– Знаешь, Юра, я до сих пор не могу понять, зачем я сделала все это, – задумчиво произнесла Марина.
– Что это? – спросил я.
– Я навязала свое общество незнакомому человеку, Юра, я сама, как малолетняя девчонка, побежала за тобой. Ты можешь объяснить мне, почему я так сделала?
– Мне кажется, что могу, но только не сейчас, – тихо сказал я.
– Я ведь даже не знаю, Юра, кто ты такой и что у тебя общего с моим отцом…
Я смотрел на женщину на соседнем сиденье машины, и мне хотелось привлечь ее к себе, целовать ее волосы, целовать ее глаза, бездонные, как скрытые от всех, потаенные озера в глубинах диких лесов имперской Московии, целовать ее губы…
Мы долго смотрели друг на друга, слова не шли нам на ум, да они были и не нужны в тот момент.
– Марина, скажи мне честно, ты хочешь меня увидеть еще раз? – задал я, возможно, глупый, но очень важный вопрос.
– Да, Юра, я хочу увидеть тебя снова, – ответила Марина.
Мне нестерпимо хотелось поцеловать ее, но я сдержался, я лишь взял ее руку, поднес к своим губам ее пальцы, потом произнес, держа ее ладонь в своей:
– Мы еще встретимся, Марина… Тогда я расскажу тебе одну невероятную историю…
– Ты заинтриговал меня, таинственный мужчина. Буду ждать встречи, – Марина сжала мою ладонь с неожиданной силой. – До свидания, мой рыцарь!
Я смотрел ей вслед. Женщина подошла к «Хонде», махнула мне рукой, исчезла в машине.
В голове у меня была каша.
Глава 19
На Лондон будто бы опустилось с неба кучевое облако, опустилось да так и осталось лежать на левом берегу Темзы. Машины рнайх, создавшие эту туманную гору, не давали ей рассеяться, даже сильный ветер не мог порвать белый покров, скрывавший от людского глаза северную часть города.
В эту последнюю ночь перед штурмом, когда имперские полки маршировали по безлюдным улицам некогда процветавшего города Уэйбриджа и до Темзы оставалось всего с десяток миль, облако над северным Лондоном светилось изнутри. Мертвенно-синий свет в его нижней части виден был издалека, из недр туманной горы доносились иногда мощные и странные звуки – истово крестились тогда казаки-разведчики, находившиеся в южных предместьях британской столицы.
Могучий вороной жеребец нес на своей спине Великого имперского арбитра – регента Империи герцога Александра Стила. Далеко позади остался город Живого Камня с волшебными залами, скрытыми под землей.
Стила почти не посещали воспоминания о прошлом, он думал только о будущем. Чувства Стила не исчезли, они лишь уснули на время. Мысленно Великий имперский арбитр был уже в Лондоне, в гуще предстоящего сражения. Но изредка герцог вспоминал и о той, что сейчас шла в центре войска, в рядах испанских полков, в стальном шлеме и в скрывающем фигуру плаще… При расставании они пообещали друг другу только одно: встретиться после того, как все безумие этой войны закончится. Корнелия сказала Стилу, что не покинет армию и останется со своими людьми до конца. Стил слишком уважал и любил эту женщину, чтобы приказать ей остаться в стороне от войны против ее желания. Он сказал тогда:
– Корнелия, любящий мужчина обязан оберегать свою женщину от опасностей войны. Мое сердце приказывает мне удержать тебя от дальнейшего нахождения в армии и отослать на материк. Но разум подсказывает поступить так, как хочешь ты.
Корнелия гордо вскинула голову.
– Я останусь с армией, Александр! Сейчас я не только женщина, но и воин. А Великий имперский арбитр – регент Империи не может в канун решающей битвы лишать армию воинов, – глаза графини Орландо при этом вспыхнули.
Но когда они обнялись на прощание, женщина в душе Корнелии победила – она зарыдала, шепча Стилу:
– Прости меня, любимый, я знаю, тебе было бы лучше, если бы я уехала сейчас, но я не могу, поверь мне, действительно не могу так поступить, оставить тебя.
Стилу нечего было возразить.
…Пройдя Уэйбридж, армия разделилась. Двенадцать тысяч пехотинцев и конников повернули на север. Возглавлял эту часть армии коннетабль сэр Томас Йорк. Воины коннетабля должны были переправиться через Темзу примерно в десяти милях выше Лондона и войти в город с северо-запада. Остальное войско атакует с юга.
Мосты через Темзу, которых в году 1787 данной реальности было три, эары по одной им ведомой причине не разрушили, именно по ним и должны были перейти реку имперские воины и ворваться в северный Лондон.
Подарок Сердца Земли холодил временами грудь Стила, напоминая о своем существовании. С его помощью Наблюдатель, созданный герцогом, пробивал своим взором непроницаемый для магии полог над скоплением эаров. Великий имперский арбитр видел стоящий среди руин гигантский белый куб, воздвигнутый рнайх, видел, как эары готовятся к обороне: строят баррикады, роют ямы-ловушки, а десять тысяч отборных боевых тварей скопились у мостов, готовые до последнего защищать твердыню своих создателей и владык.
Перед людьми стояла сложная задача. Хотя имперская армия, вернее то, что от нее осталось после Энфийской равнины, и превосходила численно эаров, но не было то преимущество решающим.
Из двадцати пяти тысяч тварей, засевших в Лондоне, больше половины были боевыми эарами. Одно это уравнивало шансы.
Наступило 9 ноября – решающий день для Империи.
Погода была по-прежнему редкостной для обычно сырой, пасмурной и мглистой английской осени. Освещаемые солнцем полки людей вступили в город после полудня. Авангарду имперцев позволили спокойно пройти почти до самого берега Темзы. Эары ждали людей перед мостами. Берег реки, закованный в гранит набережных, стал полем битвы. А полки коннетабля беспрепятственно форсировали реку и находились уже на подходе к Лондону…
…С крыши здания имперского суда Лондона, где находился Стил со свитой, набережная Темзы была видна, как на ладони. Прямо напротив Стила высились башни, охранявшие вход на мост гелиарха Георга, в полумиле восточнее виден был Тауэрский мост, а на западе белел мраморной облицовкой Торговый мост – самый новый из трех. Река была пустынна. До эарского нашествия по Темзе сновали бесчисленные суда, перед Тауэрским мостом швартовались крупные парусники. Сейчас же входы на мосты перекрывали сооруженные эарами баррикады, лилась кровь, звенело оружие, доносились до Стила разноязыкие крики. Сражалась пока пехота – кавалерии в условиях города было не развернуться, баррикады не позволяли с ходу ворваться на мосты, давя эров, проскочить на другой туманный берег.
Поминутно на плоскую крышу взбегали по лестницам адъютанты и гонцы, тяжело дыша после подъема, докладывали.
Подбежал к Стилу боярин Ослябя – воевода Великого князя Московии, снял помятый шлем, преклонил голову. Длинные волосы и борода стали мокрыми от пота, доспехи покрыты пылью, на них видны следы свежих ударов, не высохли еще кровавые потеки – только вырвался Ослябя из гущи сечи. Коверкая слова, начал было неуверенно боярин по-латыни, чтобы поняли его слова все, но Стил оборвал:
– Говори по-русски! Время дорого!
– Кровью захлебываемся, господин! Пробились к баррикадам, но на мост не пройти. Полегло русских, полонийцев и булгар, почитай, половина, тела горами, что выше эарской баррикады будут, лежат. Захлебываются все атаки, больно сильны нелюди поганые!
Великий имперский арбитр думал недолго.
– Боярин, сколько пушек при ваших полках?
– Тридцать и одна, господин, но все они на телегах, в обозе.
– Немедля берите десять пушек, ставьте их супротив баррикад и бейте, пока не потонут эары в своей крови! И по десять пушек отошлите в соседние полки, что другие мосты штурмуют. Так и передай Великому князю Михаилу. Но беречь пушки, как зеницу ока! Нужны они будут нам там, – Стил указал на северный берег Темзы. – Ступай, боярин! Помни – за пушки головой отвечаешь!
Больно сильны нелюди поганые… Думал так и Иван – дружинник ярославский, уже не юноша, а муж, закаленный войной. Пришло на Энфийскую равнину много полков русских, теперь осталось лишь два, да и те численности невеликой – пеший и конный. И совсем мало земляков ярославских стояло рядом в строю. Слева от Ивана был московский дружинник с обожженным адским огнем рнайх лицом, справа переминался с ноги на ногу, шепча молитву, пожилой курянин… Снова ожидание боя, своей очереди пойти на приступ высоченных, в три роста, каменных баррикад. Прискакали конные воеводы-бояре, приказ последовал необычный: разорвать строй, чтоб были бреши для пушек, да помочь чем надо пушкарям, а если попрет нелюдь, то пушек не отдавать, стоять насмерть!
