знаете, что вечером сего дня… простите, прошлого дня напали на Дмитрия Федоровича, вашего батюшку. И по нашему разумению вы знаете, кто это сделал.

– Отчего же? – Наташа удивленно вскинула брови и взмахнула ресницами.

Увы, но на следователя сие поведение не подействовало должным образом, он продолжал задавать весьма неприличные вопросы.

– Итак, сударыня, вы утверждаете, что не знаете человека, напавшего на Дмитрия Федоровича?

– Нет не знаю! – Наташа не справлялась с эмоциями, они захлестнули ее. – Но Ко… – невольно она чуть не навала имени своего возлюбленного. – Поверьте, он только защищался!

– Ах, вот как! Этот таинственный «Ко», говорите вы, защищался… Так-с. «Ко»… Это может быть: Коленька, Костенька… Круг подозреваемых сужается. Просто прекрасно!

Наташа поняла, что совершила оплошность и чуть не заплакала от обиды. Она с надеждой посмотрела на маменьку, но та сидела, словно в «рот воды набрала».

Неожиданно раздался дикий крик и топот:

– Нашли, барин! Нашли!

В гостиную влетел Пантелемон, вытянув перед собой руку, в ней явно что-то было.

– Што там? – поинтересовался Дмитрий Федорович, шепелявя, так как отек распространился и на верхнюю губу.

– Покажите! – приказал следователь.

Пантелемон протянул ему свою огромную лапу и разжал. Перед взором Звягинцева предстала медная пуговица, явно от военного мундира. Он взял ее и внимательно рассмотрел.

– Ага, вот и первая улика!

Наташа замерла, словно боясь услышать имя своего рыцаря, правда так бесславно покинувшего поле боя.

– Что это? – спросила Мария Ивановна.

– Это пуговица от мундира, – пояснил Звягинцев. – И сдается мне от гусарского.

У Наташи все похолодело внутри, она почувствовала, что теряет сознание.

– Прекрасно… – прошамкал Дмитрий Федорович. – Думаю, сударь, што вам, как профессионалу своего дела, не составит труда найти сего супостата.

– Конечно. Гусарских полков под Калугой не так уж и много. Устроим дознание, и дело будет закрыто. И пойдет этот шустрый малый в арестантские роты.

От последних слов Наташа чуть не лишилась чувств.

* * *

Петр Петрович Звягинцев остался доволен первыми результатами расследования. По крайней мере, появилась ниточка, за которую он может потянуть, а там, глядишь и весь клубок-то и распутается.

Не успела Глаша увести почти лишившуюся чувств Наталью Дмитриевну, как в гостиную вошел сам граф Астафьев, занимавшийся тем, что еще с одним отрядом из пяти человек, на всякий случай прочесывал окрестности. Но, увы, результатов – никаких.

Когда граф увидел своего друга, он прямо-таки и осел на стул.

– Господи, Дмитрий Федорович! Ну как, вы себя чувствуете?

– Спасибо, отвратительно… Глаз болит, говорить больно, голова кружится…

– Вам бы полежать, дорогой мой… – посоветовал граф.

– Какой уж там – полежать! На том свете все полежим! – воскликнул Дмитрий Федорович и чуть не расплакался от боли, пронзившей лицо.

8
{"b":"222171","o":1}