— Дело в том, что мы собираем сведенья обо всех наиболее интересных фигурах из европейских держав. В Англии у вас чрезвычайно странная репутация, герр Трошкин. Вы приехали в Лондон, внезапно разбогатев в России, хотя самого простого мещанского происхождения. Так?

— Абсолютно верно. Батюшка и матушка — ординарные городские обыватели, — привычно солгал граф, начиная понимать, откуда дует ветер.

— Стало быть, с быстро нажитыми капиталами оставаться в России получилось не комильфо.

— Верно, вы исключительно проницательны, герр полковник. При Демидовых слишком предвзятое отношение к богатству, сколоченному в годы Рейха.

— Из награбленного у дворян, сосланных в Сибирь?

— Отнюдь! — Строганов развёл руками. — Для этого требовалось быть приближённым к Пестелю, а также, простите, носить германскую фамилию. Однако с казёнными подрядами творился тогда хаос, да изъятие пахотных угодий у землевладельцев повлекло спекуляции с землёй, в коих грех было не заработать. Не буду уверять вас в ангельской чистоте действий своих и помыслов, но разбоем на большой дороге я не промышлял.

— Допустим, — произнеся это веское слово, барон сцепил пальцы рук, образовав на столе сдвоенный кулак, знак скрытой угрозы. — Отчего же столь дурна ваша репутация в Англии? Вам приписывают убийства, шантаж, мошеннический захват судовой компании.

— При этом ничего не могут предъявить ни Скотланд-Ярду, ни суду, верно? Такова планида приезжего, обосновавшегося в Лондоне. Я скупаю фирмы, недвижимость, корабли, плачу подати наравне с самыми законопослушными подданными её величества и тем вызываю неприкрытую зависть англичан. Мало кто из них, мнящих себя повелителями планеты, достиг подобных успехов. К тому же — русский, из медвежьей страны. Полагаю, они скорее бы стерпели жида, сбежавшего из России, ибо к еврейской оборотистости привыкли. Увы — я христианин, потому более нетерпим для них, нежели иудей. Парадокс? Ничуть. Надеюсь — в многонациональной Австрийской империи мои дела не будут омрачены местными предрассудками.

— Какие дела? — добрался до сути полковник.

— По первости — железная дорога. Гористая местность да денежные трудности после наполеоновских войн здорово задержали применение пара. Для австрийцев и мадьяр голубой Дунай — ваше всё, как и сто лет назад. Отставание от России и Англии катастрофическое, вы не находите?

— Слишком сильно сказано. Трудности — да, катастрофы в этом не усматриваю.

Как раз работаю в сём направлении, усмехнулся про себя Строганов.

— Интерес представляют ваши горные предприятия, а также банки. Деньги правят миром, Австрия — не исключение. Возможно, я прикуплю какой-либо банк или свой открою. Как видите, планы воистину бонапартовские.

— Завоевать нашу империю? — иронично поднял бровь Шварц.

— Не всю! Только лакомый её кусочек. А самой империи от этого будет изрядная польза.

— Хочется надеяться. Только ваши, с позволения сказать, методы, особенно если они в духе приписываемых вам в Англии, герр Трошкин, вселяют беспокойство. Вы встречались с Иссаком Соломоном?

— Вот оно что! Да, и не только с ним. Вы же понимаете, полковник, я — выходец из подлого сословия. Могу купить в Британии титул, но это дел не меняет, многие дома для меня закрыты. Посему общаюсь с разными людьми, с некоторыми чрезвычайно неприятными. Однако не вижу в том ничего дурного. Соломон — завзятый мошенник и скупщик краденого, но он долго жил в Англии, понимает меня с полуслова. А у кого как не у евреев узнавать про ростовщические и прочие банковские дела?

Жандарм отстучал по столешнице дробь, напоминающую штраусовский галоп. Когда холёные пальцы остановились, он подвёл черту.

— Вы складно всё объясняете, герр Трошкин. Тем не менее, подозрения остаются, и серьёзные. А в военное время законы действуют особо сурово. Считаю своим долгом предупредить вас — остерегайтесь совершить нечто неблагоразумное. Здесь не Англия.

— И это обнадёживает, герр барон. Смею надеяться, что война с Польшей быстро окончится.

— Всенепременно! На сём не буду вас больше задерживать. Ауфидерзейн.

— Ауфидерзейн, герр полковник.

Разумеется оба рассчитывали на весьма разный исход этой войны.

Ночью граф подробно расспросил Соломона про полковника.

— Таки да, серьёзный мент, кость в горле.

— Неподкупен? Или дорого просит?

Еврей поёрзал на потёртом сиденье закрытой коляски. Строганов усвоил уже, что подобные всплески нервозности у партнёра возникали при мысли о расставании с крупными суммами.

— Не пробовали. Опасались, что цена велика. Вы же знаете, если поц в больших эполетах запросил денег, он таки ждёт эти деньги и бывает весьма расстроен без них или получив меньше.

— Вот как. Он богат?

— Не слишком. Делает карьеру ради денег.

Граф задумчиво провёл пальцами по шраму на щеке.

— Пробуем английский метод. Сдам барону какого-нибудь венского грабителя и заодно предложу некоторую мзду, чтобы и дальше свистел в нужную сторону.

Печальные еврейские глазки настороженно сверкнули в полумраке, рассеиваемом только светом, падающем с улицы из газового фонаря.

— Успокойтесь, компаньон. Это я финансирую. С вас — шлимазл из местных уголовников, коего приносим в жертву.

Этот расклад Соломона устроил. На прощание он предупредил, что близ жилища Трошкина обнаружены жандармские филёры.

— Ничего страшного, Иссак. Пусть думают, что всё знают о моих передвижениях. Нужен способ, чтобы при необходимости сбить их со следа.

— Обеспечим, будьте покойны — не впервой.

На следующую встречу венский прохиндей прибыл настолько загримированным, что на несколько секунд ввёл Строганова в заблуждение, тем более лакей представил «его светлость барона фон Мюллера».

— Вы так и меня собираетесь выводить из дома — в шутовском наряде?

— Я вас умоляю, герр Трошкин, — еврей обмахнул платком вспотевшее под изрядным слоем грима лицо. — Долго! Мой Йося затратил час.

И не зря. Пожилой уголовник превратился в толстого бюргера средней руки, мясистым носом скрыт жидовский изгиб, лохматыми бровями — семитский разрез глаз и вековечная тоска о недостижимом еврейском счастье. Малиновый второй подбородок победоносно перевалился через воротник, похоронив галстучный узел. Театральная столица мира умеет преображать.

— Зато, клянусь бородой Пророка, Йося так же лихо нарисует герра Трошкина поверх кого-то из наших, и менты поведутся.

— Возможно. Передайте Йосе, что провал по его вине обернётся не казнями египетскими, а чем похуже. Ладно, Соломон, с чем пожаловали?

Тот расстелил на столе гостиной схему Вены. Нарисована она была с тем же тщанием и основательностью, с коими неизвестный гримёр изобразил старческие пятна на хитром лице скупщика. Строганов без труда сориентировался по главным зданиям — дворцам Шёнбрун и Хофбург, Собору Святого Стефана. Красным цветом, оповещающим об опасности, помечены абтелунги Императорско-королевской жандармерии. По неприятному совпадению, они полукругом охватили здание Центрального банка империи с казначейством. Иссак перехватил взгляд компаньона и покачал головой.

— Ой вей, главный банк — самая заманчивая цель. Но не думаю, что лучшая, да. Финансы страны расстроены, что мы увидим внутри — горы гульденов, которые в насмешку над традициями чеканят из серебра^[25]. Мой Бог, как среди жандармских казарм мы вывезем десять возов монет?

— Жаль! — граф с сожалением оторвал взгляд от самого лакомого куска и вперил единственный глаз в синюю метку Шелербанка. — Глядите, вот удачно расположенная цель — за Карлскирхе, неподалёку от Карлсплац. Путь отхода хорош, по мосту за реку, там — поминай как звали.

— Нет, вы знаете, там совершенно невозможно! Банк бедный, маленький, грех обижать.

Строганов с подозрением оглядел помощника.

— Не нравится мне ваша неискренность, Иссак. В чём дело?

Под толстым слоем грима мимики не разобрать, но и без этого стало ясно, что беспардонный и невозмутимый Соломон чуть смешался.