Уже в Нормандии я стал постигать все науки, полагающиеся юноше из хорошего рода: верховую езду, владение оружием, стрельбу из лука, плавание, сложение стихов и игру в шахматы. И еще я учился манерам, нормандским куртуазным манерам, которые так презирались и высмеивались в доме моего отца, но которые я счел вполне достойными подражания и отвечавшими высокому духу рыцарства. Рыцарем же я страстно хотел стать. А так как Стефан не спешил с моим посвящением, я решил, что пора оставить службу у него.

Я уехал. Это случилось через год после того, как утонули на «Белом Корабле» мои братья-близнецы. Тогда же я в последний раз имел известия из дома. Там все было по-старому: один из оставшихся братьев угодил за дебош в Нориджскую крепость, а отец со следующим из братьев собирает едва ли не ополчение, дабы вызволить его оттуда. Уже тогда я подумал, что добром это не кончится. Но помочь им было нечем, оставалось надеяться на благополучный исход. Я отправил послание матери, сообщив о себе и дав обещание писать всякий раз, когда представится возможность.

И сдержал слово: писал ей из Парижа и Клермона, из Тулузы и Наварры, даже из Кастилии, где впервые скрестил меч с неверными и сама правительница Уррака[16] заявила, что я достоин носить цепь и шпоры рыцаря. Затем я отбыл в Святую землю, где надел белый плащ с крестом.

В Иерусалиме я получил последнее письмо от брата Этельстана. Скорбное письмо, в котором он извещал меня о смерти матери и о том, что один из братьев зачах в застенке, а другой бесславно пал в пьяной потасовке. Отец же притих после навалившихся на него бедствий, словно потеряв силы в борьбе. А на Этельстане лежит теперь все хозяйство, но мой братишка справляется и даже надеется поднакопить денег и исполнить мечту нашей матери – построить каменный замок. Тогда сердце мое невольно затрепетало. Замок! Замок Армстронгов в Норфолкшире!

Я заставил себя не думать об этом. У меня была своя жизнь, свои заботы и волнения. Я и не подозревал, что мне предстоит вернуться. Пока не получил письмо от некой леди Риган из Незерби.

Риган – старое британское имя, еще с тех времен, когда нога завоевателей не ступала на землю Англии. Но при дворе в Руане Бэртрада называла вдову моего младшего брата Ригиной де Шампер, что звучит уже по-нормандски. Я даже подивился, что мой непримиримый отец взял в дом невестку-нормандку.

Я навел справки, и вот что выяснилось. Когда из семерых сыновей Свейна Армстронга остались в живых только я и младший, тихоня Этельстан, он уже на многое смотрел иначе. И признал выбор сына. Леди Ригина была англо-нормандкой из родовитой семьи с запада Англии, откуда-то из Шропшира. Она и ее младший брат Ги де Шампер, будучи сиротами, воспитывались при дворе Генриха Боклерка. О Ги при дворе мало говорили, так как он уехал, едва повзрослев. А Ригина стала фрейлиной при Матильде. Она входила в ее свиту и когда Матильда была императрицей германцев, и когда вернулась и вышла замуж за Жоффруа Анжуйского. А потом Ригина де Шампер встретилась с Этельстаном Армстронгом, вышла за него и стала называться Риган из Незерби – по-видимому, чтобы не злить свекра своим нормандским именем.

Обо всем этом мне поведал в Тэтфорде хорошо знавший мою семью старый епископ Радульф в тот день, когда я посетил усыпальницу Армстронгов. Я помолился над прахом отца и братьев – умерших, казненных, сгинувших в заточении от истощения и болезни. Мать же моя покоилась в ином месте – в небольшом монастыре Святой Хильды, которому покровительствовала при жизни. Следовало бы съездить и туда, но поначалу мне необходимо посетить вотчину родителей. Епископ Радульф с похвалой отзывался о том, как ведет дела усадьбы вдовствующая леди Риган, но мой долг – как можно быстрее вступить во владение наследственными землями. Сейчас они ничьи, так как бездетная вдова Этельстана по закону не имеет на них прав, и если в течение короткого времени не объявятся наследники, то, согласно завещанию отца, земли Армстронгов должны отойти аббатству Бери-Сент-Эдмундс. Неудивительно, что аббат Ансельм был так недоволен моим возвращением.

Земли, власть, богатство – дают огромную силу. И я, новый шериф Норфолка и зять короля, как никто понимал это. Поэтому и был возмущен последней волей Свейна. У меня было ощущение, что отец хотел этим меня обделить, и прежняя обида на него всколыхнулась с новой силой. Но это был грех, ибо известно, что de mortuis aut bene aut nihil[17]. И я трижды прочел над могильной плитой «De profundis»[18] и дал слово, что когда у меня родится сын, я назову его Свейн – в честь деда.

Однако мне пришлось задержаться в Тэтфорде еще на два дня, чтобы по долгу моей новой службы ознакомиться с положением дел в графстве.

Как меня и предупреждали, в Норфолкшире сильна была власть церковников. Аббат Бери-Сент Ансельм, Радульф Тэтфордский, епископ Нориджский и молодой епископ Найджел Илийский являлись самыми богатыми представителями знати в Восточной Англии. Имелось и несколько родовитых нормандских семейств – д’Обиньи, де Клары, де Варрены, но их угодья были разбросаны по всему графству. Основную же массу населения, если не брать в расчет владельцев небольших усадеб, составляли фермеры и крепостные. Имелись и рабы, но число их было невелико, и жили они большей частью в усадьбах и бургах, выполняя обязанности домашней прислуги. Единственное, что показалось мне странным, – малочисленность саксонской знати.

Епископ Радульф ответил на мой недоуменный вопрос:

– Этот край в свое время сильно был наказан за мятежи. Большинство саксонской знати уничтожили, но те, что остались… Видит Бог, я не знаю, чего от них ожидать. Саксы – это всегда готовый взяться за оружие люд. А вы, Армстронг, вы их племени, вы – потомок их королей. Едва вы появитесь, они сочтут вас новым вождем. И тогда опять прольется кровь.

Я постарался успокоить старичка епископа, но он явно побаивался меня и моего нового могущества. А когда услышал, что я получил разрешение на постройку замка, и вовсе приуныл. Похоже, он решил, что я собираюсь возвести цитадель, откуда саксы начнут совершать набеги, и довольно нелюбезно заметил:

– Я был против и тогда, когда Этельстан Армстронг начал возводить Гронвуд.

– Гронвуд?

Я знал, что некогда это было наше имение, конфискованное после мятежа отца. Выходило, что его вернули?

Епископ Радульф взялся пояснить.

– Леди Риган не была бедной невестой, когда Этельстан женился на ней. И она выкупила эту землю для мужа, внеся в род в качестве приданого. Так что Гронвуд теперь у Армстронгов. Если она, конечно, не пожелает его вернуть.

Вернуть? По закону она имела право забрать назад свою брачную долю, но такой оборот меня никак не устраивал. Лучшего места, чем Гронвуд, для постройки крепости нельзя было и пожелать. Имение находилось на возвышенности, расположенной в стороне от заболоченных низин фэнов[19], на берегу живописной реки Уисси. К тому же недалеко от Гронвуда начинались леса – прекрасный стройматериал. И если вдова брата не уступит мне Гронвуд по сходной цене…

Про себя я решил, что женщина, сумевшая ужиться с моим отцом и женить на себе юношу, моложе себя на семь лет, – не иначе как хитрая бестия. И мне нелегко будет ее уломать.

Мы встретились, когда я на другой день прибыл в бург Незерби. Конечно, саксонский бург не мог произвести впечатление на человека, который видел каменные громады Моавского Крака, Сафарда и Крак де Монреаль[20]. И все же Незерби выглядел внушительно. Усадьбу окружал частокол из заостренных бревен, а ворота охраняла бревенчатая дозорная вышка. Далее виднелись крытые тростником кровли с вырезанными еще по датскому обычаю головами драконов на стыках. Усадьба Незерби была замечательна не своей архитектурой, а размерами. Частоколы охватывали значительное пространство с несколькими дворами и хозяйственными постройками.