– Вертолёт, – пояснил Симон. – Ищут, куда высадить засаду.

Я испугался:

– А вдруг полетит в нашу сторону?

– Возможно, – так же равнодушно сказал Симон.

Вертолёт покружил и скрылся за гребнем.

– А теперь быстрее! – прошипел Симон, вздёргивая меня на ноги. – Надо переждать, пока не улетит к другим перевалам. Ледник замаскирует тепловой след, но у них есть фотоэлектронные датчики движения. И, конечно, бинокли.

Я вяло удивился эрудиции монаха – с чего это он изучал технику для слежения? – но встал и поплёлся за Симоном.

Под скалами проходила еле заметная тропка, и лежали большие валуны, под бок одного мы и забрались. Что-то меня обеспокоило…

– А почему тропа мало хожена? – наконец сообразил я. – По ней ведь много туристских групп должно проходить к перевалу.

Симон глянул на меня, и в глубоко посаженных глазах мелькнул зелёный огонёк.

– Этот перевал… посещается редко, – наконец сказал он.

– А мы пройдём? – встревожился я. Читал описания сложных перевалов, без специального альпинистского снаряжения там делать нечего.

Странный монах медлил с ответом, а потом вдруг повернул голову.

Вибрирующий гул наполнил ущелье. Тёмная туша вертолёта с обманчивой лёгкостью выплыла из-за гребня, повиснув над грязной поверхностью ледника. Я сжался, а машина поводила тупым носом, будто принюхиваясь, и я различил даже лица пилотов за ромбовидными стёклами.

Симон потащил меня глубже под валун.

– Мы на фоне нагретой солнцем скалы, – прошептал мне в ухо. – Аппаратура нас не видит.

А я и не понял, почему мы втиснулись между скальным откосом и валуном.

Вряд ли нас легко было различить среди камней ледниковой морены даже в бинокль. Вертолёт недовольно взревел, наклонился и ушёл вниз между скальными гребнями.

– Пошли! – дёрнул за рукав спутник.

Мы двинулись вверх по наклонной террасе. Вскоре трава поредела, а тропа потерялась на камнях. То и дело приходилось взбираться на скальные уступы. Я недоумевал: к знакомым мне перевалам вели чуть ли не дороги, выбитые ботинками бесчисленных туристов. Ледник тянулся слева и приобрёл заметный уклон, а зеленоватый лёд рассекли трещины.

Наконец мы вышли на небольшую площадку. Вверху высились две скальные башни, словно остатки разрушенных зданий, а между ними спускался длинный снежный язык. Слева творилось что-то неладное: над бездонными трещинами громоздились ледяные утёсы.

– Не останавливайся, – буркнул монах и в своих чудных гамашах стал ловко взбираться по крутому склону. Я вздохнул и пошёл следом, вбивая ранты ботинок в подтаявший снег. Порыв холодного ветра коснулся волос.

Сзади донёсся механический гул. Я в очередной раз воткнул ледоруб в снег и, держась за холодный металл головки, оглянулся.

Мы поднялись уже высоко. Слева от нас ледяная река стекала к серым осыпям и бесчисленным зелёным холмам, а над горным пейзажем блистали облака, словно ещё одна снежная цепь.

И как уродливый чёрный лыжник, с этих призрачных гор к нам скользил вертолёт!

– Всё-таки углядели, – недовольно сказал Симон.

Мы застыли, по крутому склону не побежишь.

Вертолёт подплыл совсем близко – от грохота винтов заложило в ушах, белые вихри понеслись по снегу, и моё лицо закололи снежинки. За стёклами маячили лица, кто-то выставил руку в окно и красноречиво потыкал пальцем вниз.

– Не дождётесь! – зло крикнул монах.

Вряд ли его услышали, но под днищем угрожающе сдвинулись в нашу сторону сдвоенные стволы. Оттуда вылетела череда вспышек, снег повыше с грохотом взорвался, и я едва успел закрыть глаза: по щекам больно секанул ледяной град.

Пулемёт!

Меня прошиб холодный пот: вот и конец! Уж лучше сидел бы в этом проклятом санатории.

Но вертолёт неожиданно развернулся, тугая волна воздуха едва не смела нас со склона, а машина стала быстро проваливаться.

– Высадят группу захвата, – прокричал Симон, едва гул стих. – Хотят взять живыми.

Ну и ладно, мне уже было всё равно. Колени ослабели, я стучал зубами, а промокшая майка липла к телу. Но Симон повелительно указал вверх, и я нехотя сделал шаг.

Их оказалось слишком много, этих шагов. Я едва не утыкался носом в снег, ноги то и дело соскальзывали, противно дрожа. Один раз я глянул вниз, но лучше бы этого не делал: едва не сорвался в головокружительную пустоту. Всё же успел заметить, что вертолёт сел на ровном участке ледника – чёрная клякса в белой бездне, – а вокруг копошится несколько фигурок. Я повис на ледорубе и стал ошалело подтягиваться дальше.

Наконец склон стал положе, и я обрадовался, но тут что-то противно просвистело возле уха.

– Стреляют, – спокойно сказал Симон и покопался в снегу. – Быстрее!

Перегиб склона на время скрыл нас, и монах протянул ладонь. На ней лежала странная пулька с концом в виде иглы.

– Наверное, что-то снотворное, – дрожащим голосом предположил я.

Симон равнодушно кивнул и оборонил пульку в снег.

– Ты представляешь для них ценность, убивать пока не хотят. Но вряд ли это профессионалы, если бы в кого-нибудь из нас попали, вниз долетел бы только мешок с костями.

Про «мешок с костями» мне не понравилось, но тут мы сделали последние шаги и оказались на площадке.

Стыдно признаться, но я издал жалкий писк. Вместо ожидаемого перевала я увидел жуткое сверкание льда, чуть не вертикально уходящего к небу. Нагромождение ледяных утёсов, а между ними голубые и чёрные тени. Будто исполинская лестница из расколотого льда вела к призрачно нереальной кромке снегов.

– Что это? – сипло спросил я.

– Адишский ледопад, – в голосе монаха прозвучало странное восхищение. – Самый большой на Кавказе.

– Мы тут не пройдём, – уныло сказал я.

– Пройти можно, – не согласился Симон. – Если подняться выше, то можно перейти на скалы, а потом траверсировать склон Катынтау.

– Катынтау… – мой голос упал. – Это же Безенгийская стена!

Безенгийская стена – самый высокий участок Главного Кавказского хребта. Скальные отвесы и грандиозные ледопады с юга, и двухкилометровая снежно-ледовая стена с севера. Все маршруты высшей категории сложности! Куда меня завёл Симон?

– Надо спешить! – глаза монаха под прямыми бровями приобрели цвет зеленоватого льда. – За нами гонятся опытные люди с альпинистским снаряжением.

Он повернулся и легко зашагал по снегу. Даже не проваливался при этом, и я вспомнил эльфа Леголаса из фильма «Властелин колец»…

– Надень кошки, – повернулся монах. – Снег слишком плотный.

Я прицепил кошки, хотя не видел большого смысла. Нас скоро догонят, альпинист из меня неважный. Вдобавок снежный склон сужался вверху, заканчиваясь клином под ледяными утёсами. Там нас и возьмут.

Всё же я потащился вверх, вбивая передние зубья кошек в снег и опираясь на ледоруб. Снова холод коснулся волос, и я понял, что это ветер переваливает через закованный в лёд гребень Безенгийской стены. Снежные флаги веяли там в вышине…

На подступах к серакам я оглянулся снова.

И испытал шок – четыре тёмных пятнышка уже приближались к площадке, где мы были недавно. Рассмотреть их чётко не удавалось: глаза резал свет, отражённый от ледяных глыб.

Ещё с десяток метров, и на нас упала холодная голубая тень – мы оказались у подножия ледяных утёсов.

– Постой здесь, – коротко сказал монах и пошёл в сторону по повисшему над пустотой ледяному гребню. Я даже ахнул.

Через минуту монах появился и со странной улыбкой подошёл ко мне.

– Держи. – На ладони у него лежал красивый фиолетовый цветок. – Это большая редкость.

Таких цветов я раньше не видел – нежно-фиолетовые лепестки и пушистая зелёная сердцевина. От цветка исходил тонкий аромат, что необычно для горных цветов.

А Симон замер, оглядывая ледяные утёсы, и лицо в голубоватом свете сделалось необычным – жёстким и мечтательным одновременно. Словно в храме, где вместо свечей на солнце горят ледяные острия.

Фигурки появились на площадке внизу, снова прозвучал выстрел, и на нас брызнули осколки льда. У меня ослабели колени.