Он кладет в карман полученные чеки — тут достаточно денег, чтобы прокормить в первое время его армию. Радостный, он отправляется на станцию, а четыре бледных человека стоят у окна, провожая глазами его высокую, несгибающуюся фигуру, крупно шагающую по снегу.

«Восьмого июля здесь состоится закрытый съезд верных друзей свободы, который вы приглашаетесь почтить своим присутствием».

Тридцать четыре негра и двенадцать белых в поселке Чатам (Канада) получили такие извещения. Уже две недели Джон Браун ездил в сопровождении Дугласа по негритянским поселкам Канады. Ему удалось быстро завоевать доверие большой цветной колонии. Дуглас свел капитана с знаменитой Харриэт Тэбмэн. Негритянка пристально поглядела в глаза старому человеку, о котором уже слышала, как о герое Канзасской войны.

— Мы поможем вам, когда вы позовете, — просто сказала она.

Браун организовал съезд наиболее активных негров. Он вызвал из Спрингделя своих «студентов» — они должны были помочь ему убедить негров, что дело задумано широко и всерьез.

Съезд открылся в деревянном здании школы в Чатаме. Явились все, кому были посланы приглашения. Уже несколько дней по всем негритянским колониям Канады шел слух о том, что организуется новое общество борьбы с рабством и что приехал главный руководитель этого общества.

Делегаты увидели перед собой высокого человека с густыми волосами, в которых мерцала седина, с большими жилистыми руками фермера и белой бородой патриарха.

Он очень просто и понятно рассказал своим слушателям о том, как идея освобождения негров владела им всю его долгую жизнь, как он учился военному делу, как изучал историю партизанских войн, чтобы после использовать эти знания в партизанской войне в горах Юга. Здесь, в деревянной школе, он мог сказать больше, чем в кабинете Джерри Смита. Негры не боялись слов, и от них он ждал более действенной помощи. Он объяснил им свой план.

Первый клич подымет не только рабов Юга, но и свободных негров Севера. Рабовладельцы, которые не захотят добровольно отпустить невольников, будут взяты заложниками, чтобы обеспечить безопасность повстанцев, которые попадут в плен. Белые бедняки, несомненно, также поддержат партизан.

О, как непохоже было это собрание в Чатаме на собрание в доме Джерри Смита! Как горели глаза у черных делегатов, какой восторженный гул прокатывался по школе каждый раз, когда Браун говорил о будущей свободной республике негров и белых! Он прочел им конституцию. Документ этот звучал, как торжественный гимн свободы. Конституция была принята и подписана всеми присутствующими. Съезд назначил капитана Джона Брауна командующим повстанческой армией; Каги был избран его секретарем.

11 июня съезд в Чатаме закрылся, и делегаты разъехались по домам — ждать сигнала к выступлению. Браун и Каги отправились в Филадельфию. В дороге им подали телеграмму:

«Немедленно возвращайтесь в Бостон. Фордс предал нас».

«Полковник» был в бешенстве. Старый фанатик, получив «Руководство», просто-напросто отделался от него, дал ему отставку. Фордс написал аболиционистам; они отвечали сухо или не отвечали вовсе. Стирнс прислал десять долларов — оскорбление, от которого Фордс чуть не перебил стекла у себя в комнате.

Тогда он стал угрожать. Он писал им, что знает все их тайные заговоры и сообщит о них правительству. Но и шантаж не принес никакой выгоды: аболиционисты не отвечали на угрозы. Даже робкий Джерри Смит не прислал ни цента. Фордс неистовствовал от злобы. Эти белоручки, эти «либеральчики» дают тысячи долларов неграм, а он, военный, гарибальдиец, должен заниматься какой-то черной работой и помогать им в их измене! Нет, он покажет себя, он еще насолит этому старому безумцу в пасторском сюртучишке!

И Фордс отправился в Вашингтон.

Спустя несколько дней Джону Флойду, секретарю военного департамента, вручили анонимное письмо:

«Сэр, я только что получил столь важное известие, что считаю своим долгом сообщить его вам. Я обнаружил существование тайной организации, задавшейся целью освободить рабов Юга. Глава ее — старый Джон Браун, известный по Канзасу. В течение зимы он был в Канаде, вооружая и собирая там негров, которые ожидают только его слова, чтобы отправиться на Юг и помочь рабам. Один из их вождей находится уже в Мэриленде. Как только все будет готово, они явятся небольшими отрядами на сборный пункт, который намечен в горах Виргинии. Они пройдут Пенсильванию и Мэриленд и проникнут в Виргинию, в Харперс-Ферри. Браун покинул Север около трех недель тому назад; спустя несколько недель он вооружит негров и подаст им сигнал к выступлению. Поэтому, если принимать какие-нибудь меры, то надо принимать их тотчас же.

Так как я не вполне пользуюсь их доверием, то это все, что я могу вам сообщить…»

Прочитав письмо, Флойд пожал плечами. Бред маньяка! Кто решится поднять восстание в сердце страны?! Слишком невероятной и фантастичной казалась подобная мысль. Флойд и сам был виргинцем — надменность и самоуверенность этого «джентри» помешали ему отнестись к письму серьезно. Он только машинально запомнил названное в письме имя: Джон Браун.

Но «полковник» Фордс не удовлетворился анонимными письмами. Он появился в сенате. Там он истерически набрасывался на всех встречных и требовал, чтобы его выслушали. Тайный план Брауна переходил из коридора в коридор, из комнаты в комнату. Но именно благодаря тому, что его жевали и пережевывали, никто не принял всерьез сообщений Фордса. Да и сам вид «полковника» в старом сером сюртуке и нечищеных сапогах внушал мало доверия. К тому же от него шел запах виски. Люди брезгливо морщились или смеялись, когда он хриплым шепотом, с видом театрального заговорщика, сообщал им о тайных намерениях аболиционистов.

Однако настойчивость Фордса могла, в конце концов, преодолеть недоверие сенаторов, и тогда величайший провал ожидал бы не только Джона Брауна и его план, но и все аболиционистские комитеты на Севере. Президент Бьюкенен, ставленник южан, разумеется, охотно использовал бы этот заговор, как удобный предлог для того, чтобы разгромить ненавистных аболиционистов. Поэтому друзья поспешили написать бостонскому комитету, что необходимо угомонить старого Брауна, умерить его пыл.

«Пишу, дабы предупредить вас, что необходимо как можно скорее отобрать у Джона Брауна оружие. Если оно будет употреблено не только для защиты в Канзасе, как утверждают слухи, это может сильно повредить людям, которые окажутся замешанными в этом безрассудном деле. Отнимите у него оружие и следите за ним».

Это письмо Уильсона, сенатора от Массачузетса, вызвало среди бостонских аболиционистов настоящую бурю. Где он, этот безумец Браун, по каким дорогам бродит его неугомонный дух? Кого соблазняет он своими неистовыми речами? Вызвать его в Бостон! Немедленно, раз и навсегда покончить с его чудовищными затеями, которые могут погубить всех.

Когда Браун приехал, его встретили ледяной холодностью. Довольно безумств, довольно партизанщины — он всех их доведет до виселицы! Деньги и оружие даны ему для Канзаса, так пусть он и едет в Канзас, а не мечется по всей стране, вызывая всеобщие толки.

Браун пытается их урезонить: дело уже сделано, негры подготовлены, остается только подать знак… Нет, нет, пусть он не тратит слов, они не желают слышать никаких подробностей. Быть может, когда-нибудь потом, впоследствии, через несколько лет, когда улягутся подозрения…

— Через несколько лет?! — Восклицает он страстно. — Но ведь я стар, я не могу ждать несколько лет, мои силы слабеют!..

Но они не внимают его доводам. Они твердят свое:

— Довольно безрассудств, капитан Браун, ваше место в Канзасе, там вы найдете достойное применение вашей энергии, там мы охотно поддержим вас.

Браун чувствует, что почва ускользает из-под его ног. Негры будут думать, что он струсил и отступил в последний момент. Мысль, что он обманул их доверие, не дает ему покоя.

Браун снова едет в Канзас. Но перед этим он вызывает из Спрингделя четырех своих «вождей» — Стевенса, Каги, Тида и Кука. Эти четверо — самые своенравные, им нужно дать дело, иначе они начнут действовать сами, за свой страх и риск. Во что бы то ни стало нужно удержать их, заставить повременить еще немного.