Напор нелюди усиливался с каждой минутой. Пока имперское войско не отступало, бой кипел возле линии пушек. Где-то на сотню ярдов продвигались эары, где-то люди отбрасывали чудовищ. Изредка в месиве сечи ухали пушки, промахов быть просто не могло, каждый выстрел уничтожал множество тварей. Но прыгали через стены из острых бревен эары, заходили с тыла, и умолкали орудия, падали на горячую бронзу стволов изувеченные трупы воинов. Там, где враг теснил людей, пушкари, окруженные со всех сторон, взрывали порох, убивая себя и ближних эаров…
Стоявшие внутри шатра Торренса члены Большого Круга Пятидесяти ощущали пульс великой битвы. Там, внизу на равнине, сражались их собратья, бесплотный шепот донесений был лишен эмоций, слова звучали бесстрастно и спокойно, складываясь во фразы, говорившие о гибели тысяч.
…Передовые полки эаров полностью вырублены, в бой вступила их вторая линия…
…Пехота и лучники Вольных Кантонов отступили на сто шагов, перед ними навалены груды трупов в рост человека…
…Эмиль, регент венгерцев, спрашивает: не пора ли бросить в атаку кавалерию?..
…Латники короля Августа пока держатся, однако король сообщает, что потеряны три тысячи воинов. Еще час-полтора, и войско Полонии останется без пехоты…
…Из ста пушек стреляют не более десяти, частоколы вокруг орудий поломаны, из пятнадцати катапультных башен осталось шесть, остальные повалены и разбиты…
…К засеке подошел отряд эаров на лошадях, если этих существ можно назвать лошадьми, численностью около десяти тысяч. Пеших эаров не видно. Позиции короля Испании Хуана пока не атакованы…
Четверо рыцарей торжественно вынесли тяжелый ларец, в котором находилось Копье Из Льда. Император откинул крышку, влажно заблестел магический кристалл. На него с надеждой и страхом поглядывали придворные.
Подбежал адъютант, замер напротив Торренса:
– Повелитель, короля Хуана атакует эарская кавалерия!
Гелиарх кивнул, вновь повернулся лицом к сражению, мрачно стал созерцать поле битвы.
…За несколько миль от ставки Торренса I ринулись на людей тысячи существ, которых сотворили из земных коней. В мастерской эарского творца каждая такая «лошадь» получила бронированную роговыми пластинами голову, похожую на голову гигантской хищной ящерицы – варана, такой же крысиный хвост с жалом, как был у псов. Позади головы эарского коня свисали по бокам, свившись в кольца, будто змеи, два гибких шестифутовых щупальца толщиной в руку. На конце каждое щупальце имело двадцатидюймовые клешни, подобные клешням морского краба. Земля затряслась под ударами тысяч копыт, кольца щупалец разомкнулись, омерзительные отростки вытянулись в стороны, зашевелились, защелкали клешни.
Развернувшись в лаву, эарская конница атаковала позиции испанцев, усиленные лишь двадцатью русскими пушками. На пути у нелюди были рвы и замаскированные ямы-ловушки с острыми кольями на дне, Гаврскую дорогу перегораживала засека, тянувшаяся на полмили в обе стороны. Эары же ударили между засекой и рекой Орн. Чудовищные кони вытаптывали поля пожухлой неубранной ржи и пшеницы, взрывали землю острой костью копыт, далеко в стороны летели комья дерна и грязи.
Артиллеристы спешно разворачивали пушки, стоявшие здесь в основном открыто, лишь некоторые укрылись за земляными брустверами.
Король Хуан поднял коня на дыбы перед отрядом в одиннадцать тысяч своих конных рыцарей.
– Изготовиться к бою! – прогремел королевский голос.
Как чувствовал испанский король, что быстро подойдет очередь закованной в броню дворянской кавалерии.
Рвы и ловушки ненадолго задержали эаров и, хотя немалое их число корчилось сейчас на дне ям и рвов с переломанными конечностями, с проткнутыми заточенными кольями телами, конная лава нелюди через минуты после начала атаки врезалась в строй испанских пехотинцев. Пушки успели выстрелить по два-три раза; чудовищные кони падали на полном скаку, лягали воздух, перевернувшись на спину, давили седоков. Но все происходило слишком быстро, вот уже пушки растворились, словно куски сахара в кипящей реке скачущих эаров, пушкари-уральцы убиты, раздавлены, а передние кони нелюди кромсают шеренги пикинеров, лучников и копейщиков.
Происходившее было ужасно. На глазах у короля его пехоту просто смели, как сметает, проламывая широкую просеку, лес на склоне горы сошедшая с вершины лавина.
– Пришел наш черед, вперед же, рыцари Испании! – скомандовал король Хуан и первым пришпорил коня, поскакал на врага.
Две волны конников стремительно сближались. Страшен тяжелый скок чудовищ, жадно вытягиваются щупальца, горят глаза во впадинах на уродливых рептилиеподобных головах, седоки-эары поднимают мечи и опускают длинные тяжелые копья. В пустых, без зрачков, глазах нелюди отражаются яркие краски одежд, разноцветных перьев плюмажей людей-рыцарей, богатых попон их коней. Гордые идальго – воины, придворные, горячие любовники, записные дуэлянты и поклонники книжной мудрости, цвет и гордость Кастилии и Гренады, Каталонии и Андалузии, без страха скакали галопом на смерть, реяли сотни штандартов с гербами лучших дворянских фамилий с тысячелетними родословными.
Противники сшиблись с невообразимым гулом и треском. Ломались, как лучины, копья, пробивались и корежились доспехи, растаптывали всадников упавшие кони.
Затаив дыхание, смотрели жители Флера и латники резерва на сечу с другого берега реки Орн, но ничего не могли ясно разглядеть вдали, смешались на поле люди и эары, и непонятно было, кто побеждает.
Король Хуан вышиб из седла эара, которого избрал себе в противники, проткнул насквозь, как бабочку иглой, мощную, ростом почти в семь футов, тварь. Король бросил копье, застрявшее в теле эара, обнажил меч и сошелся с другим эаром-воином. Блеснуло лезвие, полетело наземь отсеченное щупальце с клешней; не заржал от боли, а зашипел по-змеиному раненый эарский конь. Ударил секирой эар, полетели искры, но выдержал гребнистый шлем толедской работы, а затем меч короля погрузился в грудь твари. Хуану показалось в то мгновение, когда падал с коня убитый эар, что слышит он радостный крик души, освобожденной его мечом из плена переродившегося тела… Адская боль пронзила короля, будто раскаленные гвозди вбили в бок и спину – ударил сзади со страшной силой подскочивший монстр, ударил тяжелым трезубцем, отточенным до зеркального блеска, пробил доспех. Нашел в себе силы король ответить, вонзил острие меча в глаз эарского скакуна, свалил тварь на землю.
Из-под забрала королевского шлема донесся булькающий всхлип, Хуан уронил меч и склонился на гриву жеребца. Некому было помочь владыке, остался он один, не было вблизи ни одного живого рыцаря.
Королевский стяг упал.
Казавшиеся неудержимыми, как темный смерч, порожденный грозовой тучей, эары остановились, встретив достойного противника. Подошла на помощь рыцарям пехота. Ужасная кавалерия нелюди таяла, поле покрывали ковром тела поверженных тварей, угасали глаза эаров, конвульсивно вздрагивали, щелкали в последний раз клешнями, подыхая, химерические кони. Эарские полководцы сообразили, что их конному воинству приходит конец. В отчаянном броске около тысячи уцелевших тварей устремились к реке Орн, к мосту, стремясь прорваться в Флер, полный ранеными. Железной стеной нелюдь встретила тяжелая пехота германцев, набранная в собственных владениях и любовно выпестованная маркграфом фон Виеном. Эары смогли прорвать строй первых линий оборонявшихся германцев, но их остановили длинные копья последующих. Меньше часа прошло с начала кавалерийской атаки до того момента, когда все было кончено. За десять тысяч уничтоженных эаров люди заплатили жизнями полутора тысяч германских пехотинцев и двенадцати тысяч воинов Испании, в одночасье лишившейся короля и большинства храбрейших рыцарей-дворян – цвета нации. Не досчитаются также в таежных поселках, что у шахт и заводов далекого от Франции Урала, двухсот русичей, прошедших полмира и погибших тут, на чужой земле.
…Над Энфийской равниной ярко сияло Солнце на безоблачном небе. Ни малейшего дуновения ветерка.
