И это не считая слухов менее достоверных.

И вот он здесь.

Стоит, улыбаясь и поигрывая дорогой толедской шпагой. Она смотрится весьма странно на фоне пышного мусульманского одеяния. Но у него все не как у всех.

Вот он сделал некое движение изящной вещицей – и мгновенно на палубе образовался всеобщий хаос. Пираты приступили к тому, ради чего, собственно, и атаковали галеру. К грабежу. С воем, улюлюканьем, хохотом они ринулись в подпалубные помещения «Золотой», и оттуда донесся треск выламываемых дверей, бряканье сбиваемых замков и крики восторга при обнаружении чего-либо ценного. Наверху остались только те, кому предстояло связать пленников, и они торопливо занялись этим, вымещая на моряках свое неудовольствие по поводу того, что не могут присоединиться к товарищам.

Харудж, продолжая улыбаться, ступил на палубу захваченной галеры и двинулся вдоль по настилу в направлении странной фигуры на корме. Галерники, сидевшие ближе всего к настилу, хватали его за ноги и норовили поцеловать.

Он не обращал на них внимания.

Кардинал внутренне напрягся при его приближении. Он не верил, что этот сарацин решится причинить вред кардиналу Римской церкви, но внутри у него начал подниматься приступ тошноты.

Подойдя вплотную, Харудж остановился, слегка постукивая лезвием шпаги по кожаному голенищу.

– Вы священник?

– Кардинал Антонио Колона, таково мое имя, – сказал его преосвященство максимально надменным тоном.

В глазах пирата зажглись иронические огоньки.

– Кардинал? В самом деле?!

– Кардинал и специальный посланник его святейшества Папы.

На Харуджа все эти громкие титулы не произвели впечатления. Он не только не испугался, но даже, кажется, не озаботился.

Между тем разграбление галеры шло полным ходом. Из носового отделения два полуголых негра выволокли на свет большой деревянный ящик, распахнули его, и на пол посыпались железные крючья, ножи, стамески, щипцы. Это были инструменты корабельного врача, найденного там же, в деревянной сырой норе, которая считалась одновременно и операционной и госпиталем. Возмущенные тем, что нашли не золото и не серебро, грабители решили выместить свое зло на враче. Заметив это, Харудж крикнул:

– Фикрет!

Рядом с ним мгновенно возник среднего роста сарацин в белой чалме со смоляными усами и в красной плюшевой безрукавке.

– Скажи этим эфиопам, что врач нам еще понадобится, может быть, даже уже сегодня.

Помощник бросился выполнять приказание.

– Итак, кардинал?

Антонио Колона только брезгливо поморщился.

– Что же заставило вас лично отправиться в столь опасное путешествие?

Кардинал молчал.

– Не хотите – не отвечайте, святой отец, я сам догадаюсь, и сделать это будет не слишком трудно, клянусь знаменосцем пророка.

Его преосвященство пожал плечами с деланным безразличием. Он внимательно прислушивался к тому, что творилось под палубой. Судя по всему, бешеные дикари еще не добрались до того главного, перевозчиком чего была галера.

Харудж обошел вокруг неподвижного священника, держась левой рукой за широкий, с потной ямочкой подбородок.

– Кроме вас на борту не менее сотни вооруженных людей. При всем моем уважении к вам, святой отец, я не думаю, что они выделены для охраны вашей персоны, значит…

Харудж не закончил, сзади к нему подбежал Фикрет:

– Господин!

Харудж резко к нему обернулся:

– Нашли что-нибудь?

– В среднем отделении только сложенные паруса и порох. В кладовой много сухого хлеба и колбас, есть вино и сыр.

– Вино и колбасы в море.

– И колбасы? – удивленно переспросил помощник. – А вдруг они не свиные?

– А вдруг свиные?

Фикрет усиленно закивал.

– Что там еще?

– Латы, кирасы, оружие…

– Все это нам пригодится. Пусть начинают перегружать. Нам еще нужно успеть затопить это папское корыто.

Фикрет замер:

– Затопить?

– Затопить, затопить, не будем же мы таскать за собой это тихоходное…

– А гребцы?

– При чем здесь гребцы?

– Среди них много правоверных мусульман.

Харудж поморщился – ему не нравился этот разговор и не нравилось, что завел его Фикрет, преданнейший из преданнейших, человек-тень, готовый в любую секунду отдать жизнь за своего господина.

– Они были так рады твоему появлению, о господин!

Харудж знал, как ему вразумить слишком чувствительного друга, но не здесь, не перед лицом христианского священника этим заниматься! Он просто вперил в черные, лоснящиеся глаза Фикрета свой серо-голубой взгляд, и тот сразу понял, что ему делать дальше.

И тут раздался голос кардинала. Словно почувствовав слабину в лагере противника, он заговорил почти вызывающе:

– По-моему, пришло время и вам представиться.

– В этой части света, на всех его морях, я известен как Харудж, по кличке Барбаросса.

– Но, – кардинал чуть усмехнулся, – отчего же вам присвоена именно такая кличка? Насколько я могу судить, ваш подбородок брит, на нем нет никакой бороды.

Пират снисходительно хмыкнул:

– Давайте договоримся так: я вам открою свою страшную тайну, а вы мне выдадите тайну этого корабля.

– У этого корабля нет никакой тайны.

– Значит, договорились.

– О чем?!

– Смотрите!

Харудж сунул руку в карман шаровар и одним ловким движением извлек на свет комок крашеных киноварью волос.

– Видите, святой отец, вот он, мой секрет. Я ненавижу бриться, вы знаете, какие манеры у портовых брадобреев. Поэтому, когда этого требуют обстоятельства, я надеваю фальшивую бороду, и, как видите, она, несомненно, рыжего цвета. Видите?

– Вижу.

– Теперь вы.

– Что касается меня, я не ношу фальшивых бород.

– Хватит! Где золото?! Его не может здесь не быть! Где оно, где?!

– Одного я не могу понять: как вас узнали эти каторжные рожи, ведь вы явились перед нами с голым лицом?

– Где золото?!

Харудж подошел к кардиналу вплотную, и его преосвященство впервые всерьез подумал о том, что его сан не слишком надежная защита в данной ситуации.

– Где?!

Антонио Колона в этот момент взвешивал на внутренних весах, что на самом деле дороже – его собственная жизнь или тайный груз, доверенный ему для сопровождения. От мучительных размышлений его избавил мощный рев многочисленных пиратских глоток, потрясший недра галеры.

– Нашли, – прошептал кардинал.

– Нашли! – крикнул Фикрет.

– Нашли, – усмехнулся Харудж.

Через несколько мгновений перед ним стояли два длинных тисовых ящика, обитых черной, как бы обуглившейся медью.

– Заперты, – сказал Фикрет.

Харудж вложил шпагу в ножны, достал из-за пояса короткий, с перламутровой рукоятью стилет и, подойдя к его преосвященству, одним движением распорол ворот мантии.

– Так и знал! – Харудж рассмеялся.

Привязанный к цепочке вместе с нательным крестом, на шее кардинала Колоны висел ключ.

Далее наступил момент, который в жизни даже самого бывалого и удачливого пирата встречается всего лишь несколько раз, если встречается вообще. С ласкающим слух скрипом отворилась тяжелая крышка, отброшен в сторону лист пергамента, и глазам столпившихся пиратов открылась картина, краше которой не сможет нарисовать сам Господь Бог.

Дукаты, дублоны, пиастры, мараведисы, талеры, гинеи, монеты неизвестного вида и происхождения лежали тускло отсвечивающей кучей.

Кто-то из пиратов сглотнул слюну, кто-то застонал, кто-то присел, кого-то одолела слабость, кто-то закрыл глаза, не смея им поверить. Кто-то, не сумев совладать с собой, впадая в некое беспамятство, потянулся дрожащей от вожделения и восторга рукой к золотой куче.

Этим рукам пришлось хуже всего. Блеснул стилет, только что вспоровший кардинальскую мантию, и на золотые монеты закапала кровь, в который уже раз доказывая, что этим двум стихиям от начала и до скончания века суждено быть рядом и вместе.

Его преосвященство в этот момент, как ни удивительно, смотрел не в сторону ценного сундука, но косил взглядом в направлении горизонта. Там обозначилась точка, сулившая вырасти в большую надежду на спасение.