- К чему эти формальности, Диана? Ты мстишь, что я тогда не ответил на твое признание? Но ты же была ребенком!
- Не смей говорить об этом! - вспыхнула я, не удержавшись. - Ты никаких прав не имеешь на эти воспоминания.
В глазах его вспыхнула какая-то радость, но он сразу скрыл ее под маской печали:
- Это и мои воспоминания, мне тоже было нелегко.
Ощущение фальши в его словах разозлило - зачем он со мной вообще разговаривает, что в его душе, если подменяет искренность какой-то непонятной игрой. Что ему нужно? Давно не испытывала такого страстного желания врезать кому-то по роже. А ведь он ничего толком не сказал? Почему я-то, даже поняв, что любовь так и осталась в далеком прошлом, и ничего романтичного к нему больше не испытываю - почему так злюсь, выхожу из себя? Может, оттого, что своими лживыми фразами он словно втаптывал в грязь то прошлое, которое мне было дорого, независимо от последних событий? А может больно, что когда-то любила, а он... Только бы не показать это смятение, эту боль. Не смогу снова смотреть спокойно, как радуется мерзавец, словно получая власть надо мной.
Ну что ж. Оставалось только защищаться, а лучшая защита, как известно - нападение.
- Спасибо за лошадей, я была очень тронута твоим подарком.
- Ну что ты, - он все же немножко смутился, - ты была моей лучшей ученицей, и ты так их любила...
- Потом я узнала, - перебила я бывшего тренера, - что ты продал их матери очень дорого. И благодарность моя излечилась, как и чувства к тебе. Их не осталось, Глеб.
- Не смеши, я не знал, куда деваться от твоей любви. Разве такое забывается у вас, девчонок?
- Так ты знал? Знал до того, как я призналась? Какой же ты мерзавец!
Он нахмурился и надменно вскинул голову:
- Полегче, принцесса!... Ты никогда не была ни бедной, ни несчастной! Ты всегда получала на блюдечке всё, чего хотела! Стоило только раскрыть во всю ширь свои прекрасные зеленые глазки и посмотреть так особенно, как только ты умела, и все шли у тебя на поводу! - сколько презрения и злости вдруг прорвалось в его голосе.
- Какая чушь! Это я выполняла любое твое желание, я бегала ради тебя по всяким поручениям. Не передергивай!
- Ты и тогда была гордячкой, слова не скажи. Ты придумала любовь ко мне. И я пользовался, потому что иначе с тобой было нельзя. Да если хочешь знать, это твоя мать заплатила мне, чтобы я уехал. И я потерял всё! А мне дорога была моя жизнь на Земле и моя работа. И всё это из-за тебя, принцесса...
- Заплатила? - Боже, сколько еще откровений я сегодня услышу?! Только напрасно он пытается очернить мать - иллюзий по ее поводу я не испытывала уже давно. А вот ее поступок с Глебом по-настоящему удивил. Как же она, должно быть, переживала за меня, маленькую идиотку! Макаров все ждал ответа, и я оторвалась от неожиданно нежных мыслей о маме. - И ты что, не мог отказаться?
- От таких денег не отказываются, - вспыхнул он.
- О! Вот оно что! Жаль, что я не знала этого раньше, - даже голос мой смягчился, и я с удивлением увидела надежду во взгляде Глеба. Поняла, что нежность к далекой матери он принял за раскаяние по отношению к нему.
- А если бы знала? Теперь ты понимаешь, как я был унижен? Можешь понять, во что превратилась моя жизнь?
- Если бы знала, - как можно ровнее ответила я, - расцеловала бы свою маму за такой мудрый поступок. Подумать только, так любить свою дочь, что всё увидеть и не пожалеть сил и средств, чтобы избавить меня от такого опасного человека!
- Да ты... - его лицо пошло пятнами. В нем даже сдержанности никакой не осталось, когда он выругался сквозь зубы.
Я не успела прийти в себя от замешательства, а Глеб уже снова говорил спокойным, чуть ли не светским тоном:
- Давай забудем прошлое и начнем все заново! На этой планете у тебя новая жизнь и мы можем снова стать друзьями. Ведь у тебя пока не так много знакомых и я могу тебе быть полезен. Тебе понравится сафари, вот увидишь! Сейчас мы едем к одной долине, ветер удачный, там пасется стадо оленей, крупнее, чем на Земле, впрочем, вряд ли тебе приходилось видеть Земных. С коптера сообщили, что стадо все еще там. Это очень красивое зрелище.
- Ахиллес ведь твой хозяин? - невпопад спросила я. - Извини, прослушала, что ты говорил...
- Наниматель, - холодно поправил он. - А что?
- Встречаюсь с ним завтра, - наврала, чтобы что-то сказать. Пожалела, что вообще не прервала разговор в самом начале, ведь чувствовала, что не стоит с ним разговаривать.
В глазах Глеба промелькнул испуг, или мне привиделось? Он открыл рот, но ничего не сказал, сдвинул на затылок свою шляпу, оглянулся назад - на егерей. И пока управляющий пребывал в этой не свойственной ему растерянности, я воспользовалась моментом, что бы удрать. Находится и дальше рядом с ним казалось совершенно невыносимо.
- Я проеду вперед. Надо поговорить с Сержем.
Глеб промычал что-то похожее на согласие, потеряв внезапно всю свою говорливость, и я пришпорила Казанову, посылая жеребца вперед.
Чувство огромного облегчения чуть восстановило душевное равновесие, когда я достигла вездехода и поскакала справа от него. А с открывшейся в сердце раной справлюсь позже, когда останусь одна. Я ведь смогу просто не думать об этом! Отключить эту часть души...
Ребята обрадовались мне, и их улыбки, смех, подколки по поводу скачки на ранчо так сильно отличались от разговора с Макаровым, что внутри что-то щелкнуло, и зажатость ушла, словно я вырвалась из душного помещения и снова могла дышать полной грудью свежим и таким 'вкусным' воздухом.
Даже Марату, мрачно назвавшему меня 'сумасшедшей девицей', почему-то обрадовалась и ничуть не обиделась.
- Серж! Постарайся заснять всё, что возможно, ладно? - попросила я Моретти. Потому что поняла вдруг - никогда, никогда больше я не хочу встречать Глеба на своем пути, так что второго сафари не будет!
Серж хотел съязвить, но встретившись со мной взглядом, передумал:
- Слушаюсь, сеньорита! Ди, глотни-ка воды, - он протянул мне свою флягу, и пока я послушно пила, ощутив вдруг нешуточную жажду, перехватил повод Казановы.
- Спасибо, очень вкусно! Это что? - я вернула флягу и снова отобрала у него повод.
- Капелька рома и две капли терника, - подмигнул итальянец.
- А-а! - внутри разливалось приятное тепло. Скорее всего, там было больше, чем упомянутые капельки.
- Ди, хватит геройствовать, залезай к нам, - попросил Марат, подвинув в сторону что-то, накрытое брезентом, - места хватит.
- Да, Ди! - поддержала его Рысь, - Казанову можно поместить в фургон, он достаточно вместительный. Ты... не сердишься? Я перепутала...
- Нет-нет, Оль, - перебила я взволнованную девушку, - что ты! Казанова просто чудо!
Конь фыркнул, мотнув головой, выражая пренебрежение к такому эпитету.
Рысь заулыбалась:
- Стас мне сказал, что сам его объезжал, - она мотнула головой в сторону водителя, - только жеребец кроме него никому не позволял на себя садиться. А Стас лучший объезчик и вообще большой молодец!
- Рысь, я все слышу, - проворчал водитель, - заканчивай меня нахваливать!
Но неугомонная девчонка лишь махнула на него рукой. Потом перелезла поближе ко мне и тихонько добавила:
- После несчастного случая с Палычем, я думала, Ахиллес именно его сделает управляющим. Да все так думали, не только я. Но почему-то наш шеф выбрал Глеба.
Ого, какие интересные сведения. Я присмотрелась к Стасу, но видны мне были только его широкие плечи, да небритая щека. Молодой совсем, тридцати нет. А Глебу, если правильно помню, уже тридцать четыре. Но ведь не возраст тому причиной. Пообещала себе, что спрошу Ахилла.
Но сейчас не место и не время об этом разговаривать, и я огляделась в надежде найти повод, чтобы сменить тему.
- Что это за ящики? - кивнула на здоровые коробки, с которых сбился тент. Они и правда заинтересовали странной маркировкой.
- Какая разница? - пожал плечом Марат. - Любопытство сгубило кошку. Э-э, я шучу, Ди. Серж, глянь что там, самому интересно. Стас, вы не против?
