Такое возвышение было бы непонятно, если бы не одно обстоятельство, о котором я еще изложу.
Из личного рассказа Токарева М. А. мне известно также, что он заодно с другими военнопленными добровольно становился в упряжку, вместо лошадей, и катал на себе эсэсовских охранников от лагеря до пивной, расположенной в пяти километрах от лагеря. С какой целью он это делал и с кем встречался у пивной, пока охранники пили пиво? Это надо спросить у него. Я думаю, что опускался он до такого раболепства, желая одного – выслужиться перед врагом. Так мог поступать только человек, забывший, как Родина его вскормила, антисоветски настроенный.
Это доказывает и дальнейшее.
Свою деятельность на строительстве Краснореченской ГЭС Токарев М. А. начал с прямого, наглого вредительства: по его приказу были разрезаны автогеном три экскаватора, в результате чего один вышел из строя совершенно.
Между прочим, об этом же написали мне в своем заявлении экскаваторщики Сидоров В. Б. и Щетинин П. С… но потом неизвестные мне люди напали на меня в кабинете и силой выкрали это заявление, о чем составлен акт медицинской экспертизы (акт прилагаю к настоящему заявлению).
А начальник строительства Пасечный С. Н. опять все это покрыл, потому что совместно с Токаревым М. А. он совершает другую незаконную махинацию: они организовали на строительстве «черную кассу» – собирают деньги со строителей и расходуют фонды, предназначенные на другие статьи бюджета, производя широкие закупки продовольственных товаров у спекулянтов.
Организуются целые экспедиции по всему краю с автомашиной, а во главе их – все тот же Ронкин С. М… дружок Токарева М. А… год рождения 1919, экскаваторщик, место рождения – г. Гомель, тоже бывший военнопленный. Оправдываясь якобы помощью коллективу, эти люди ведут широкое самоснабжение продовольственными товарами, тем самым подрывая государственную карточную систему.
Об этом может подтвердить главный бухгалтер строительства и многие другие товарищи.
Таким образом, в здоровом коллективе гидростроителей образовалась крепко сколоченная шайка махинаторов: рука руку моет.
Но думаю, однако, что начальник строительства Семен Нестерович Пасечный просто введен в заблуждение, по наивности, а глава всему – исключенный из партии Токарев М. А… который хитро манифестирует разговорами о «пользе людям».
И так как на мои неоднократные замечания и протесты на месте не обращают внимания, я счел своим долгом старого коммуниста с 1937 года доложить обо всем в органы внутренних дел.
Все тайное становится явным. И настало время вскрыть спрятанный на строительстве нарыв.
8 сентября 1948 года Начальник отдела кадров строительства Краснореченской ГЭС (А. Штапов)»
Заявленьице… Написано давно уж, но и сейчас оно только по первому чтению могло показаться глуповатым. А если вдуматься: слова, будто гвозди, накрепко вбитые. Как расшатать, выдернуть? И что вообще можно ответить Штапову, не уронив себя, своего?
Я быстро перелистал «дело». Показаний самого Токарева не было. Никаких. Одно лишь заявление его:
«В Краснодарский крайком КПСС от Токарева М. А.
Заявление
Начальник отдела кадров строительства Краснореченской ГЭС Штапов написал на меня, на моих товарищей клеветнический донос. Я не хочу разбираться в его существе: это сделают те, кому такое по штату положено. Но считаю, что поведение Штапова несовместимо ни с его пребыванием в партии, ни с занимаемым им руководящим постом: я требую снять с работы Штапова и выгнать его из партии.
20 сентября 1948 года».
И подпись, размашистая, уверенная.
Он требовал!..
А сбоку – меленькими буквами – чья-то приписка, чернила выцвели: «Свое заявление забрать Токарев М. А. отказался».
Подано оно через двенадцать дней после штаповского. А что же в промежутке?.. Надо читать по порядку.
Первыми лежали листочки, вырванные из ученической тетради, в клеточку, аккуратный почерк – в каждой клеточке одна округлая буква:
«Общеупотребительные в концлагере, жаргонные выражения:
1. «Номер телефона на небе», «визитная карточка» – порядковый номер, который давался каждому заключенному – хефтлингу – по прибытию.
2. «Трупоносы» – особая команда смертников по уборке трупов.
3. «Розарий» – палаточный лагерь для вновь прибывших, в нем всегда свирепствовали всякого рода эпидемии.
4. «Лагерные торжества» – экзекуции. Виды экзекуций: «выдача» (порка) на «козле» (особое приспособление), «танец лягушки» – присесть, вытянуть руки вперед и так прыгать; «саксонское приветствие» – стоять неподвижно у «стены вздохов» со сложенными на затылке руками; «допрос увеселительный» – обыкновенное мордобитие, «новая система кормления» – бьют палками по пяткам, по животу; «похристосоваться» – подвесить на столб за кисти рук и т. д.
6. «Конечная станция» – крематорий.
7. «Газировать», «пустить в утиль» – отправить в газовую камеру, в крематорий.
8. «Поющие лошади» – возчики камня в камнеломне, которые на бегу, в упряжке должны петь.
9. «Любовное письмо» – извещение родственникам о смерти хефтлинга.
10. «Кролики» – хефтлинги, над которыми совершались «медицинские» опыты.
11. «Мишень» – «купель», круглая нашивка на куртке, означавшая: «пытался совершить побег». Охранники обязаны стрелять в хефтлинга, отмеченного «кугелем», при малейшем подозрении.
12. «Зеленый ужас» или «Новая Европа» – баланда из прошлогодних капустных листьев, собранных на огороде.
13. «Райские птички» – еврейки.
14. «Лагерный коллапс» – отчаяние.
15. «Мусульмане», «кандидаты в рай» – доходяги, ради еды способные на все.
16. «Созревший» – заподозренный в подготовке к побегу.
17. «Небесные шуты» – толкователи библии (религиозные сектанты).
18. Популярные лозунги: «свобода есть покорность закону», «время – средство приближения смерти», «выход на волю – только через трубу крематория», «разрешено только то, что приказано».
19. «Гитлерштрассе» – дорожка, выстриженная в волосах ото лба к затылку.
20. «Дом отдыха» – крематорий…»
Список был длинный, но я не мог дочитать его до конца: он мне вдруг показался циничным.
Кому и зачем потребовалось его составлять? Главное – зачем?!. Это же не просто констатация преступлений, зверств и не пренебрежение смертью, нет: тут был еще и привкус безысходности и как бы позиция «надо всем», сторонняя позиция и уже потому жестокая.
«Жестокая? – переспросил я себя. – Но что я знаю о жестокости, о той жестокости?.. Привкус безысходности? Но и юмора – тоже?
Есть вещи, над которыми нельзя смеяться… А почему же нельзя?.. Но зачем словарь здесь, в этой папке?..
Кто его составил?»
Следующей в папке была подшита вырезка из какойто немецкой газеты и тут же – рукописный перевод.
Почерк – тот же. «Аккуратист!» – уже с неприязнью подумал я.
Подсел Анисим Петрович, хранитель архива, усталый.
Проговорил:
– И дался вам этот Пекарь!.. Столько интересного у нас в папочках, уже раскопанного, но широкой публике неизвестного… Хотите про Ермолова, генерала, про связь его с декабристами, – любопытнейший документик! Они ведь ему роль свадебного генерала готовили: чтоб после восстания во временном триумвирате править от их имени, до утверждения конституции.
А он – не свадебный человек, совсем не такой! Он ведь здесь служил, у нас… Так вот, есть документик:
Ермолов сам – не противник цареубийства, хотел действовать, но его отговаривали. Уникальный документ!..
Глаза его хищно поблескивали. Было в них плотоядное что-то.
Я сказал как можно мягче:
– Анисим Петрович, позвольте, я пока с этим делом познакомлюсь. Это мне интересно.
Огонек в его глазах на мгновенье погас.
– Как хотите… А то вот еще! – про братьев Дубининых. Три брата, крепостные, – заговорил он быстро, – изобрели керосин. За полета лет до всяких там крекингов! Им и медаль в честь этого дали. Но и только-то!..