– У меня все, – заканчивает он и садится на стул.

– Ну вот, хоть что-то вразумительное услышал, – говорит Соков, занося Ленин бред к себе в блокнот.

– Кто сегодня дежурит?

– По графику Бритвин, – подсказывает Галевич.

– Ты??!!

– Ох – хо.

– Снимаю с дежурства! Ермолин? – вопрошающе глядит на Деда, – Кто?

– А я почем знаю! Надо подумать.

– Нечего думать! Дежурить будет… – шеф ведет карандашом сверху вниз по графику, – Борисов!

– Помилуйте, Николай Михайлович, – Я просто стону. – Почему? У меня на сегодня другие (вставляю для важности) оперативные планы.

– Скорректируешь, – он делает пометку в графике и захлопывает журнал. – Как раз по твоей «земле» в дежурке заявитель сидит. Бери его и разбирайся, как положено.

– Но…

– Что?!!

– Понял.

– Тогда по местам!

Мы дружно поднимаемся с нагретых мест.

– Сейчас все ко мне! – громко гнусит Галевич.

После шикарного кабинета шефа место обитания зама кажется маленьким и убогим. С трудом втискиваемся в щель между платяным шкафом и огромным письменным столом, за которым очень любит восседать зам. Вот и на этот раз, поместив свое невысокое плотное тело в массивное кресло, Галевич сразу открывает какую-то папку и углубляется в чтение.

– Вы бы, Леонид Васильевич, хоть стулья для личного состава где-то попросили или, на худой конец, стырили, – говорит Ермолин, бесцеремонно усаживаясь на подоконник. – А то некрасиво получается – пред вами столько офицеров, а присесть не предложите.

Галевич молчит. Потом, закрыв папку, смотрит на Деда.

– Я полагаю, Владимир Александрович, Ваше сегодняшнее поведение на совещании у руководства перешло определенные границы субординации.

– Это Вы про что? – Дед демонстративно закуривает сигарету и выпускает густой клуб дыма в сторону открытой форточки. Курит Володя исключительно «Лайку» – небольшие, дешевые сигаретки с еле заметным желтым бумажным фильтром. Ничего другого из курева он просто не признает. Говорит, что привык.

– А Вы не догадываетесь?

– Лично я усматриваю в попытках руководства и ваших, в том числе, неуважительное отношение к офицерам. Так вот, правила субординации должны соблюдаться обеими сторонами, как об этом прописано в уставах. Вы знакомы с данными документами? Когда кто-то позволяет, пользуясь преимуществом в должности, унизить, тем более опера, я никогда молчать не буду. Если у Вас с Соковым есть претензии ко мне или вы оба считаете, что оскорблены мной, могу посоветовать обратиться по команде к вышестоящему руководству.

– Ладно, Владимир Александрович, считаю эту тему закрытой.

– А зачем вы вообще личный состав собирали? Только за этим? – Ермолин откровенно злится. – Задачи нам уже поставлены, так что работать начинать самое время!

– Не только. К концу года сложилось, я бы сказал, не совсем благоприятная обстановка с раскрываемостью. Поэтому наметьте каждый перспективу на ближайший период и сегодня не позже шестнадцати часов доложите.

– А как же Ваша секретная информация? – с чуть заметной иронией в голосе спрашивает Воробей. – Вот давайте на нее все вместе и навалимся.

– Еще не время, – натянуто улыбается Леня. – У меня все. Вопросы есть?

Молча выходим в коридор и идем к себе в отсек.

– Да пошли они все! – громко говорит Петр, усаживаясь за стол. – Не знаю как кто, а я пиво схожу выпью. Кто компанию составит?

Тут же подписывается Андрей Брагин и Краснов. Воробей отказывается и уходит к себе доклеивать очередную модель. Деда даже не спрашивают, поскольку пиво иначе как разбавленной мочой он не называет.

Троица быстро одевается и направляется на выход.

– Если меня кто-то будет искать, – обращается ко мне Леха, – скажешь, на территорию вышел.

– Скажу, только очень долго не расслабляйтесь.

– Да что ты, мы мигом. Туда и назад. – Уже от двери поворачивается Краснов.

– Ну, давайте, давайте… – вслед им бормочу я и сажусь за свой стол.

«Да, повезло сегодня, слов нет. Все вечерние планы накрылись, так сказать медным тазиком. Сейчас первым делом надо отменить все аудиенции. Так ведь не поймет, обидится. Звонить поздно, девушка она дисциплинированная и к тому же отличница – уже в институте. Дождемся вечера».

Переключаюсь на Деда. Он разложил на столе папки с делами и пишет. Главное отличие от нас – молодых в том, что Володя никогда не запускает «писанину», такую ненавистную для нас всех. Любую свободную минуту он уделяет именно ей. Поэтому он частенько подсмеивается над нами, получившими «втык» на очередном совещании за не вовремя представленные материалы, отчеты и сообщения и, покуривая, усмехается, когда я целый день напролет не вылезаю из-за стола. В этот момент он может предложить куда-то выйти и вкусить благородных напитков за его счет. Короче – издевается. Обычно я без злобы посылаю его куда подальше. Дед улыбается и остается на рабочем месте.

Мне надо идти в дежурку и забирать оттуда заявителя, чего именно сейчас страшно не хочется. Скорее всего, это очередной «глухарь», укрытый материал. Затем наступит пора прятанья за сейфом от назойливого заявителя, желающего узнать судьбу его дела, вздрагивания при одном только упоминании прокуратуры и т. д. Ничего не поделаешь – такова политика и правила, придуманные не нами, но которым мы, рядовые исполнители обязаны придерживаться.

Оттягивая момент, решаю пристать с разговором к Ермолину. Авось, в процессе Дед выложит что-то умное, подскажет, наконец…

– Саныч?

– Чего тебе надо? – отрываясь от важного занятия, спрашивает меня Дед. Спрашивает спокойно и безразлично.

– Да вот, хотел посоветоваться…

– По заявителю этому?

– Да вроде нет, с ним-то все ясно: заява, объяснение и материал под жопу. Все просто.

– Смотри, как Галевич заговорил, – бурчит Володя и вновь приступает к письму.

– А что делать? Ты же слышал, как по Воробью проехались?

– А не бери в голову. Поговори с мужиком по-человечески, а там видно будет. Ведь на нем ничего не кончается. Как были «глухари», так и будут. И никуда от этого не денешься. Знаешь, с чем я иногда сравниваю нашу профессию? – Дед откладывает ручку и снимает с носа очки. – С альпинизмом! Да, с альпинизмом! Представь себя у подножья горы. Она высока и неприступна, а верхушка покрыта снегом и туманом. Чувствуешь, как у нас.

Володя достает «Лайку» и закуривает.

– Вот прибыл ты, к примеру, на место происшествия. Вначале ничего не ясно. А если это не установленный труп? Тогда поначалу вообще свет туши. Вот и начинаешь потихоньку прощупывать, зацепки искать, свидетелей – свою базу, устанавливаешь и опрашиваешь. Факты, на первый взгляд, малозначительные, анализируешь, выстраиваешь из них версию, ту цепочку – веревочку, вдоль которой идешь к цели. Так и у них. Я, конечно, этим делом не занимался, но представляю нечто похожее. Наверняка в первую очередь разведку проводят и базовый лагерь разбивают. Потом маршрут намечают, крючья всякие в камень вколачивают, тросы натягивают. Видишь? Все сходится.

Дед оставляет окурок в пепельнице и тут же достает еще одну сигарету.

– Затем, по цепочке добытых фактов и доказательств подбираешься к нему, с кем очень хочешь встретиться. Но может случиться и так, что не на ту веревочку положился и она обрывается, а ты летишь вниз. И все начинаешь с самого начала. У них – альпинистов это обычно заканчивается большими проблемами со здоровьем. Но вот потянул ты другой «конец». Чувствуешь, он натянулся и провисать не собирается. Тогда, собрав силы, тянешь на себя. Обязательно попадутся на пути препятствия различные, за которые цепляться будет, но это мелочи. Перед тобой вершина, пик, на который должен взойти. И вот, преодолев все, ты там наверху. «Ласты» мерзавца скованы сзади, он безоговорочно признает поражение и ты торжествуешь. Нет, просто кайфуешь! Ты победитель! Герой!

– Но надо опускаться. Если чуть притормозил, то обязательно помогут занять подобающее положение на земле и указать на новый объект восхождения. И так без конца. Но тебе все равно, потому что все это вошло в твою кровь, стало вторым «я». Ты опер, а ОПЕР не профессия, а состояние души. ОБРАЗ ЖИЗНИ! А иначе нельзя. Работать не сможешь. Вернее потрудишься чуток и на другое непыльное место слиняешь. А если на всю жизнь себя связать, то это именно то, о чем я толкую. Вот так-то. Если дойдешь до этого сам, значит, будет толк, а нет – меняй профиль службы. Многие этому не верят. А зря! У подводников, летчиков такая же точно ситуация.