Перешли на охотничьи темы, и тут уж беседа пошла вовсю. Особенно был активен Подгорный. У него наготове была масса охотничьих историй, приключившихся будто бы лично с ним. Успел он, правда, рассказать не больше двух-трех, так как краткостью явно не отличался…

Вскоре прибыли на место. Наблюдал я охоту впервые, и она мне запомнилась на всю жизнь.

Охотники заняли места и изготовились к стрельбе. Я стрелять отказался, сославшись на то, что не охотник.

Егеря тем временем начали выгонять фазанов, которые буквально сотнями стали вылетать из зарослей, многие из них тут же падали камнем, сраженные меткими выстрелами. Кадар и его товарищи стреляли редко, больше просто наблюдали, обмениваясь между собой впечатлениями. Брежнев же палил вовсю! С ним рядом находился порученец для того, чтобы перезаряжать ему ружья.

Леонид Ильич, отстрелявшись в очередной раз, не глядя протягивал пустое, еще дымящееся ружье порученцу и принимал от него новое, уже заряженное. А бедные фазаны, которых до этого прикармливали несколько дней, все продолжали волнами лететь в сторону охотников.

Эта бойня, которая и по сей день стоит у меня перед глазами, прекратилась лишь с наступлением темноты.

У охотничьего домика разложили трофеи, к фазанам добавили еще нескольких зайцев, двух кабанов. Кадар и его товарищи взяли по одной птице — таков порядок, за следующий трофей надо уже платить коммерческую цену. На гостей, разумеется, эти порядки не распространялись.

Вечером состоялся дружеский ужин. Первым охотником был признан Брежнев, вторым — Подгорный. Как и в поезде, начался обмен впечатлениями, опять пошли бесчисленные охотничьи байки. Впрочем, Кадар все-таки ухитрился затеять серьезный разговор, причем весьма полезный. Речь пошла о реформах…

Брежнев не спорил, хотя конкретных ответов не давал, отделываясь обещаниями вернуться к этим вопросам в будущем. Мысли его, по-моему, все еще вертелись, вокруг недавней охоты, приятные впечатления от которой он не хотел портить никакими серьезными разговорами.

В. Крючков, с. 77–79.

Дело было в подмосковном местечке Завидове, где проходили переговоры между Брежневым и Киссинджером. Шла интенсивная беседа, как вдруг Брежнев сказал: «Генри, давай поохотимся». Киссинджер в своих воспоминаниях об этом пишет очень подробно, потому что именно там, на охоте, состоялась очень важная беседа, которую я потом письменно воспроизводил по памяти. После того как Брежнев подстрелил очередного кабана, вернее, ранил, неизвестно откуда выбежали егеря и помчались отлавливать раненое животное. Мы же остались на пятиметровой вышке, расположившись за столом, и начали вынимать из охотничьей сумки хлеб, колбасу и, как написал Киссинджер, «откуда-то появились бутылки с пивом». Я же могу вам сказать, что, кроме пива, там было еще кое-что.

В. Суходрев, с. 315.

Если Хрущев мог, когда хотел, навязать свою волю Громыко (как и другим своим коллегам), то Брежнев этого не делал, считая, что его министр лучше него разбирается в международных делах.

Помимо прочего, Брежнева связывали с Громыко и установившиеся узы личной дружбы на почве почти еженедельных охотничьих вылазок в Завидово. Некоторые злые языки утверждали даже, что Громыко, не проявлявший прежде большой любви к охоте, специально стал «заядлым охотником», чтобы быть поближе к «уху Брежнева».

А. Добрынин, с. 122.

Достойна упоминания охота в подмосковном Завидове, куда, в знак особого расположения, Леонид Ильич приглашал с собой лишь людей очень близких… Каждый понимал — приглашение на охоту как знак особого доверия. Болея, дряхлея, люди не могли отказаться от благорасположения генерального, а открыть свое недомогание не хотели.

В квартире Черненко раздавался телефонный звонок. К телефону подходила жена. Звонили от Брежнева, кажется, кто-то из охраны, передавали приглашение на охоту.

 — Вы знаете,  — отвечала Анна Дмитриевна,  — Константин Установил плохо себя чувствует. Вы как-то скажите Леониду Ильичу…

Но, услышав, с кем говорит супруга, трубку брал сам Черненко и вмешивался:

 — Да, чувствую себя неважно. Но вы про это не говорите Леониду Ильичу. Скажите, что допоздна работал, очень устал…

Просьбу передавали в точности — в этом не приходилось сомневаться. Но Брежневу нужен был Черненко. Нужен даже для совместного отдыха. Без него было скучно…

Следующий звонок от самого Брежнева — минуя помощников — раздавался не прямо с утра, а чуть позже, похоже, с телефонного аппарата в несущейся в Завидово машине:

 — Костя, бросай работу. Тебе надо отдохнуть. Приезжай, жду!

«Косте» ничего не оставалось делать, как вставать и ехать.

Частенько он возвращался с этих охот простуженный и с температурой. Но отказываться от подобных предложений было не в его правилах.

Я, конечно, на эти охоты не ездил, нечего на них помощникам делать. Там для охраны работы вдоволь, но трофеев вкушать удавалось не раз…

Сегодня многие журналисты вдоволь поиздевались над этими охотами — мол, вот до чего дошли в подхалимстве, больной, с температурой, а с начальством едет, отказать не может… Думаю, что в этом современные «судьи» ошибаются. Черненко тоже любил побродить по лесу с ружьишком в руках. Почему с Брежневым, а не с кем-нибудь другим? Ну, извините, товарищей не выбирают…

В. Прибытков, с. 60–62.

Несколько опасных инцидентов произошло с Л. Брежневым и на охоте. Так, однажды он «завалил» с вышки огромного кабана. После этого спустился вниз и направился к убитому зверю. Когда же до него оставалось всего несколько шагов, зверь внезапно ожил и бросился на Брежнева. Все произошло так внезапно, что Генсек опешил и, если бы не егерь, который вовремя сориентировался и дважды выстрелил в кабана, беды мог и не избежать. Кабан испугался выстрелов и, изменив направление, ушел в сторону. Однако там напоролся на нож «прикрепленного» Г. Федорова, согнул этот нож и все же убежал в лес.

Ф. Раззаков, с. 241.

Следили мы и за охотничьим арсеналом Генсека: содержали в боевой готовности абсолютно все стволы, мало ли — он мог выбрать любое ружье. Несколько раз в году мы их все чистили, протирали насухо, заново смазывали. Возни было очень много: для четверых членов охраны работы каждый раз на полнедели…

В. Медведев, с. 247 [47].

В записях «хрущевского периода» преобладают военно-промышленные темы: беседы с конструкторами, заслушивание отчетов об испытаниях военной техники, звонки директорам оборонных заводов. Брежнев, будучи фаворитом Хрущева, тогда очень много работал. Правда, в это же время множество «охотничьих» записей типа:

 — Говорил с Н. С. о охоте.

 — Уехал в 4 часа на охоту с Юрой.

 — Убил трех кабанов в Завидово.

 — Завидово — лось…

При всей занятости Брежнев очень часто отдавался охотничьей страсти, хотя никогда не был аристократом. Странное увлечение… Уничтожение живых существ как способ морального удовлетворения каких-то нездоровых инстинктов далекой старины…

Со временем охота для Брежнева превратилась в самое главное духовное отдохновение. За два-три года до кончины его слабевшие руки уже плохо держали оружие (в коллекции генсека было около ста великолепных, дорогих ружей). Несколько раз, стреляя по животным в Завидове, он разбивал себе брови, переносицу, нос; руки были не в состоянии удержать «отдачу». Об этой части жизни Брежнева весьма интересно написал бывший начальник его охраны генерал Владимир Тимофеевич Медведев. Теперь «охота» под занавес жизни была другой: он руководил, командовал, а стреляли по оленям и кабанам его охранники. Последний раз он «охотился», пишет Медведев, «за сутки до смерти». Брежнев так любил охоту, что главному егерю в Завидове присвоил генерала и за короткий срок наградил его вновь учрежденным орденом «За службу Родине» всех трех степеней! Первого в Вооруженных Силах: не подводника, ракетчика или летчика, а профессионального охотника… Правда, в Главном управлении кадров Министерства обороны, понимая такую нелепицу, оформили документы генералу-егерю за номером десять. Перепали награды и помощникам егеря…