Гороховский разворачивает карту и с компасом пытается её сориентировать по сторонам света:

– Так! И где же тут у них север?

Подходит милиционер. С удивлением разглядывает карту:

– Серьёзная карта. И где же это вы её взяли?

– Пентагон.

– Где?!

– Центральное разведывательное управление, – невозмутимо поясняет на русском языке Гороховский. – Съёмка со спутника, – и тут же кричит на идиш Гутману, устроившемуся в кустах пописать: – Бэрэлэ, хватит уже! Ты, как собака, метишь всю территорию. Так она не твоя! Иди сюда.

Милиционер старательно вслушивается в незнакомую речь, снимает фуражку, вытирает пот:

– Простите, это вы на немецком языке говорите?

– Я!? На немецком!? – возмущается Гороховский. – Это идиш! Великий язык! Здесь раньше все его знали. В каждом селе, в каждом местечке.

На площади опять, но уже в обратном направлении, в дыму и рёве моторов пытаются разъехаться трактор и самосвал. Опять ссора у магазина. Во дворе у хаты баба тузит своего мужа. Снова гремит летящий таз. Орёт радио на столбе. Много шума!

Звенит мобильный телефон. Гороховский и Бэрэлэ роются в карманах, в чемоданах. Находят. Гороховский прижимает трубку мобильного телефона к уху, но ничего не слышит. Прикрывает окно и кричит на идиш:

– Результаты?! В первый день?! Вы знаете, Саймон, когда нужна спешка? Скажите реб Финкельштейну, если Гороховский берётся, то делает! – Он выключает телефон, поворачивается к Гутману. – Сам «балабос»[19] передаёт нам привет! Ноги гудят! Всё село исходить. Чтоб она горела эта власть советов! Чтобы вот так! Чтобы уже никто ничего не помнил!

На скамейке большой «бумбокс»[20] орёт очередную «попсовую» чушь. Одного взгляда На скамейке большой бумбокс орёт очередную попсовую чушь. Одного взгляда достаточно, чтобы понять – в селе избыток девушек при явном недостатке половозрелых юношей.

Девчата сидят на лавочках, скучают. Или танцуют парами. Дочка механизатора Элеонора в привилегированном положении. За ней буквально хвостиком и безуспешно слоняется помощник механизатора – славный парень Микола.

В условиях дефицита уже знакомые нам местные хулиганы Жора и Федька ощущают себя крутыми «мачо». Похаживают в подпитии. Снисходительно приглашают на танец то одну, то другую девицу.

Вдруг Жора толкает Федьку в бок, и они, дурашливо встав по команде «смирно», машут рукой.

Оказывается, это они издали приветствуют милиционера.

Дело в том, что его дом на взгорке и всё село перед ним как на ладони. А если учесть наличие мощного бинокля с устройством ночного видения, прихваченного милиционером во время его службы в армии в Чечне, то можно понять, как контролируется им жизнь односельчан.

– Ага! – констатирует милиционер, что наблюдение замечено.

Из-за его спины выглядывает жена Галя:

– Как там наша «доня»?[21]

Милиционер переводит бинокль.

На лавочке в окружении подружек сидит их невесёлая дочка Рая. Скучно ей. Вокруг одни подростки.

– Скучает. Да-а, – бормочет он. – Наехал бы, какой-никакой, женишок. Так нет же! Приезжают… – с этими словами он переводит бинокль на сельскую гостиницу. И вовремя!

В комнату хасидов входит дед Грицько.

Дед Грицько ставит на стол перед гостями корзину с помидорами, огурцами, связками молодого лука и чеснока, высыпает яблоки и груши:

– Извините, что потревожил. Ну, во-первых, чтоб вы не всухомятку… Это прямо с моего огорода. И потом… Завтра утречком, часиков в десять, давайте сходим в одно место.

– Вы знаете, где еврейское кладбище?! – восклицает Гороховский на ломаном русском языке.

– Ну, как бы. Это… Их вообще три было. Вам которое?

– Где могила «Цадика»[22] Шполяр Зейде!

– Так я и думал. Завтра.

– Вы уверены, что найдём?

– Имеется соображение.

Гороховский расплывается в улыбке. Потирает руки:

– О! Я ещё утром заметил, что вы порядочный человек! Не то что эти махновцы. – Обращается к Гутману на идиш: – Бэрэлэ! Быстрее! Человек имеет соображение!

Гутман достает бутылку виски. Дед Грицько пытается отказаться. Но уже налито. И стоя, они выпивают.

Милиционер фиксирует этот несанкционированный контакт, да ещё и с принятием спиртного, своим мощным биноклем:

– Ага!

Как не пытаются гости уговорить деда Грицька на вторую стопку, тот всё-таки отбивается и уходит.

Фонарь на столбе над площадью. Лай собак. Дед Грицько стоит задумчиво на крыльце. Вздыхает. Поднимает глаза. Бархат ночного украинского неба.

Прямо в упор смотрит милиционер. Он почему-то в трусах и майке, но в сапогах и с портупеей. Спрашивает участливо:

– Ну, как? О'кей?

Гороховский, лёжа на жёсткой железной кровати, стонет, мотает головой. Гутман будит его. Гороховский просыпается. Соображает, что милиционер являлся ему во сне.

– «Вус»? – [23] участливо спрашивает Гутман.

Гороховский приходит в себя, оглядывает комнату, прислушивается к шуму в селе, пьяному пению соседа по гостинице Жоры во дворе, говорит с досадой:

– «Дус»![24] Птички, тишина и покой. Съездим, подышим свежим воздухом… Гэволт![25]

Негромкая музыка, приглушённый свет. Роскошь. За столиками чинно парами сидят юноши и девушки. Попадаются и постарше. Одеты строго ортодоксально. Пьют кофе. Тихо разговаривают.

Это мало кому знакомая процедура называется «Шидух».[26]

Так сказать, «Клуб знакомств» в соответствии с законами иудаизма.

За одним из столиков разговаривают красивая девушка и высокий стройный юноша. Хасид. Это Исаак, внук миллиардера Финкельштейна.

Беседа завершается. Явно без каких-либо перспектив на общее будущее.

Пара идёт к выходу. Проходят мимо командного вида дамы – «шадхен»[27] – менеджера по сватовству. Та провожает их взглядом. Откладывает в сторону анкету девушки.

Водитель чёрного лимузина распахивает дверцу. Девушка с нескрываемым сожалением прощается, усаживается в машину и уезжает.

Исаак облегчённо вздыхает.

Туман стелется над рекой. На берегу раздеваются наши хасиды. Голые, они входят в воду. За ними с берега, маскируясь в кустах, в бинокль наблюдает милиционер Нечипоренко. Рядом с ним дед Грицько.

– Этот как его. Реб Гороховский… – бормочет милиционер.

– Серьёзный мужчина.

– С результатом. Девять детей. Фотографию показывал, – подтверждает дед Грицько.