– А почему это плохо, папа?

– Да всего лишь потому, что им не положено просыпаться. Если это происходит, значит так было запланировано с первого дня. Еще до того, как мы покинули Солнечную систему.

– Но зачем очищать зону?

– Я это делаю, потому что мой отец, твой дед, кое о чем меня предупреждал. А теперь выполняй приказ: разгрузи состав и сматывайся отсюда к чертям, понял?

В этот момент еще один поезд вкатился в отсек с противоположной стороны и стал впритык к тому, на котором прибыл Небесный. Из вагонетки вышли четверо охранников, подчиненных Титу, – трое мужчин и женщина – и начали облачаться в пластиковые доспехи, слишком громоздкие, чтобы путешествовать в них на поезде. Это были силовики корабля практически в полном составе, и полиция и армия; выполняли они и другие обязанности.

Проследовав вдоль поезда, отряд разгрузил стойки с блестящими белыми автоматами; действовали при этом охранники с нервозной осторожностью. Отец всегда твердил Небесному, что оружия на борту нет, но это звучало не слишком убедительно.

Со многими аспектами деятельности корабельных охранников Небесному хотелось познакомиться получше. Эта маленькая сплоченная и эффективная команда вызывала у него настоящий восторг. Но ему никогда не работать вместе с отцом. По сему поводу Тит дал юноше убедительное объяснение: начальник не может оставаться беспристрастным и справедливым, руководя собственным сыном, независимо от способностей того. От этого пилюля не стала слаще. В результате задания, которые отец поручал Небесному, никоим образом не касались вопросов безопасности. Данная ситуация не должна и не может измениться до тех пор, пока Тит возглавляет силовиков, и оба это понимали.

Небесный присоединился к своим друзьям, чтобы помочь с выгрузкой припасов. Юноши работали быстро, без привычной ленцы. Они нервничали. Здесь и впрямь происходило нечто необычное: не в правилах Тита Хаусманна придумывать проблему на пустом месте.

То и дело Небесный поглядывал на охранников.

Уже натянув на бритые головы матерчатые подшлемники, они постукивали по микрофонам, проверяли переговорные устройства на разных частотах. Затем извлекли из вагонетки бронированные шлемы, надели их, а сверху прикрепили опускающиеся монокуляры. От шлема к автомату тянулся тонкий черный шнур – чтобы прицелиться, достаточно посмотреть в сторону противника. Вдобавок шлем был оборудован инфракрасным и звуковым датчиками, которые могли пригодиться в тусклом освещении нижних уровней.

Закончив возиться со своей техникой, охранники подошли к Хаусманну-старшему, и тот быстро и деловито отдал им какие-то указания. Небесный пытался читать по его губам. В присутствии подчиненных отец выглядел абсолютно спокойным. Иногда он скупо взмахивал рукой или кивал. С тем же успехом он мог декламировать детский стишок. Даже пот у него на лбу, похоже, высох.

Вскоре Тит Хаусманн отпустил подчиненных, вернулся к поезду, на котором прибыл Небесный, и достал из вагонетки еще один автомат, для себя. Ни брони, ни шлема – только оружие, такое же ослепительно-белое, как у других. Оно было снабжено серповидным магазином и каркасным прикладом. В движениях отца читалось его отношение к оружию: никакой фамильярности, лишь спокойное уважение. Так человек обращается с ядовитой змеей, из которой только что выдоил яд.

И все это из-за единственного проснувшегося пассажира?

– Папа, – произнес Небесный, понимая, что отвлекает отца, – что на самом деле случилось?

– Тебе не о чем волноваться, – отозвался Тит.

Взяв с собой троих охранников, он оставил четвертого стеречь грузовой отсек. Группа исчезла в одном из вспомогательных колодцев, ведущих к отсекам «спящих». Некоторое время оттуда доносился, постепенно стихая, звук их шагов. Убедившись, что отец его не услышит, Небесный подошел к часовому:

– Что происходит, Констанца?

Она резко подняла монокуляр:

– А с чего ты решил, что я скажу тебе, если твой отец не сказал?

– Ни с чего я не решал, но почему бы, думаю, не попытаться? Помнится, когда-то мы были друзьями.

Он узнал ее еще в ту минуту, когда прибыл поезд. Да и не могли ее не привлечь, поскольку ситуация была достаточно серьезной.

– Ну, извини, – буркнула Констанца. – Просто мы немного на взводе.

– Ну да. – Он вгляделся в девичье лицо, все такое же красивое и волевое, и вдруг понял, что хочет провести по ее подбородку пальцем. – Я слышал о пассажире, который проснулся слишком рано. Это правда?

– Вроде того, – неохотно процедила она.

– И поэтому вам понадобился целый арсенал, о существовании которого я даже не подозревал?

– Как нам действовать, в каждом конкретном случае решает твой отец.

– Но он должен был объяснить свое решение. Что особенного в этом пассажире, кроме его пробуждения?

– Поверь, я не знаю. Но этого не должно было случиться. Момио не полагается просыпаться так рано. Это просто невозможно, если только кто-то не запрограммировал капсулу заранее. А кто стал бы так рисковать без особой причины?

– Все равно не понимаю. С чего это ему понадобилось просыпаться до срока?

– Чтобы сорвать нашу задачу. – Она нервно постучала ногтями по автомату и добавила тише: – Представь: один-единственный «спящий» оказался на борту не в качестве пассажира, а в качестве мины замедленного действия. Доброволец-смертник. Может, преступник, а может, ему нечего терять. Или он до того ненавидит нас, что готов на все, лишь бы уничтожить. Знаешь, чего стоило получить место на корабле Флотилии, когда она покидала Солнечную систему? Построив свой флот, Конфедерация нажила себе врагов не меньше, чем друзей. Думаю, найти смертника было нетрудно – дай только возможность с нами разделаться.

– Но провернуть такое непросто.

– Конечно. Если забудешь заплатить кому следует.

– Наверное, ты права. Ты серьезно насчет мины?

– Нет, конечно. Впрочем… кажется, это не такой уж и абсурд. Что, если нашим врагам, кем бы они ни были, удалось поместить диверсанта на каждый борт? Тогда получается, первый из смертников проснулся на «Исламабаде»… и предупредить экипаж было некому.

– Боюсь, от предупреждений было бы мало пользы.

Она насупилась:

– Ничего, разберемся. Может быть, просто капсула неисправна.

И в этот миг послышались первые выстрелы.

Операция велась в десятках метров под грузовым отсеком, но стрельба звучала пугающе громко. Почти сразу раздались крики. Небесный вроде бы услышал отца, но сказать наверняка было трудно – акустика эксплуатационного ствола придавала голосам металлический оттенок, делая слова неразборчивыми и размывая разницу тембров.

– Черт! – вырвалось у Констанцы. На мгновение девушка замерла, затем устремилась к вспомогательному колодцу. Обернувшись на полпути, бросила на юношу бешеный взгляд. – Стой здесь, Небесный!

– Я с тобой. Там мой отец.

Стрельба прекратилась, но шум продолжался – перебранка, истерические вопли и грохот, словно кто-то крушил аппаратуру. Констанца проверила автомат, закинула его за плечо и уже была готова спуститься по металлической лестнице в гулкую утробу колодца.

– Констанца…

Он вцепился в автомат и сорвал его с плеча девушки, прежде чем она успела среагировать. Констанца в ярости обернулась, но он уже двигался к спуску и не то чтобы держал охранницу на прицеле – просто дуло смотрело в ее сторону. Он не имел ни малейшего представления, как пользоваться автоматом, но по его решительному виду догадаться об этом было невозможно. Констанца отстранилась, не сводя глаз с оружия. Оно все еще было связано с ее шлемом гибким проводом, который сейчас натянулся до предела.

– Давай шлем, – сказал Небесный.

– Нарываешься на неприятности, – предупредила она.

– Потому что иду выручать отца? В худшем случае будет мягкое взыскание. – Он дернул подбородком. – Шлем, Констанца.

С недовольной гримасой она стянула с себя шлем. Небесный надел его, не потребовав заодно и подшлемник. Головной доспех оказался маловат, но времени на подгонку не было. Опустив монокуляр, он обрадовался, когда на дисплее появилась панорама, которую «видел» автомат. На характерном зеленовато-сером фоне светились перекрестье прицела, шкала дальномера и другие статистические показатели оружия. Все это казалось полной бессмыслицей… пока он не взглянул на Констанцу и не обнаружил белый мазок вместо носа. Инфракрасное излучение – это все, что ему нужно знать.