Разгрузка прошла быстрее благодаря участию коллег и соседей Фюльбера – за дело взялись Жорж Муазан, тщедушный человечек лет сорока с воинственно выпяченным подбородком и в шляпе с фазаньими перьями, эксперт по книгам про охоту, и Люка Лефлоик, чудаковатый тип с пышной рыжей бородой и усами, за которыми не видно было даже носа. Не остались в стороне и два завсегдатая набережной букинистов: Гаэтан Ларю, обрубщик сучьев, служащий при муниципалитете, и сапожник Фердинан Питель. Виктор обратил внимание на обувь обрубщика сучьев – таким впечатляющим размером ноги среди его знакомых мог похвастаться разве что Рауль Перо.

И все было бы прекрасно, если б Жозеф в довершение своих бед не поранил средний палец, когда помогал крестному Фюльберу привинчивать к стойке металлическую скобу. Со всех сторон тотчас посыпались советы: «Надо продезинфицировать! Перевязать! Позвать врача! Хряпнуть абсенту с ромом!» Пока все говорили хором, столпившись вокруг невинной жертвы, Фердинан Питель медленно осел на тротуар.

– Ого, отрубился, что ли? – первым заметил это Шкварка-Биби.

– Просто день падений какой-то, – покачал головой Фюльбер Ботье.

Сапожник, щуплый молодой человек с мальчишеским лицом и копной белокурых нечесаных кудрей, уже пришел в себя и с трудом поднялся.

– Прошу прощения, не выношу вида крови, – пробормотал он, жестом показав, что все в порядке и ему нет нужды присаживаться на любезно предложенную табуретку.

– Ох и глубокая же рана! – напомнил о себе Жозеф. – Теперь работать не смогу.

Виктор перевязал ему палец собственным платком. Рауль Перо всех поблагодарил за помощь и предложил отметить новоселье в бистро напротив. Вся компания радостно согласилась, но тут заявился еще один обитатель набережной букинистов – о его приближении стало известно метров за десять по крепкой чесночно-сивушной вони. Здесь его все так и звали – Вонючка, а настоящего имени уже никто и не помнил.

– В бистро собираетесь? И вы угощаете, месье? – осведомился Вонючка. – Стало быть, вы новенький, номер одиннадцатый? Вот и славно, а я пятнадцатый, будет с кем поболтать. Между нами только мадам Бомон, но она больше по вязанию, книги ее не увлекают. А уж я-то знаю толк и в «альдах», и в «эльзевирах»![12] Справа от вас свободное место – будем надеяться, его вскоре займет истинный библиофил и букинист. Что замечательно, по этой набережной толпами ходят знаменитости. Вот взять хоть месье Анатоля Франса. Не правда ли, он чертовски шикарно выглядит в этой своей черной визитке и в галстуке а-ля князь Саганский?[13] А вот что прискорбно, так это то, что зимой соседние здания заслоняют солнце.

– Солнце? Где солнце? – оживился Люка Лефлоик.

Знакомство с Вонючкой существенно охладило пыл новоявленного букиниста Рауля Перо. Да и остальные в течение всего монолога медленно, шаг за шагом пятились в тщетной надежде спастись от источаемых номером пятнадцатым ароматов. Мимо, поджав хвост и таращась на Вонючку безумными глазами, протрусила собака.

– Так сбрызнем переезд или нет? – не выдержал Шкварка-Биби.

Рауль Перо незаметно для других сунул ему в кулак монету и шепнул, что просит выпить за его, Рауля, здоровье, но сам никак не может поучаствовать в пирушке – срочные дела зовут.

– Ну, тогда привет честно́й компании, – осклабился не слишком разочарованный Шкварка-Биби. – Мне тут еще одну дамочку со всеми пожитками и мебеля́ми в Безон перевезти надо, а это не ближний свет. Н-но, красотки мои! Плюшка, Редиска, отчаливаем!

Першероны опять угрюмо и неспешно двинулись в путь.

– Какой съедобный транспорт! – прыснул Вонючка. – Что клячи, что возница! Так что же, никто не хочет пропустить по стаканчику? Ну, стало быть, я один пойду.

Когда он удалился, Жорж Муазан, с наслаждением вдохнув свежий воздух, обозрел горизонт:

– Как по-вашему, господа, будет снегопад?

Люка Лефлоик, заслуживший прозвище Бюро Прогнозов – за то, что бдительно подстерегал любое облачко, дерзнувшее обогнуть мыс острова Сите, – пристально изучил небо над правым берегом в том месте, которое он называл «Медоновой дырой»[14] и «лучшим небесным барометром».

– Едва ли, – вынес он вердикт. – Небо проясняется. И судя по тому, что на макадаме[15] уже заметны отпечатки следов – вот, глядите, – началось потепление. Уж доверьтесь моему чутью, друзья, придется нам всем вкалывать до вечера. А жаль, я бы горло промочил с удовольствием.

– У вас появились новинки? – оживился обрубщик сучьев и указал пальцем на укрытые зеленой тканью книги.

– О да, дорогой друг, и какие! – откликнулся вместо Лефлоика Жорж Муазан.

– Ну, вообще-то охота меня не слишком увлекает, – отвел глаза Гаэтан Ларю.

– И меня, – поддержал его Фердинан Питель.

– Погодите, милейшие, я вас такими диковинками побалую! И Фюльбер тоже вчера утром набил ящики книгами!

– Да и у меня найдется, чем вас порадовать. – Наконец-то и Люка Лефлоику удалось вставить словечко. Говоря это, он мимоходом задвинул подальше две бутылки бордо – так, чтобы они скрылись за приобретенными по случаю несколькими «шарпантье»[16].

Виктор и Жозеф распрощались со старыми и новыми знакомыми. Они уже сворачивали на улицу Сен-Пер, когда Виктор вдруг вспомнил, что у них в лавке закончилась оберточная бумага.

– Я быстро – закуплюсь на улице Мазарини и сразу вернусь!

– Ну да, – проворчал Жозеф, – бросьте смертельно раненного родственника погибать, наденьте ему ярмо на шею, заставьте его в одиночку открывать лавку! Отличный способ избежать ответственности и позволить себе сигаретку перед работой! Ну как, скажите на милость, я замки́ отопру покалеченной рукой? Это ж невозможно!

– Отважные сердцем не знают слова «невозможно»! – заявил Виктор и умчался прочь.

Коричневые башмаки спрыгнули с подножки омнибуса на Королевском мосту, пересекли проезжую часть и остановились у витрины книжной лавки Оноре Шампьона в доме номер 9 по набережной Вольтера. Это был удобный наблюдательный пункт – владельцу башмаков предстояло удостовериться, что объект на месте. И тот оказался на месте – рассыпа́лся в любезностях перед очередным покупателем. Этот книготорговец жил как по нотам: приходил на работу рано, возвращался домой на закате и ни разу не отклонился от привычного маршрута и расписания. Некоторые стадные животные с тем же постоянством в один и тот же час идут на водопой и рано или поздно таким образом попадают в пасть хищнику.

Руки в перчатках запахнули поплотнее полы плаща, и коричневые башмаки направились к выстроившимся у обочины фиакрам. На облучках кучеры в навощенных цилиндрах поджидали пассажиров…

На двери книжной лавки «Эльзевир» зазвенел колокольчик, и Жозеф, незамедлительно приняв скорбный вид, поплелся от этажерки к прилавку. Вошедший Виктор выложил перед коллегой здоровенный рулон оберточной бумаги и поинтересовался:

– Уже что-нибудь продали?

– Нет. Я очень страдаю, – сообщил Жозеф.

– Настоящее горе безмолвно[17].

– Ага, смейтесь, это ж не вам отрежут палец по случаю гангрены!

– Так загляните к Мелии – она вас подлатает. А потом отправляйтесь домой зализывать раны.

– Премного благодарен. К Мелии загляну непременно, домой отправиться и не подумаю.

– У нас тут маленькая неурядица. Поговорим, когда вернетесь от Мелии.

– Ну что там еще случилось? – сердито пробормотал Жозеф себе под нос, поднимаясь по винтовой лестнице на жилой этаж.

На кухне женщина средних лет с увядшим лицом и сединой в волосах готовила говяжье рагу под белым соусом.

– Elle me pigougne, cette baluche, es bе́stia a paiar patenta[18], – ворчала она. Речь, конечно, шла о ее заклятой врагине Эфросинье Пиньо, которая, после того как Кэндзи Мори и Джина Херсон уехали отдыхать в Лондон, заставила Мелию каждый день готовить обед для Виктора и Жозефа.