Правозащитники занимаются не тем, чем живет общество и несет моральный урон в своих борениях с властью, а конфликтами, к которым появляется интерес на Западе.

Вот почему почти сошло на нет общество «Мемориал». Оно не нашло своей ниши в современных условиях. Посягательство на права человека обрело совсем иной рисунок. А правозащитники по инерции еще бьются с коммунистами. Настает время атаковать уродливый и криминальный капитализм, но, увы, наше правозащитное движение к этому не готово.

Как ни странно, все это связано с образом страны. Нас не уважают, потому что мы позволили себя не уважать. Зимняя Олимпиада-2002 это подтвердила со всем удручающим откровением. Общество переживало это унижение чрезвычайно болезненно. И никогда требование отстоять достоинство страны не было столь массовым. Оно не выражалось в митингах, и слава богу! Оно присутствовало повсеместно в каждом доме, в каждой квартире. А это – гораздо серьезнее, чем наскоро организованные митинговые страсти.

Естественно, неприязненная позиция спортивных и государственных чиновников, сопровождавших нашу олимпийскую команду, вызывала недоумение. Мы не спрашивали себя, почему чиновники ведут себя столь нерешительно, если унижение столь очевидно. Почему только после реакции президента Путина появились какие-то протесты против действий судей? Я думаю, что над спортивной делегацией висел дамоклов меч нынешней политики. После чего утверждение «спорт вне политики» выглядит особенно карикатурно.

Олимпиада проводилась в той самой стране, которую с недавних пор мы аттестуем своим союзником, хотя слабо верим в это утверждение. Совершенно очевидно, что все мы стали заложниками событий 11 сентября 2001 года, когда террористы направили пассажирские самолеты на два символа деловой Америки – башни-близнецы. И под их руинами были похоронены не только тысячи людей, но и миф о неуязвимости системы безопасности в США. После Олимпиады человеческий поступок нашего президента, первым протянувшего руку поддержки американцам в тяжелейший для них час, был ими сведен если не к нулю, то величине, близкой к этому математическому значению. Американцы до удивления легко получили военные базы в Узбекистане, Киргизии и Туркмении не без помощи России, но дали ей понять: теперь «посредник нам не нужен». Разумеется, в Америке обхамили нас, но с другой стороны. Так ли уж безукоризненны наши спортсмены? А может быть, действительно, мы пренебрегли олимпийскими требованиями, и вот расплата? Отгремела Олимпиада. Чиновники пережили малоприятные отчеты перед россиянами и президентом. Владимир Познер в своих «Временах» еще раз объемно обслужил власть, показательно побранив отечественных олимпийских чиновников. Сделал это вполне профессионально. Трогательно защитил Америку на правах американского старожила. Разумеется, никакого заговора против России не было. Это не более чем эмоциональный всплеск непросвещенных соотечественников.

Председатель ОКР Леонид Тягачев выглядел замученным и несколько подавленным, хотя ему была гарантирована полная благополучность эфира. Неудивительно, а я на это обратил внимание, насколько программе «Времена» импонируют высокие чиновники. Выверенное до мельчайших нюансов отношение к федеральной власти в образе гибкого почитания вызывает всеобщую чиновничью удовлетворенность. Это и есть ниша Владимира Познера – исключительного профессионала, отдавшего свой дар в услужение власти. И, если начинает где-то искрить, не волнуйтесь, это не более чем эффект бенгальского огня.

Леонид Тягачев восседал с лицом человека, которому только что огласили обвинительный приговор. Виталий Смирнов, представляющий интересы России в Международном Олимпийском Комитете (МОК), тоже не был лишен подавленности. Хотя он ухитрился вытребовать в МОК стенограмму своих выступлений и реплик по поводу скандала вокруг российской сборной. Характерно, что он еще ухитрился заверить эту стенограмму соответствующими подписями и печатями. Факт по унизительности, не имеющий аналогов. Поясняя свои действия, Виталий Смирнов раздраженно резюмировал: «Я знаю, в какую страну я возвращаюсь». И, хотя мы приняли, как некую истину, оправдание чиновников, упрекнувших общество в незнании олимпийских тонкостей, не хочется с этим соглашаться. Почему? Потому что климат в спорте, атмосферу, создают, в первую голову, спортивные чиновники. Разрушительными для многих определяющих основ государства оказались реформы. И спорт, как массовый, так и элитарный, оказался в череде этих потерь.

15 марта 2002 года, пятница. 18 часов. Сообщение ИТАР-ТАСС с пометкой «срочно»: «Только что президент страны принял отставку Виктора Геращенко, главы Центробанка России».

Путин предложил Государственной думе рассмотреть вопрос об отставке главного банкира страны, а также внес на рассмотрение депутатов кандидатуру Сергея Игнатьева, первого заместителя министра финансов России, которому и придется заменить Виктора Геращенко.

В правительстве Сергей Игнатьев занимался вопросами взаимоотношений исполнительной власти с Центробанком страны. По внешнему рисунку, если не вдаваться в неадекватность происходящего, ход правомерный и вполне логичный. Профессионал уходит, профессионал приходит ему на смену. Первый мудрее и значимее, второй – моложе, он еще «доберет» в своей значимости. Геращенко достоин отдельной главы в книге. Тремя месяцами ранее я сделал о нем полуторачасовой фильм. Для меня это было любопытным постижением сущности бытия. Я назвал свой фильм «Три подвига Геракла». Профессиональных свершений в его жизни было больше, но мифы требуют своего языка, и поэтому – «Три подвига Геракла».

Виктор Геращенко всегда был неудобным человеком. Это его качество исходило из нескольких составляющих. Востребованность его всеохватного профессионализма совпала с периодом жесточайшего экономического кризиса, в который сначала угодил находящийся на последнем издыхании СССР, а затем и Россия.

Профессионала и консерватор высочайшей пробы Виктор Геращенко воспринимался младореформаторами, как некий монстр, глыба, которую невозможно передвинуть в силу ее объемности. На нее непременно наталкиваешься, если идешь вперед, и упираешься спиной, если пятишься назад.

И в силу ее мощи ничего не оставалось иного, как задействовать глыбу в оборонном укреплении в виде главенствующей опоры. Это был единственный в истории России человек, который четырежды вынужденно покидал пост главного банкира страны, и четырежды на него возвращался.

Непросвещенную высокую власть, а власть в России никогда не была излишне просвещенной, раздражал невероятный перепад в знании и понимании банковского дела, который существовал между Виктором Геращенко и властью, отрядившей его на это направление. Младореформаторы не попадали в разряд непросвещенных. Напротив, они были хорошо образованы, но у них, всех без исключения, полностью отсутствовала практика жизни. А у Геращенко она была в избытке.

Он не был противником реформ. Он был противником спешки, любых революционных действий, как в экономике, так и в банковском деле. Геращенко в своей управленческой философии был сторонником эволюционно взвешенного и выверенного курса перемен. Эта неоспоримая контрастность всегда раздражала власть. Атаки на Виктора Геращенко были постоянными. И при первой же возможности реформаторы, побуждаемые настоятельными рекомендациями МВФ, ВБ, системщиками Лондонского и Парижского клубов, экономистами США, вынуждали Геращенко покидать свой пост. А затем, оказавшись один на один с перманентно возникавшими кризисными потрясениями и чувствуя бессилие перед ними, возвращали Геращенко в Центробанк.

Нынешняя ситуация отличается от прежних. Никогда Центральный банк не имел таких высоких резервов, как ныне. Парадокс и заключается в том, что отправляют в отставку не руководителя, развалившего дело, а успешного профессионала. Вот, почему мы вправе сказать, что и Владимир Путин не избежал застарелой болезни управления страной, когда путается первоочередность подходов к решениям: экономика является определяющим фактором политики, а не политика диктует свои условия экономике.