Потом отозвалась мама:
— Томек, ему все это как горохом о стену. Нужно его опять закрыть, потому что он попробует убежать.
— Нет!!! — крикнул Бартек. Мы схватили его за плечи и потянули в сторону боковой комнаты с ключом в двери. Потом чувачок укусил меня за руку, и большущая кровяная сопля размазалась по его щеке, словно ей и без того было мало красноты, Я принялся упрашивать его успокоиться, И сказал, что я помогу ему выпутаться из этой сложной жизненной ситуации. Он, наверное, все понял и поверил мне, потому что до сих пор меня не сдал.
Возня еще какое-то время продолжалась, потому что нужно было забрать из комнаты телефонный аппарат. Как только дверь за Бартеком закрылась — а точнее, я здоровой рукой закрыл ее на ключ, — его мать поймала меня за руку и принялась пристально осматривать.
— Ну, — сказала она, — ничего страшного. Нужно просто посыпать солью, выжать лимон и полизать. Дезинфекция…
— А может, полить текилой? — спросил я.
— Зачем переводить продукт? — ответила она. — Выпейте, полижите, на языке останется немного алкоголя, чтобы тщательно продезинфицировать.
— Знаете, а может не стоит пить, чтобы не подавать ему плохой пример?
— Нет, — встряхнула она своей рыжей шевелюрой. — Мне нужно хоть на минуту оторваться от этого несчастья. И пусть он слышит, что я не слишком о нем беспокоюсь. Может, это заставит его задуматься.
Мы спустились этажом ниже, где она принялась нарезать лимон и насыпать соль. Потом она помазала себе руку лимоном и посыпала солью. Поскольку она, наверное, ожидала от меня того же, я повторил за ней, хоть мне и было очень больно, принимая во внимание ранку. Потом мне пришло в голову, что я мог бы сделать это и на другой руке, но она, наверное, хотела бы, чтобы я сделал это именно на больном месте.
Я выпил и слизал. Запах текилы напомнил мне детство — так пахли кактусы, которые моя бабушка выращивала на подоконнике, возле которого я спал. Немного погодя я почувствовал алкоголь в желудке, и вся эта ситуация еще больше меня возбудила. А Бартекова мама опять принялась осматривать мою руку. Потом повернула мою ладонь тыльной стороной и уставилась на нее так пристально, что ее взгляд меня физически защекотал.
— Вам когда-то гадали по руке? — спросила она. — Вам это может показаться забавным. Ведь это вы всегда рассказываете людям, какие они на самом деле. У вас короткая, но двойная линия жизни, — начала она, и я сразу занервничал. После выявления двойной линии жизни ей могло прийти в голову, что я, например, двуличный. — Двойная линия жизни может означать, что вы будете жить недолго, но интенсивно и интересно. Очень занимательно, что в вашей жизни нет женщин. А если даже они и есть, то не являются самым важным. Линия жизни стремится к Венере, но перед ней расходится на две совершенно разные линии. Неужели именно из-за любви в вашей жизни произошли большие изменения? Я надеюсь, вы не смените пол.
Ну, если бы я это сделал, то, наверное, стал бы абсолютным чемпионом мира, — подумал я, в то время как она и далее углублялась в мою личность, а именно — в руку.
— Вы склонны к мимолетным, но сильным контактам. К прочным, но кратковременным удовольствиям. Вы — мужчина, за которого ни одна женщина не выйдет замуж. Наибольшая выгода, которую из вас может извлечь женщина… — на этом слове она заткнулась на миг, а потом полизала мою ранку. Мне обожгло руку, может, потому, что у нее были остатки соли и алкоголя на языке. Я смотрел на нее широко открытыми глазами, но после всего случившегося был слишком уставшим и расплывшимся, чтобы как-то среагировать. Она облизала мою линию жизни и опять пососала ранку, посмотрела в глаза и снова принялась сосать. Потом приблизилась ко мне всем телом. И только тогда я понял, что происходит.
Мы слились с ней в очень крепком кактусовом поцелуе. Моя голова все еще кружилась, и я немного испугался, но от этого как-то еще сильнее прижался к ней, и меня удивило то, что она была настолько горячей. Ни у одной из моих ровесниц, с которыми я до этих пор спал, не было такой температуры. И ни одна из них не была настолько мягкой.
Хорошо, — подумал я. — Сейчас я буду заниматься сексом с подругой моих родителей, — и счастливая дрожь пронизала все мое тело, потому что я осознал, насколько этот мир является добрым, какие прекрасные неожиданности случаются с людьми, когда, например такие давно знакомые женщины оказываются настолько теплыми и страстными. И случаются именно в то время, когда я максимально расслаблен и мне необходимо с кем-нибудь мгновение слиться.
Я ласкал ее тело, а когда она почувствовала, насколько я возбужден, схватила меня за член и затащила в кровать, где я сорвал с нее трусики, а она оседлала меня, и мы в течение следующих тридцати минут занимались любовью так, будто хотели убить друг друга. Наконец она, где-то уже под потолком, завыла:
— Нет, это невозможно.
Я испугался что она догадалась о моей обдолбанности, но сразу же понял, что ей дико понравилась продолжительность и интенсивность нашей близости. После героина утрачиваешь способность заниматься сексом но сначала это проявляется только в невозможности достижения оргазма. Частичная импотенция превратила меня в супермужчину. Потом, уже когда мы вместе лежали в темноте, я начал медленно анализировать сложившуюся ситуацию. Обкуриться с говнюком а потом наставлять его на путь истинный, помогать его матери в наказании, а потом физически ее ублажать. Такое еще, наверное, никому не удавалось. Конечно, сексуальную атаку я должен был совершить прежде всего для безопасности. Чтобы максимально сблизиться с мамой Бартека. Для того чтобы она еще больше мне доверяла. Для того чтобы она не поверила в какие-либо возможные обвинения в мой адрес, которые могли появиться когда угодно. И кроме того, если бы я не совершил эту атаку, то отказался бы от исключительного, морально нетипичного опыта.
— Не знаю, что делать с Бартеком, — вдруг шепнула она. — Почему он сделал это именно сейчас. Послезавтра я должна ехать на неделю в Чехию — у меня там что-то вроде переговоров. Я уже не могу отказаться, готовилась целую неделю, компаньон заменить меня не может, потому что не успеет так быстро подготовиться. Я должна отказаться, но в таком случае потеряю кучу денег — мы даже можем обанкротиться. А за дом еще не уплачено. На самом деле не знаю, что я буду делать, если останусь без дома, без работы и с сыном наркоманом.
Она на мгновение умолкла, будто чего-то ждала. Но то, чего она так ждала, не произошло, поэтому она снова взялась за свое.
— Ты — единственный человек, которому я могу довериться. Ты сможешь сделать для меня кое-что? И для него? Поживи здесь и последи за ним. Я оставлю тебе деньги и ключи Ты по-настоящему поможешь мне. Да и ему тоже.
В этот момент раздался странный металлический звук в соседней комнате. Дерево за окном в саду встряхнуло большой лохматой головой, будто ему все это не нравилось. Я вскочил на ноги, и мать тоже.
— Господи, Бартек, не делай этого! — крикнула она пронзительно и помчалась раздетая, с большими, качающимися ягодицами, на чердак. Я тоже несмело посеменил за ней, с голыми яйцами наперевес.
И зря я стеснялся собственных яиц. Комната Бартека опустела, а звук издавало открытое окно, колышущееся под дуновением теплого, влажного весеннего ветра. Погода выдалась на удивление героиновой. Мы выглянули через окно, но и там Бартека не было. Чердак находился на уровне третьего этажа, однако возле окна росло удобное, раскидистое дерево. Мы уже не видели Бартека, но за углом были слышны шаги бегущего человека.
Она закричала, но потом отступила, раздетая, — соседи уже открывали окна. Мы стали в спешке одеваться, хотя шансы догнать Бартека уменьшались с каждой секундой, тем более что мы услышали звук проезжающего автобуса.
— Я найду его, — промолвил я. — Я позвоню нескольким знакомым, прошвырнусь по местам, где собираются дилеры.
Когда я собирался, мать Бартека смотрела на меня со слезами на глазах. Не знаю, сколько в этом было благодарности и сколько страха за сына. Однако, независимо от этого, моя реакция была единственно правильной. Необходимо было уменьшить в ней чувство вины. Необходимо было убедить ее в том, что она правильно сделала, затянув меня в постель, потому что я займусь Бартеком намного лучше, чем любой отец.
