Боувер слушал меня и не переставал двигать челюстями. Потом, когда жевать больше стало нечего, отпил из своей чашечки и мрачно произнес:

— Нам с вами больше нечего обсуждать, мистер Броудхед.

— Ошибаетесь, есть что!

— Это вам так кажется, — ответил он, — а я так не считаю. Вы кое в чем ошибаетесь. Речь больше не идет о предстоящем судебном процессе. Речь идет о решении суда.

— Любое решение можно обжаловать...

— Да, конечно. Но на обжалование потребуется много времени. Я не хочу договариваться с вами. Триш заплатила за это собственной жизнью. Поскольку она сама не может защищать свои права, придется это делать мне.

— Но свара нам обоим дорого обойдется!

— Возможно. Так говорит и мой адвокат. Кстати, он возражал против нашей встречи.

— Зачем же вы тогда пришли?

Боувер взглянул на остатки ленча, потом на фонтаны во дворе. Три старателя с Врат сидели на краю блестящего пруда вместе с веселой, слегка пьяной стюардессой с «Варига» и бросали крошки печенья золотым рыбкам. Им повезло.

— Для меня это приятная смена обстановки, мистер Броудхед, — сказал он.

Из окна своего номера в новой Башне Дворца я видел блестящий на солнце купол собора. Это лучше, чем смотреть на мою юридическую программу на большом служебном мониторе, потому что Мортон грыз меня.

— Вы поставили под угрозу все дело, Робин. Мне кажется, вы не понимаете, насколько это важно.

— То же самое я сказал Боуверу.

— Нет, правда, Робин. Это уже дело не просто компании «Робин Броудхед, Инк.», не просто Корпорации «Врата». Дело входит в компетенцию правительств. И не только подписавших конвенцию о Вратах. Это дело будет рассматриваться в Организации Объединенных Наций.

— Да ну, Мортон! Неужели это возможно?

— Конечно, Робин. Здесь затрагиваются жизненно важные интересы всего человечества. А ваш друг Боувер пытается разыграть именно эту карту, и он вполне может своего добиться. Боувер требует наложения запрета на ваши действия и действия Корпорации, то есть на дальнейшее проведение исследований.

«Сукин сын! — с возмущением подумал я. — Он знал об этом, пожирая ленч, за который я заплатил».

— Так что же я неправильного сделал?

— О, я могу прочитать целый список ваших нарушений, Робин, — и Мортон начал загибать пальцы. — Во-первых, вы превысили свои полномочия, предоставив Хертерам-Холлам слишком большую свободу действий, результатом чего явилась их экспедиция на Небо хичи со всеми вытекающими отсюда последствиями — это во-вторых. И, таким образом, в-третьих, вы поставили под угрозу национальные интересы. Более того, интересы всего человечества.

— Вздор, Мортон.

— Так сказано в его петиции, — кивнул он. — Да, кое-кого мы сможем убедить, что это вздор. Раньше или позже. А пока действовать может только Корпорация «Врата», а не вы.

— Значит, мне нужно поскорее повидаться с сенатором. Я избавился от Мортона и попросил Харриет договориться о встрече.

— Сейчас я соединю вас с секретарской программой сенатора. — Она улыбнулась, исчезла, и Харриет сменило изображение молодой чернокожей женщины.

Секретарша сенатора выглядела не очень жизнеподобно, гораздо хуже тех программ, которые пишет для меня Эсси. Но Прагглер всего лишь сенатор Соединенных Штатов.

— Добрый день, — поздоровалась она. — Сенатор просит передать, что он сегодня в Рио-де-Жанейро по делам комитета. Он будет счастлив встретиться с вами завтра утром в удобное для вас время. Устроит вас десять часов?

— Лучше в девять, — облегченно вздохнув, ответил я. Я несколько беспокоился, потому что Прагглер не связался со мной немедленно. Но у него, должно быть, были для этого веские основания. — Харриет! — позвал я. Когда она появилась, я спросил: — Как миссис Броудхед?

— Без изменений, Робин. — Она улыбнулась. — Миссис Броудхед не спит, и вы, если хотите, можете поговорить с ней.

— Клянусь твоим маленьким электронным задом, я это сделаю, — ответил я. Она кивнула и исчезла. Харриет очень хорошая программа. Она не всегда понимает слова, но принимает положительное или отрицательное решение, руководствуясь одной лишь интонацией.

Когда на экране появилась Эсси, я сказал ей:

— С.Я. Лаврова, ты отлично поработала.

— Конечно, дорогой Робин, — ответила она, прихорашиваясь. Затем Эсси встала и медленно повернулась кругом. — Как и наши врачи. Ты согласен со мной?

И тут я увидел, что на ней не было систем поддержания жизни! Никаких трубок! На левом боку виднелась повязка, но никаких машин.

— Боже, женщина, что произошло?

— Вероятно, началось выздоровление, — серьезно ответила Эсси. — Но пока это только проба. Врачи только что ушли, я должна выждать шесть часов. Потом меня осмотрят снова.

— Ты здорово выглядишь. — Мы проболтали несколько минут. Эсси рассказывала мне о врачах, я — о Бразилиа, при этом я рассматривал ее пристально, насколько позволяет ПВ-экран. Эсси все время вставала, потягивалась, наслаждаясь ощущением свободы, но это встревожило меня. — Ты считаешь, что можешь все это делать?

— Мне сказали, что какое-то время я не должна даже думать о водных лыжах и танцах. Но не все развлечения мне запрещены.

— Эсси, ты похотливая женщина. Мне кажется, у тебя в глазах распутное выражение. Ты уверена, что достаточно здорова для этого?

— Вполне. Чувствую себя очень хорошо. Хотя, может, и не очень, — подчеркнула она. — Так, будто мы с тобой накануне здорово выпили. Легкое недомогание и слабость. Ну, думаю, ласковый любовник мне не повредит.

— Завтра утром буду дома.

— Ты не будешь дома завтра утром, — твердо возразила она. — Ты вернешься, когда закончишь свое дело в Бразилиа, и ни на одну минуту раньше, мой мальчик, иначе здесь ты не найдешь партнера для своих развратных действий.

Разговор продолжался целых двадцать пять минут, после чего я решил справиться непосредственно у врача о здоровье Эсси. На это потребовалось время, потому что, когда я позвонил, она как раз возвращалась в Колумбийскую больницу.

— Простите, что я не могу уделить вам много времени, мистер Броудхед, — извинилась она, сбрасывая серый твидовый пиджак. — Через десять минут мне нужно показывать студентам, как накладывается шов на нервную ткань.

— Вы обычно называете меня Робин, доктор Лидерман, — сказал я, быстро остывая.

— Да... Робин. Не волнуйтесь. У меня нет плохих новостей. — Разговаривая, она продолжала раздеваться вплоть до бюстгальтера, потом надела операционный халат. Вильма Лидерман прекрасно сложена для своего возраста, но я общался с ней не для того, чтобы испытывать ее чары.

— Но хороших новостей тоже нет?

— Пока нет. Если вы говорили с Эсси, то знаете, что мы пытаемся обойтись без машин. Нам нужно знать, сколько она сможет без них обходиться, и нам это будет известно не раньше, чем через двадцать четыре часа. Я так по крайней мере надеюсь.

— Эсси сказала через шесть.

— Шесть часов до первой проверки, а всего двадцать четыре. Если только не будет никаких дурных признаков и не придется немедленно вернуться к машинам. — Она говорила со мной через плечо и одновременно у маленького умывальника тщательно намыливала руки. Держа мокрые руки перед собой, Лидерман подошла ближе к экрану. — Я хочу, чтобы вы не волновались, Робин, — сказала она. — Это обычная процедура. У Эсси около ста трансплантатов, и мы должны убедиться, все ли они хорошо закрепились. Я не допустила бы этого эксперимента, если бы не считала ее шансы неплохими, Робин.

— Неплохими — мне это не кажется хорошим, Вильма!

— Может, даже лучше, чем «неплохие», но не торопите меня. И не волнуйтесь. Вы регулярно получаете бюллетени, можете в любое время связаться с моей программой или со мной, если пожелаете. Хотите, я скажу, какова вероятность успеха? Два к одному, что все пройдет хорошо. Сто к одному, что произойдет срыв, с которым мы сможем справиться. Теперь мне нужно пересадить половые органы некоей юной леди, которая хотела бы и после этого получать наслаждение.