Я, Третий историк кармпанской расы, в благодарность расе выходцев с Земли за оборону моего мира запечатлел здесь свое фрагментарное видение их великой битвы против нашего общего врага.

Это видение – крупица по крупице – сложилось из моих прошлых и нынешних контактов с разумами людей и машин. В чуждых разумах я зачастую сталкивался с образами и переживаниями, непостижимыми для меня, однако все увиденное мною – истина. И посему я правдиво запечатлел деяния и слова выходцев с Земли – великих, малых и рядовых, слова и даже тайные помыслы ваших героев и ваших предателей.

Оглядываясь в прошлое, я узрел, как в двадцатом столетии вашего христианского календаря ваши праотцы построили на Земле первые радиодетекторы, способные вслушаться в хляби межзвездных пространств. И в день, когда они впервые уловили шепот наших инопланетных голосов, долетевший до них сквозь чудовищную бездну, звездная Вселенная стала для всех земных народов и племен реальностью.

Они осознали, что их окружает настоящий мир – Вселенная немыслимо странная и грандиозная, быть может, даже враждебная, – окружает всех землян до единого, обратив их планету в крохотную пылинку. И подобно дикарям, жившим на крохотном островке и вдруг осознавшим, что за морями существуют громадные государства, ваши народы – угрюмо, недоверчиво, чуть ли не вопреки собственной воле – мало-помалу забыли свои мелочные раздоры и дрязги.

В том же столетии люди старой Земли сделали свои первые шаги в космос. И изучали наши инопланетные голоса, когда могли их расслышать. А когда люди старой Земли научились путешествовать быстрее света, они пошли на голос, дабы отыскать нас.

Наши расы, ваша и моя, принялись изучать друг друга с пристальным научным интересом, но притом с величайшей осмотрительностью и галантностью. Мы, кармпане, и наши старшие друзья куда пассивнее вас. Мы живем в разном окружении, и мысли наши устремлены преимущественно в разных направлениях. Мы не представляли угрозы Земле. Мы видели, что наше присутствие ничуть не стеснило землян; физически и интеллектуально им приходилось буквально вставать на носки, чтобы дотянуться до нас. Мы же пускали в ход все свое искусство, дабы поддержать мир. Увы и ах, ведь близился немыслимый день – день, когда мы пожалели, что не воинственны!

Вы, уроженцы Земли, отыскивали необитаемые планеты, где могли процветать под теплыми лучами солнц, чрезвычайно похожих на ваше собственное. Вы рассеялись по единственному отрезку одной ветви нашей медленно обращающейся Галактики, основав колонии – большие и малые. Вашим первопроходцам и поселенцам Галактика уже начала казаться дружелюбной, изобилующей целинными планетами, истомившимися в ожидании ваших мирных трудов.

Чуждая безграничность, окружавшая вас, казалось, не представляет ни малейшей угрозы. Воображаемые опасности скрылись за горизонтом молчания и безбрежности. И тогда вы снова позволили себе роскошь опасных конфликтов, несущих в себе угрозу самоубийственного насилия.

Планеты не связывал никакой свод законов, обязательных к исполнению. На каждой из ваших разбросанных там и сям колоний отдельные лидеры хитростью или силой добивались личной власти, отвлекая свои народы реальными или воображаемыми опасностями, исходящими от прочих выходцев с Земли.

Всяческие дальнейшие исследования были отложены, и именно в те самые дни, когда новые, непостижимые радиоголоса долетели до вас из дальних пределов за форпостами вашей цивилизации – странные голоса, несшие в себе семя смертельной опасности, оперировавшие только математическими категориями. Земля и земные колонии размежевались, их разделили подозрения, а взаимный страх повлек стремительное обучение и вооружение в предчувствии грядущей войны.

И именно в этот момент готовность к кровопролитию, временами ставившая вас на грань самоуничтожения, оказалась средством спасения самой жизни. Нам же, кармпанским наблюдателям, отстраненным обозревателям и созерцателям разумов, показалось, что вы несли сокрушительную мощь войны через всю свою историю, зная, что в конце концов она понадобится, что пробьет час, когда помочь не сможет ничто менее ужасное, чем война.

Когда же час пробил и наш враг явился без предупреждения, ваши неисчислимые военные флоты были уже наготове. Вы рассыпались, окопавшись на десятках планет, и вооружились до зубов. Именно благодаря вам некоторые из вас и некоторые из нас живы и по сей день.

Никакие наши кармпанские познания психологии, наша логика, проницательность и деликатность не дали нам ни малейшей пользы. А пускать в ход мастерство миротворцев, миролюбия и терпимости было бессмысленно, ибо наш враг не был живым.

Так что же есть мысль, если породить ее подобие способен даже механизм?

Машина являла собой чудовищный бастион, совершенно безжизненный, направленный своими давно умершими хозяевами уничтожать все живое. Она и ей подобные достались Земле в наследство от войны между некими неведомыми межзвездными империями, войны, разыгравшейся в незапамятные времена.

Одна такая машина, зависнув над планетой, освоенной людьми, могла за два дня обратить ее поверхность в выжженную пустыню, окутанную тучами пара и пыли в сотни миль толщиной. И эта машина только что проделала нечто подобное.

В своей целеустремленной бессознательной войне против жизни она не прибегала ни к какой предсказуемой тактике. Древние неизвестные стратеги построили ее в качестве случайного фактора, чтобы запустить на вражескую территорию ради причинения максимального ущерба. Люди полагали, что план битвы диктует хаотичный распад атомов в слитке какого-то долгоживущего изотопа, запрятанного глубоко внутри машины, и предсказать его не в состоянии ни один противостоящий ей мозг – ни человеческий, ни электронный.

Люди назвали эту машину берсеркером.

Дел Мюррей, в прошлом специалист по компьютерам, наделил бы ее множеством других имен, но сейчас ему было чересчур недосуг, чтобы сотрясать воздух попусту, – он метался туда-сюда по тесной кабине одноместного истребителя, лихорадочно меняя блоки аппаратуры, поврежденные во время последней стычки, когда ракета берсеркера едва не угодила в истребитель. Вместе с ним по кабине летало животное, смахивающее на крупного пса с обезьяньими руками, державшее в почти человеческих ладонях аварийные заплаты. В воздухе кабины висела дымка. Как только ее движение выдавало место утечки воздуха, собака-обезьяна бросалась туда, чтобы наложить заплату.

– Алло, «Наперстянка»! – крикнул человек в надежде, что радио снова заработало.

– Алло, Мюррей, «Наперстянка» слушает! – внезапно разнесся по кабине громкий голос. – Насколько близко ты подобрался?

Дел был чересчур измучен, чтобы выказать облегчение от того, что связь восстановлена.

– Скажу через минуточку. По крайней мере, он перестал в меня палить. Шевелись, Ньютон.

Инопланетное животное под названием «айян» – не только ручное животное, но и помощник – покинуло свое место у ног человека, целеустремленно двинувшись латать корпус.

Поработав еще с минуту, Дел смог снова привязаться ремнями к противоперегрузочному креслу с толстой обивкой, установленному перед чем-то вроде панели управления. Последняя ракета, разминувшаяся с кораблем буквально на волосок, осыпала кабину градом мельчайших осколков, превратив обшивку в решето. Просто чудо, что ни человека, ни айяна даже не оцарапало.

Радар снова заработал, и Дел сообщил:

– «Наперстянка», я примерно в девяноста милях от него. С противоположной стороны от вас.

Проще говоря, в той самой позиции, которую он стремился занять с самого начала космического боя.

Оба земных корабля и берсеркера отделяет от ближайшего светила половина светового года. Пока рядом находятся два корабля, берсеркер не в состоянии совершить скачок из нормального пространства, чтобы устремиться к беззащитным колониям на планетах этого светила. На «Наперстянке» всего два человека. На них работает больше техники, чем у Дела, но оба человеческих корабля по сравнению с противником – пылинки.