А штабель закрытых мешков с трупами все увеличивался.

Сейчас не проходит дня, чтобы я не думал об этом. Я до сих пор не могу есть жареного цыпленка.

А знаете, что произошло с Корнелиусом? Его жена говорит, что никогда не сможет простить его. А я могу. Я его понимаю. Я прекрасно знаю, каково это, когда все время испытываешь тревогу и беспокойство, когда не можешь спать, когда вдруг ни с того ни с сего, без всякой причины начинаешь плакать. Именно поэтому я и пошел консультантом по психологическим травмам. Понимаете, если вы там не были, адекватно объяснить всего этого невозможно, но позвольте мне попробовать как-то увязать все это для вас. Я занимался этим более двадцати лет и за это время повидал всякое. Я видел человека, которому надели на шею облитую бензином шину и подожгли; тело еще дымилось, а на лице у него было такое выражение, какого не увидишь даже в самом страшном ночном кошмаре. Я был на дежурстве, когда забастовка муниципальных служащих вышла из-под контроля и полицейские открыли огонь – тридцать убитых, причем не только от пулевых ранений. Вы себе и представить не можете, какие страшные раны оставляет панга. Я приезжал на место массовых автокатастроф, где тела детей, совсем маленьких, в специальных детских креслах, были размазаны по дороге на три ряда движения. Я видел, что происходит, когда у тяжелого военного грузовика отказывают тормоза и он наезжает на крошечный «Форд Ка». А когда я работал в буше Ботсваны, то натолкнулся на останки рейнджера, которого гиппопотам перекусил пополам. Но ничто из этого не может сравниться с тем, что мы увидели в тот день. И мы все понимали, через что прошел Корнелиус, – вся наша команда знала это.

Он сделал это в своей машине, на западном побережье, куда обычно ездил рыбачить. Асфиксия, шланг с выхлопной трубы… Все аккуратно, никакой суеты.

Мне не хватает его.

Потом мы получили разнос за то, что снимали тогда и выложили фотографии на Фейсбуке. Но я не собираюсь извиняться. Для нас это был один из способов справиться, нам необходимо было это с кем-то обговорить, и если вы не сталкивались с такой работой, то вам этого не понять. Сейчас поговаривают о том, чтобы мы убрали эти снимки из‑за того, что какие-то придурки используют их для своей пропаганды. Поскольку я вырос в этой стране, с ее специфической историей, я не большой поклонник цензуры, однако понимаю, почему они прикрывают это. Зачем подливать масло в огонь, верно?

Но вот что я хочу вам сказать. Я был там, в самом центре взрыва, и ни у кого с того самолета не было ни малейших шансов выжить. Ни у кого. Я настаиваю на этом, что бы там ни твердили эти долбаные сторонники теории тайного заговора (прошу простить мой французский).

Я настаиваю на этом.

Йомиюри Мийадзима – геолог и доброволец, занимающийся отслеживанием самоубийств в печально известном в Японии лесу Аокигахара, где предпочитают покончить с собой люди, страдающие глубокой депрессией; он был на дежурстве в ту ночь, когда у подножия горы Фудзи упал самолет японской компании «Сан Эйр», обеспечивающей внутренние рейсы по стране.

(Перевод с японского – Эрик Кушан)

В ту ночь я рассчитывал найти одно тело. Но не сотни.

Вообще-то волонтеры по ночам не патрулируют, но, когда стемнело, нашему диспетчеру позвонил мужчина, глубоко обеспокоенный судьбой своего сына-подростка. Он перехватил несколько тревожных е‑мейлов, а под матрасом у сына обнаружил экземпляр учебника для самоубийц Ватару Тцуруми. Вместе с печально известным романом Мацумото эта книга пользуется популярностью у тех, кто стремится покончить с жизнью в нашем лесу. За годы работы здесь я уж и не припомню, сколько мы таких отобрали.

Для отслеживания подозрительной активности в районе самого часто используемого подъезда к лесу у нас установлено несколько камер видеонаблюдения, но я не получил подтверждения того, что парня кто-то видел. У меня было описание автомобиля юноши, однако я не заметил этой машины ни на обочине дороги, ни на небольших парковках на опушке. Тем не менее это ничего не означало. Часто люди отъезжают в дальние или скрытые места на краю леса и накладывают на себя руки там. Некоторые пытаются отравиться выхлопными газами, другие вдыхают токсичный дым от работающих на угле портативных барбекю. Но самым популярным способом безоговорочно является попытка повеситься. Многие из самоубийц прихватывают с собой палатки и продукты, как будто им необходимо провести ночь или две в лесу, чтобы обдумать то, что они собираются сделать, прежде чем выполнить это. Каждый год полиция и множество добровольцев прочесывают лес и находят тела тех, кто хотел умереть здесь. Когда мы в последний раз делали это в прошлом ноябре, то обнаружили останки тридцати несчастных. Большинство из них никогда не будет опознано. Если я наталкиваюсь в лесу на кого-то, кто, как мне кажется, собирается убить себя, я прошу его подумать о той боли, которую он причинит своим близким, и напоминаю, что надежда существует всегда. Я указываю на вулканическую породу у нас под ногами и говорю, что если уж эти деревья смогли вырасти на такой твердой и недружелюбной почве, то новую жизнь человек может построить на сколь угодно неблагоприятном фундаменте.

Для доведенных до отчаяния людей сейчас распространенной практикой является брать с собой шнур в качестве маркера, чтобы можно было найти дорогу назад, если они передумают, или же, как в большинстве случаев, чтобы обозначить, как найти их тела. Другие используют этот шнур для более низких целей: некоторые омерзительно любознательные туристы сами надеются найти кого-то из покойников, но при этом не хотят заблудиться.

Я рискнул направиться в лес пешком и, помня обо всем этом, сначала проверил, не привязан ли к дереву какой-нибудь свежий шнур. Было темно, так что полностью уверен я быть не мог, но мне показалось, что я рассмотрел некоторые признаки того, что кто-то недавно прошел мимо табличек «Не переходите эту черту».

Сам я заблудиться не боялся. Этот лес я хорошо знаю и ни разу не сбивался тут с пути. Прошу прощения за пафос, но за двадцать пять лет работы здесь это стало частью моей натуры. Со мной были мощный фонарь и GPS-навигатор – это все неправда, что вулканическая порода под поверхностным слоем почвы дает помехи сигналу спутника. Просто этот лес как магнитом притягивает всякие мифы и легенды, так что люди верят в то, во что им хочется верить.

Когда вы попадаете в лес, он окутывает вас, словно кокон. Верхушки деревьев над головой образуют мягкую колышущуюся крышу, которая закрывает вас от всего остального мира. Некоторые могут находить неподвижность и тишину леса зловещей, но это не обо мне. Духи юрэй не пугают меня. Мне нечего бояться духов мертвых. Возможно, вы слыхали какие-то истории, что в этих местах когда-то совершали убасутэ – обычай бросать стариков или немощных умирать в голодные времена. Это совершенно необоснованно. Просто еще одна очередная страшная история, которую притягивает этот лес. Многие считают, что духи одиноки и поэтому стараются утащить за собой людей. Они верят, что именно поэтому в этот лес тянется столько народу.

Я не видел, как падал самолет, – я уже сказал, что небо для меня заслоняли кроны деревьев, – зато я слышал это. Серия сильных приглушенных ударов, словно где-то с силой захлопывалась гигантская дверь. Что я тогда об этом подумал? Мне кажется, я решил, что это может быть гром, хотя в это время года гроз и тайфунов у нас нет. К тому же я был слишком поглощен тем, что всматривался в тени и оглядывал каждую ямку или вмятину под ногами, которая могла бы указывать на присутствие здесь подростка, чтобы задумываться над этим.

Я уже готов был отказаться от своих попыток, когда вдруг затрещала рация и Сато-сан, один из парней, с которым мы вместе работаем, предупредил меня, что какой-то самолет потерпел аварию, сбился с курса и упал где-то поблизости от нашего леса – скорее всего, в районе Нарусава. После этого я, конечно, сразу понял, что это и было источником тех звуков, которые я слышал.