Ответ Государя Николая II к младшему брату дошел до нас благодаря тому, что об этом письме он известил вдовствующую императрицу Марию Федоровну (1847–1928), приложив к нему переписку:

«25 июля 1906 г. – Петергоф.

Милая дорогая Мама,

Три дня тому назад Миша написал мне, что он просит моего разрешения жениться и что он не может ждать дольше середины августа. Разумеется, я никогда не дам согласия моего на этот брак.

Не буду повторять то, что я ему написал в ответ. Прочти мое письмо к Мише; оно вполне ясно и определенно.

Я чувствую всем моим существом, что дорогой Папа поступил бы так же. Изменить закон для этого случая, в такое опасное время, я считаю решительно невозможным. Бедный Миша пишет вздор, что, так как закон, утвержденный Папа, не прошел через Государственный Совет, поэтому его легче отменить. Это ровно никакой разницы не составляет. Я боюсь, что кто-то помогал Мише писать его письмо, там много казуистики, которая на него не похожа!

Посылаю тебе его, посуди сама.

Всею душою разделяю твою скорбь, дорогая Мама, но и мне горестно и тяжело от всего, что может произойти! Несравненно легче согласиться, нежели отказать, но здесь я никогда не дам согласия.

Не дай Бог, чтобы из-за этого грустного дела в нашей семье вышли недоразумения. И без этого едва хватает сил переносить испытания, которые приходится переживать.

Помоги мне, дорогая Мама, удержать его.

Да благословит и укрепит тебя Господь! Твой верный и любящий Ники»[43].

К этому письму был приложен и черновик ответного письма Николая II брату Михаилу:

«М[ой] д[орогой] М[иша]. Твое письмо меня глубоко опечалило. Ты без сомнения давно понял и теперь, надеюсь, чувствуешь, что всей душою могу пожелать по отношению к тебе только одного: видеть моего дорогого брата счастливо устроившим свою семейную жизнь; взгляды твои на нее я совершенно разделяю.

Но то, что я как брат с радостью желал бы видеть осуществленным, я же, как глава семьи, к моему большому огорчению, разрешить не могу. Справедливость требует, чтобы я одинаково строго отнесся к тебе, как и к остальным членам семьи, нарушившим фамильные законы. Если, тем не менее, ты ослушался бы моей воли, то я принужден буду исключить тебя из списков армии и Свиты и отправить на жительство за границу.

Неся ответственность перед Отечеством, я не имею права разрешить моему единственному брату вступить в морганатический брак; потому мое решение бесповоротно, как мне не тяжело тебе это высказать.

Ко многим тяжким заботам о родине, находящейся в столь опасном брожении, к непрекращающимся нравственным огорчениям ты прибавляешь мне и семейную заботу, но я несвоевременность ее искрение тебе прощаю.

Я уверен, что А[лександра] Вл[адимировна], как истинно русская и любящая тебя девушка, найдет в своей душе достаточную силу, чтобы суметь пожертвовать своею привязанностью, дабы избавить тебя от тяжелых последствий непослушания.

Не падай духом. Каждый из нас несет свой крест и должен уметь жертвовать своим личным счастьем для родины»[44].

Упоминание императора Николая II на свое строгое отношение к другим случаям самовольных женитьб подразумевало морганатические браки: дяди царя, великого князя Павла Александровича (1860–1919), в 1902 г. на О.В. Пистолькорс, и двоюродного брата царя, великого князя Кирилла Владимировича (1876–1938), на разведенной кузине Виктории в 1905 г. Оба великие князья были исключены со службы и выдворены из Российской империи.

Женитьба Михаила Александровича на фрейлине А.В. Коссиковской (1875–1923) не состоялась. Вся эта любовная история проходила на фоне частых террористических актов и убийств в стране в годы Первой русской революции (1905–1907). Великий князь Константин Константинович 12 августа 1906 г. записал в дневнике: «Грабежи и убийства по всей России продолжаются. Грабители, убийцы большей частью благополучно скрываются. В воскресенье прочли в газетах об ужасном покушении, совершенном на жизнь первого министра Столыпина в его даче на Аптекарском острове, причем сам Столыпин уцелел, а сильно пострадали его дочь и сын; много убитых и раненых»[45].

На следующий день, 13 августа 1906 г., подобная запись в дневнике великой княгини Ксении Александровны:

«Газеты полны ужасными подробностями вчерашнего взрыва, просто читать жутко и ужасно. Бедная девочка, очень трудно, и не знают еще, надо ли делать ампутацию ног! Еще вся эта кровь не остыла их, уже новая пролита. Бедный Мин – этот чистый, хороший человек и преданный своему долгу и Государю, убит вчера вечером /…/ на вокзале, на глазах у жены и публики, 5-ю пулями в спину, женщиной! Месяцами его преследовали и, наконец, убили! Господи, что это за невыносимое время! Людей убивают как дичь, ничем не стесняясь, с возмутительным хладнокровием и спокойствием. Как и чем все это кончится, и куда же мы идем?! Несчастная его семья, как больно, жалко ее. Господи и сколько таких по всей несчастной России. /…/ У Миши тоже ужасные боли в спине и ногах и тоже к вечеру жар 37.9°. Он много сидел у меня и после чая разделся, надел халат и устроился [у] меня в спальне! Сидел до 10 ч. вечера»[46].

Император Николай II предпринял ряд мер к обузданию волны террора. В его записке премьер-министру Петру Аркадьевичу Столыпину (1862–1911) читаем:

«Непрекращающиеся покушения и убийства должностных лиц и ежедневные дерзкие грабежи приводят страну в состояние полной анархии. Не только занятие честным трудом, но даже сама жизнь людей находится в опасности.

Манифестом 9 июля было объявлено, что никакого своеволия или беззакония допущено не будет, а ослушники закона будут приведены к подчинению царской воле. Теперь настала пора осуществить на деле сказанное в манифесте.

Посему предписываю Совету Министров безотлагательно представить мне: какие меры признает он наиболее целесообразными принять для точного исполнения моей непреклонной воли об искоренении крамолы и водворения порядка.

Николай.

14 августа 1906 г.

P.S. По-видимому, только исключительный закон, изданный на время, пока спокойствие не будет восстановлено, даст уверенность, что правительство приняло решительные меры, и успокоит всех»[47].

На семейном фронте многочисленных членов Императорской фамилии далеко было не все ладно. Великий князь Константин Константинович в очередной раз с возмущением записал в дневнике:

«6 ноября 1906 г. – Павловск. Узнал с ужасом от жены, которая была на гусарском празднике, что Стана Лейхтенбергская разводится с Юрием и выходит замуж за Николашу!!! Разрешение этого брака не может не представиться поблажкой, вызванной близостью Николаши к Государю, а Станы к молодой Государыне; оно нарушает церковное правило, воспрещающее двум братьям жениться на двух сестрах. Кириллу не позволили жениться на Ducky, а Мише на Beatrice, как на двоюродных сестрах; но Стана, если не по рождению, то по первому браку, приходится Николаше двоюродной сестрой. Развод в семье в это смутное время является обстоятельством, весьма нежелательным и прискорбным»[48].

Михаил Александрович, несмотря ни на что, продолжал упорствовать в своем стремлении жениться на А.В. Коссиковской. В дневнике его сестры Ксении Александровны от 3 января 1907 г. имеется запись:

«Мише Ники категорично объявил, что он ему не разрешит жениться ни под каким видом. Он в отчаянии, но продолжает все-таки надеяться!»[49]

Весной и в начале лета 1907 г. у Михаила Александровича началась болезнь обострения язвы желудка. Его адъютант А.А. Мордвинов позднее писал по этому поводу в рукописных воспоминаниях: