Домбровский командовал Первой армией Коммуны и был комендантом всего Парижского укрепленного района. Совмещать две эти должности в условиях непрерывных ожесточенных боев, недостатка живой силы, оружия, боеприпасов, при наличии постоянной неразберихи и острых противоречий в военном руководстве было не так просто. Только Домбровский с его поразительной энергией мог держать в руках все нити управления, появляясь везде, где требовалось его вмешательство. Очень много времени и сил отнимали ежедневные переезды от штаба армии, располагавшегося на западной окраине Парижа, до резиденции коменданта на Вандомской площади и обратно. Каждая поездка требовала, кроме всего прочего, большого личного мужества, недостатка которого, впрочем, не ощущалось ни у Домбровского, ни у его ближайших помощников. В промежутке между тысячью неотложных дел генерал Коммуны выкраивал еще время, чтобы навестить семью, приласкать сыновей, подбодрить любимую жену, которая мужественно преодолевала приходившиеся на ее долю трудности.
Во время своих поездок по городу Домбровский не мог не замечать тех изменений, которые произошли во внешнем облике Парижа после 18 марта. Вот как описаны эти изменения Марксом: «Коммуна изумительно преобразила Париж! Распутный Париж Второй империя исчез. Столица Франции перестала быть сборным пунктом для британских лендлордов, ирландских абсентистов[44], американских экс-рабовладельцев и выскочек, русских экс-крепостей ков и валашских бояр. В морге — ни одного трупа; нет ночных грабежей, почти ни одной кражи […]. Улицы Парижа впервые стали безопасными, хотя на них не было ни одного полицейского […]. Кокотки последовали за своими покровителями, за этими обратившимися в бегство столпами семьи, религии и, главное, собственности. Вместо них на передний плац […] выступили истинные парижанки, такие же героические, благородные и самоотверженные, как женщины классической древности. Трудящийся, мыслящий, борющийся, истекающий кровью, но сияющий вдохновенным сознанием своей исторической инициативы Париж почти забыл о людоедах, стоявших перед его стенами, с энтузиазмом отдавшись строительству нового общества!»
Об обстановке, в которой приходилось работать Домбровскому, можно судить по некоторым эпизодам, воспроизведенным в воспоминаниях его адъютанта Рожаловского. По его описанию, штаб Домбровского в Нейи занимая одну комнату (все остальное предназначенное для штаба здание генерал отдал под госпиталь). Впрочем, обычно а в единственной этой комнате почти никого не было, так как большую часть времени все проводили на передних линиях среди солдат. К обеду, начинавшемуся в определенный час, собиралось иногда до двадцати офицеров. Сервировали стол остатками посуды, позаимствованной у аристократа, которому принадлежал дом. А еда была самая бедная: яйца, хлеб, сыр; даже столь привычной для французов бутылки вина к обеду Рожаловский, по его словам, ни разу не получал.
Ели деловито и быстро, затем снова расходились. Ночью также редко собирались вместе, и большинство постелей, в том числе и постель Домбровского, чаще всего пустовали. Однажды, вернувшись после полуночи, адъютант застал в штабе Домбровского. Он одетым лежал на своем сеннике и разговаривал с Потапенко, молодым русским революционером, участвовавшим в боях на стороне Коммуны.
Больше всего времени проводил в помещении штаба старший адъютант Домбровского (сначала эту должность занимал француз Тирар, а после его смерти — поляк Рожаловский). Помещение вовсе не было безопасным местом — туда долетали не только снаряды, но и пули версальцев. Несмотря на это, вспоминает Рожаловский, Тирар непрерывно работал со своими бумагами и схемами. Однажды осколок попал к нему на стол, разбил чернильницу, и чернила залили чуть не всю «канцелярию» штаба. Схватив еще горячий кусок металла, Тирар с чисто французской экспансивностью бросил его на землю и закричал: «Черт возьми! Никогда не удастся спокойно поработать, вечно что-нибудь да помешает!» «Домбровский, — вспоминает Рожаловский о Тираре, — очень его любил и давал это понять при каждой возможности».
Как-то в своем штабе в Нейи Домбровский принимал двух или трех корреспондентов крупной американской газеты, специально пробравшихся туда для встречи с прославленным генералом Коммуны. Домбровский держался с ними свободно и с большим достоинством. Та часть беседы, которую слышал Рожаловский, была посвящена главным образом вопросу о возможностях и специфике народной войны. Смысл высказываний Домбровского сводился к тем выводам, которые были сделаны им еще в «Критическом очерке войны 1866 года». Народ, говорил Домбровский, может победить в революционной войне, ибо дело не только в материальных, но и в моральных факторах.
Ни в штабе, ни за пределами своей резиденции Домбровский никогда не становился в позу начальника, свысока наблюдавшего за действиями подчиненных. Восстановление одной из совершенно разрушенных огнем противника баррикад, рассказывает Рожаловский, было поручено вновь прибывшему артиллерийскому офицеру — поляку Волькерту. Тот при дневном свете заготовил в укрытиях все необходимые материалы, чтобы с наступлением темноты выполнить задачу как можно быстрее. Когда стемнело, Домбровский пришел посмотреть, как идет это важное дело. Восстановление баррикады шло довольно быстро, но Волькерт пожаловался на нехватку солдат. Тогда Домбровский воскликнул: «Да ведь нас здесь пять или шесть офицеров, беремся сейчас же за работу!» Он первым показал пример; остальные офицеры последовали за ним, усталые солдаты подбодрились. К полуночи баррикада была восстановлена, и на ней установили три орудия.
Другой описанный Рожаловским эпизод связан с частыми поездками Домбровского в военную комиссию Коммуны, где ему приходилось добиваться подкреплений, боеприпасов, продовольствия, проявляя при этом не меньшее упорство и находчивость, чем в бою. Однажды у здания комиссии Домбровский увидел обоз, давно уже ожидавший конвоя для того, чтобы отправиться в форт Исси — важный укрепленный пункт на южном фасе обороны, то есть на участке Врублевского. Узнав о том, что грузы весьма нужные, Домбровский заявил, что конвоя дать не имеет возможности, но предлагает свои услуги, так как вместе с охраной он как раз отправляется в Исси. Обоз с таким почетным эскортом был в полной сохранности доставлен к месту назначения.
В районе форта Исси и деревни с таким же названием, где долгое время шли ожесточенные бои, произошел еще один интересный случай, зафиксированный в воспоминаниях Рожаловского. Две роты версальцев неожиданной атакой заняли здесь тактически важное укрепление. Проезжая мимо, Домбровский узнал об этом в числе первых. С пятнадцатью конниками из своей свиты и примерно столькими же пешими бойцами из бывших защитников укрепленного пункта Домбровский немедленно организовал контратаку. Коммунарам удалось незаметно приблизиться на пятьдесят шагов к противнику, затем маленький отряд во главе с генералом бросился в рукопашную. Укрепленный пункт отбили, было захвачено одиннадцать пленных. Только после этого подошли запоздавшие подкрепления. Узнав, как было дело, коммунары стали кричать: «Да здравствует Домбровский, да здравствует его штаб!» «Мы, — вспоминает Рожаловский, — ответили: «Да здравствует Париж!»
Об отдельных героических поступках и рядовых коммунаров и их руководителей можно рассказать много. Но в целом военные действия развертывались неблагоприятно для Коммуны, упустившей тот момент, когда противника можно было сломить быстрыми и энергичными действиями. Вскоре, создав значительный перевес в живой силе и вооружении, версальцы начали планомерное наступление. 12 апреля на участке Домбровского, где оборонялись примерно 1300 коммунаров, двинулся в атаку целый армейский корпус, насчитывавший до 10 тысяч человек. Батальоны национальных гвардейцев удерживали свои позиции, наносили чувствительные контрудары на отдельных участках. 16 апреля, например, Домбровский донес о том, что в Нейи коммунары овладели несколькими баррикадами, захватив в качестве трофеев боевые знамена противника. Однако при почти десятикратном превосходстве противника это не могло продолжаться долго, тем более что адресованные военному делегату Клюзере просьбы о подкреплениях оставались безрезультатными. 19 апреля версальцы неожиданным нападением потесннли батальоны Домбровского, и лишь смелой контратакой им удалось восстановить положение. «После кровавой борьбы, — доносил в этот день Домбровский, — мы возвратились на свои позиции. Левый фланг, продвинувшийся вперед, захватил неприятельский продовольственный склад, в котором оказалось шестьдесят девять бочек ветчины, сыра и солонины. Бои продолжаются. Неприятельская артиллерия с высот Курбевуа забрасывает нас снарядами и картечью, но, несмотря на это, наш правый фланг осуществляет в данный момент маневр с целью избежать окружения выдвинутых вперед подразделений. Мне нужно пять батальонов свежих солдат, не менее двух тысяч человек, потому что силы неприятеля очень значительны».
