Он прислушался. На улице беспорядочно и восторженно кричали.

Оливер выглянул из окна:

— Опять беснуются. Повернулись к вашингтонской дороге и что-то орут…

— К вашингтонской дороге? — переспросил «Наполеон». — Уж не ждут ли они подкрепления? Были слухи о федеральных войсках в сорока милях отсюда…

«Наполеон» направился наверх, на свой наблюдательный пост. Остальные тем временем выкатили из пожарного сарая во двор повозку и бросали в нее ружья, револьверы, пачки патронов — все, что можно было увезти на одной лошади. Запрягли уцелевшего Рыжего. Мул дрожал и косился на ворота. Перед уходом негры позаботились о том, чтобы хорошенько запереть пленников: иначе те могли бы воспользоваться моментом и напасть с тыла.

— Капитан, оружие собрано, — доложил Андерсон.

— По местам! — скомандовал Браун. — Ружья наизготовку! Без команды не стрелять. Откройте ворота!

Оливер и «Наполеон» откатили в сторону пожарные машины, загораживавшие ворота, и отодвинули железный засов. У всех бойцов были напряженные лица — все понимали серьезность минуты. Раненые старались стоять без посторонней помощи. Глаза Оливера, не отрываясь, следили за отцом, стоявшим рядом с Коплендом. Лицо Брауна было озабочено. Он держал палец на спуске карабина, плечи его были подняты.

Скрипя на петлях, распахнулись ворота арсенала, и сразу навстречу бойцам завыли, зарычали бешеные голоса «сынов Виргинии»:

— Вот они! Бей их!

— Попались, голубчики!

— Долой аболиционистов! Бей негров!

— Подпустите их на сто ярдов, — командовал ясный голос Брауна. — Пли!

Почти одновременно с обеих сторон раздался залп. Тихая зеленая улочка наполнилась дымом, лязгом, стонами. Бился в оглоблях и вставал на дыбы раненый Рыжий. Повозка с оружием опрокинулась, и на мостовую посыпались ружья и револьверы. Все перемешалось, Красные лица с выпученными глазами ревели во всю мочь:

— Долой аболиционистов! Долой!

Пошли в ход штыки и сабли. Дерущиеся сошлись лицом к лицу, они скользили и падали среди разбросанного оружия, кровавых луж, поваленных заборов. Бойцы Брауна оттеснили своих противников в дальний конец улицы, к стене городского сада.

— Они бегут, — закричал вдруг Оливер. — Друзья, путь свободен! — Подняв высоко над головой ружье, он ринулся вперед. На минуту перед бойцами мелькнуло его тонкое, юношеское тело. Но грянул одинокий выстрел, и Оливер, беспорядочно взмахнув руками, упал ничком. Бойцы на минуту смешались. Джон Браун мгновенно подскочил к сыну и подхватил его на руки:

— Мальчик мой!

Эпизод обороны арсенала. Джон Браун и умирающий Оливер. (Рисунок из книги Редпаса).

Но предаваться отчаянию было не время. Капитан крикнул бойцам:

— Не останавливаться! Я сам понесу его… — Он легко взвалил на плечи безжизненное тело Оливера.

— Вперед, люди! Пробьемся к мосту.

Бойцы устремились вслед за бегущими в беспорядке виргинцами. Мост был уже совсем близко, уже слышно было, как шумит река. Уже бежали навстречу им, размахивая руками и крича что-го, Каги с товарищами.

Казалось, еще несколько шагов, и маленький отряд спасен. Но в это мгновение впереди произошла какая-то заминка. Бойцы услыхали восторженный рев врагов, и сейчас же из-за поворота показались синие мундиры солдат.

— Моряки! — в ужасе закричал Андерсон. — Мы пропали!

— Назад, — раздался холодный голос Брауна. — Это ловушка. За мной, друзья, в арсенал!

Он повернул обратно, придерживая на плече тело Оливера. За ним последовал весь отряд. Вдогонку бойцам неслись выстрелы и крики, но они не отвечали. Они стремились теперь к арсеналу, как к единственному убежищу, и только когда захлопнулись за ними обитые железом ворота, бойцы смогли оглядеться и пересчитать оставшихся в живых. Трое остались лежать там, на улице, и еще трое погибли в реке. Среди них был Каги, спокойный, умный Каги, бессменный секретарь капитана и верный его помощник.

Когда на мосту появились моряки, Каги устремился со своими людьми к железнодорожной насыпи: он хотел перейти в брод Шенандоа. Но на другом берегу уже стояли виргинцы, торжествующие, пляшущие, словно толпа людоедов перед пиршеством. Пули, как дождь, падали в воду. Каги снова повернул в реку и пытался идти по воде. Там, немного ниже по реке, были скалы, в которых можно было укрыться. Только бы добраться до них. Но в эту пору Шенандоа была мутна и омутиста. Каги оступился и начал тонуть. Лири бросился ему на помощь, но шальная пуля уложила его.

Каги утонул тихо, без борьбы и криков, медленно погружаясь в глубину.

Последним был мулат Копленд. Один из добровольцев подстерег его за обрывом у реки и напал на него с ножом. Копленд поднял было винтовку, но ему трудно было двигаться в намокшей одежде, и вскоре он оказался пленником виргинца.

На берегу вопили: «Линчевать его! Линчевать!» Когда победитель притащил свою темнокожую добычу, все уже связывали платки, чтобы сделать петлю и повесить мулата. И только прибывший полисмен спас его от линчевания. Он сказал, что жизнь мулата священна, ибо принадлежит верховному суду Соединенных штатов.

В арсенале теперь оставалось одиннадцать бойцов. У всех были бледные, но спокойные лица. Тид утирал рукой кровь и грязь со щеки. Джон Браун все еще не расставался со своей драгоценной ношей. Он бродил по двору, ища удобного места. Наконец, он выбрал уголок у стены, под большой магнолией. Туда он положил Оливера. Юноша открыл мутные глаза и увидел над собой блестящие, славно лакированные, листья.

— Папа, мы победили, правда? Мы в горах?

Отец склонился над ним:

— Да, да, Оливер. Спи, мой мальчик…

Он отвернулся и вытер платком влажный лоб.

— Капитан, федеральные войска уже у ворот, — подошел Хезлет. — Я думаю, придется сдаться…

— Мы не можем сдаться, — устало возразил Браун. — Наших негров ждет линчевание, да и нас не помилуют. Нужно думать о людях, Хезлет.

— А заложники, — напомнил Хезлет. — Мы еще можем их ценой купить себе свободу.

Джон Браун покачал головой.

— Дело зашло слишком далеко, — сказал он. — Моряки скорее согласятся пожертвовать несколькими здешними плантаторами, чем выпустить из рук нас. Впрочем, можно попытаться.

За стеной раздались звуки горна. Стрельба прекратилась. «Наполеон», выглянув, сообщил, что солдаты составили ружья в козлы и как будто собираются расположиться лагерем. Вдруг он сказал:

— Капитан, сюда идет офицер с белым флагом. Мне кажется, это — парламентер.

Джон Браун подошел к окну и выглянул наружу.

— Что вам угодно, сэр?

— Я бы хотел говорить с вашим командиром, — донесся высокий тенорок офицера. У него было круглое лицо с небольшой курчавой бородкой. Разговаривая, он нервно поправлял пелерину своей шинели.

— Вы говорите именно с командиром первого американского аболиционистского отряда. Мое имя — Джон Браун.

— Я явился сюда по поручению полковника Роберта Ли, командующего войсками Соединенных штатов в этом округе, — прокричал офицер. — Полковник предлагает вам сдаться. Вы окружены со всех сторон. У вас нет другого выхода.

Джон Браун быстро набросал несколько слов на клочке бумаги.

«Сообщаю вам мои условия. Мы берем наших пленных и вместе с ними переходим Потомакский мост, после чего отпускаем их на свободу. Только тогда мы сможем вести переговоры о захваченной нами государственной собственности.

Джон Браун. 18 октября 1859».

Парламентер быстро вернулся с ответным письмом полковника:

«Полковник Ли, главная квартира. Харперс-Ферри. 18 октября 1859.

Полковник Ли, командующий войсками Соединенных штатов, посланный президентом США для подавления восстания в этом округе, требует сдачи лиц, находящихся в здании арсенала. Если они сдадутся без сопротивления и выдадут захваченное имущество, они будут в безопасности ожидать распоряжений президента. Полковник Ли со всей откровенностью предупреждает их, что бегство невозможно — весь арсенал окружен войсками. И если его вынудят прибегнуть к силе, он не отвечает за последствия.