Богданов прибыл в Кабул в начале августа 1978 года вместе с начальником внешней разведки КГБ Крючковым и руководителем зарубежной контрразведки Олегом Калугиным, которые должны были составить соглашение о сотрудничестве советских спецслужб с руководителем афганской службы безопасности Асадуллой Сарвари. В ходе одной из первых встреч наедине с Амином как заместителем премьер-министра, новый представитель КГБ заметил наметившийся раскол между Амином и Тараки. Так как Афганистан официально еще не имел своей разведывательной службы, Богданов спросил Амина,[23] получит ли он санкцию на это от Амина или непосредственно от Тараки. Амин ответил, что недавно сформированная группа уже занималась вопросами разведки. И хотя это формально зависело от Тараки, Амин признал: «Я, как его заместитель, контролировал службу безопасности». Богданов понял, что если Амин еще не имел эффективного контроля над рычагами власти, то очень хотел их иметь.

Когда Богданов официально встретился с Тараки, то обнаружил, что афганский лидер больше заинтересован идеологией, чем борьбой с реальными силами, угрожавшими его власти. Когда Богданов сообщил Тараки, что недавно служил в Иране, афганский президент не без гордости заявил, что, должно быть, иранский шах был бы весьма недоволен, если бы узнал об этом — то есть о присутствии офицера КГБ в Афганистане. «Мы добились большего успеха, чем вы сделали в Иране, — заявил Тараки. — Мы осуществили нашу революцию, в то время как вы пробовали отговорить нас от этого»[24]. Правда, Тараки жаловался на то, что афганские женщины все еще продолжают носить паранджу, но обещал, что мечети все равно опустеют в течение года. Он также заявил о своем одобрении КГБ: «Мы знаем о вашей дипломатии. Мы рады, что вы здесь».

Амин, по-видимому, согласился с мнением Тараки, поскольку вскоре обратился за помощью в перестройке разведки по образцу КГБ. Богданов представил план, предполагавший обеспечение афганских спецслужб необходимыми технологиями, подготовкой и советским финансированием. Он включал в себя также создание агентства контрразведки в подчинении Министерства обороны Афганистана и пограничных войск в подчинении МВД. Амин в установленном порядке одобрил схему.

Несмотря на ярое желание афганского правительства, чтобы Москва помогла им советом и деньгами, Богданов был потрясен его подходом к модернизации. Позже он пришел к убеждению, что относительное спокойствие в стране было обусловлено лишь слабостью ее правительства. Из-за недостатка контактов с региональными лидерами, высокопоставленные должностные лица в Кабуле слишком мало знали о том, что происходит в провинциях. Амин сказал Богданову, что региональные губернаторы были в значительной степени вольны управлять своими феодальными владениями по своему усмотрению, лишь бы они платили налоги в казну. Большинство местных мятежей против центральной власти было спровоцировано или снабжалось преступными бандами.

Советы убеждали афганское правительство укреплять свою партию и, прежде всего, региональные низовые структуры НДПА, но у центральных властей не хватало сил даже для этого. Вместо этого правительство предпочитало создавать политические отделы для внедрения своей идеологии в армии, очень похожие существовавший в Красной Армии институт политработников или комиссаров,[25] осуществлявших власть Коммунистической партии среди нижних чинов и сержантов. С этой целью представители НДПА отправлялись в стратегически важные индустриальные и сельскохозяйственные районы, но большинство районов страны, несмотря на это, оставались предоставленными самим себе, а реформы правительства лишь подрывали его власть.

Из-за своих неуклюжих попыток модернизации и секуляризации страны, НДПА допустила ряд кардинальных ошибок в своей политике, как, например, нарушение свадебных церемоний, что является тяжким преступлением в культуре пуштунов. Партийные чиновники врывались в дома и оскорбляли местную элиту на глазах их семей, нарушая исламский кодекс, который запрещает гостям даже бросать взгляд на женщин из их семьи. Вмешательство в экономику также воспринимались как оскорбление. По закону обездоленным землевладельцам[26] было позволено иметь тридцать гектаров своей земли, то есть примерно семьдесят пять акров, однако участки выделялись часто слишком далеко от их дома, что отнюдь не способствовало развитию сельского хозяйства. Что же касается конфискованных земель, то часть из них была распределена между крестьянами, которые были слишком бедны, чтобы приобрести необходимый для ее обработки инвентарь и возделывать свои новые участки, не говоря уже об отсутствии орошения этих земель. Обсуждая эту проблему с министром внутренних дел Асламом Мохаммедом Ватанджаром,[27] Богданов прямо заявил, что сам был свидетелем растущего сопротивления, которое финансируется лишенными своих земель феодалами. Он сказал, что, по его мнению, страна катится к опасному гражданскому конфликту, который станет неизбежным, если НДПА не смягчит свою политику в этом вопросе. В скором времени Богданов изложил эти аргументы и своему руководству в Москве. Но понимания он так и не нашел.

Проблемы НДПА все усугублялись. Спустя год после Апрельской революции пуштунские племена создали несколько укрепленных баз для борьбы против нового правительства в восточном Гиндукуше, долина Кунар,[28] и в северо-восточном Бадахшане. По мере роста общего сопротивления жестокой политике правительства, солдаты также начали дезертировать из армии тысячами, захватывая с собой оружие.

В феврале 1979 года исламские экстремисты похитили американского посла Адольфа Дабса. Афганские войска по совету КГБ, но вопреки желанию Америки, все же ворвались в отель «Кабул», где террористы держали американского дипломата. Но в перестрелке Дабса случайно убили вместе с его похитителями. Вашингтон мало что мог сделать в ответ, кроме как ускорить решение о сокращении и без того небольшой помощи, которую США все еще продолжали предоставлять Афганистану.

В марте того же года протесты против правительственной кампании по преодолению неграмотности среди женщин перешли в открытое вооруженное восстание в западно-афганском городе Герат. Этот мятеж стал серьезным переломом в действиях оппозиции. Вместо того чтобы выполнить приказ правительства о подавлении восстания, 17-я дивизия Афганской армии взбунтовалась и присоединилась к мятежникам. Кабул потерял контроль над городом в течение всего трех дней. Мятежники захватили склады с оружием, а затем принялись выслеживать правительственных должностных лиц, советников из СССР и их семейства. Тела публично замученных и убитых потом насадили на пики и выставили на всеобщее обозрение.

Богданов узнал о восстании в Герате 14 марта 1979 года от советского посла Пузанова. Этот пожилой дипломат когда-то был влиятельным партийным функционером, премьер-министром Российской Республики,[29] наибольшей из пятнадцати республик Советского Союза. Он был отправлен на работу в Афганистан семь лет назад как на пенсию, когда должность посла в дружественной стране считалась синекурой. Но теперь Пузанов оказался втянутым в эти события с головой. Последние новости его очень обеспокоили. Советский торговый представитель в Герате позвонил ему и сообщил, что по улицам шествуют толпы мятежников и призывают жителей к избиению всех немусульман в городе. На этом связь оборвалась. Советский торгпред был убит толпой мятежников, а его жена была жестоко избита, хотя соседи спасли ее. Главный советский военный советник Горелов позже сообщил, что сторонники мятежа стекались в Герат из окружающих сельских районов. Пытаясь остановить толпу, армия открыла огонь; было убито несколько сотен гражданских жителей, прежде чем мятежные офицеры направили орудия танков на своих собственных солдат.