Слово, а вернее – речь с ее смысловым содержанием, божественное слово, мировой разум, всеобщий закон. Логос у Гераклита осуществляет единство всех изменчивых вещей, но сам такой вещью не является. При этом Логос и текучий мир вещей у Гераклита едины, несмотря на их противоположность, что характерно для пантеизма: «Не мне, но Логосу внимая, мудро признать, что все – едино: делимое – неделимое, рожденное – нерожденное, смертное – бессмертное», и далее: «Все – одно и из одного – все», «Бог есть день и ночь, зима и лето, война и мир, сытость и голод, в нем – все противоположности». Эта интуиция всеединства лежит в основе большинства мистических мировоззрений, особенно пантеистических – достаточно вспомнить знаменитый принцип позднего индуизма «ты есть То». Внутренней пружиной миропорядка, гармонии нашего мира Гераклит считает борьбу противоположностей: «Враждующее соединяется, прекрасная гармония возникает из разногласных тонов, и все происходит через борьбу». Для иллюстрации такого «симфоничного» единства противоположных понятий он использовал метафору лука и лиры: лук – символ войны и смерти, лира – мирной жизни, но они едины, поскольку имеют общую основу – натянутую струну. Греки называли Гераклита Темным за парадоксальность его учения и афористичность стиля. Сократ высоко ценил дошедшие до него тексты Гераклита, хотя сам превыше всего ставил четкость и ясность доводов разума. Согласно Диогену Лаэртскому, он отозвался о прочитанном так: «Что я понял – прекрасно, а чего не понял, по-видимому, тоже» (есть вариант: «а чего не понял, наверное, еще лучше»). Развитие идеи Гераклита о взаимосвязи Логоса и изменчивого мира вещей и явлений можно найти в антиномии Единого и многого у Платона, а затем в завершающем античную философию неоплатонизме, о котором будет подробно рассказано в основном тексте книги, поскольку понятия и категории этой поразительной философской системы стали адекватным языком для христианского богословия (но лишь языком, не более того, т. к. сам неоплатонизм целиком стоит на почве язычества и в свое время был одним из опаснейших идейных врагов христианства, а также основой многих ересей).
Базилика Благовещения. Назарет
В одном ряду с антиномиями Единого и многого, бесконечного и конечного, Бога и мира стоят такие пары понятий, как религиозная вера и разум, духовное и материальное, с которыми связаны важные богословские и философские проблемы, занимавшие умы многих мыслителей разных времен, но и сегодня все еще далекие до своего окончательного решения, если вообще такое решение возможно. Обсуждению этих, по словам Достоевского «проклятых вопросов», будет уделено значительное место в соответствующих разделах книги, здесь лишь обратим внимание читателей на исключительную важность согласования внутри названных антиномий. Действительно, попытки противопоставить веру разуму, материальное идеальному, а тем более жестко их разделить, гипертрофируя одно за счет другого, таят в себе реальную опасность, и нередко это приводило и продолжает приводить к трагическим последствиям. Подобной трагедией, согласно известному библейскому рассказу о грехопадении наших прародителей, начиналась история человечества. Нарушив строгий запрет Бога и соблазнившись словами дьявола «будете, как боги», если вкусите с древа познания, иначе говоря, сможете обойтись без помощи Бога и жить только своим собственным разумом, Адам и Ева совершили страшный грех своеволия и непослушания. Тем самым они навлекли на себя гнев Божий и Его проклятие, в результате чего болезненно изменилась природа первых людей, их потомков и всего творения («проклята земля за тебя»), а в мир вошли зло и смерть. Это лишь один из главных аспектов сложнейшей богословской проблемы грехопадения, связанный с антиномией разума и покорности воле Божьей, безграничной веры в Него. В основном тексте книги будут подробно рассмотрены некоторые другие важные ее аспекты, например, каковы причины того, что, по утверждению ап. Иоанна, «весь мир лежит во зле», как вообще возможно существование зла в мире, сотворенном всеблагим и всемогущим Богом, и какую роль в возникновении зла играет дарованная человеку свобода воли. Разлад между религиозной верой и разумом, доходящий порой до вражды и полного отрицания веры разумом или разума верой, можно проследить на протяжении всей истории человечества. Этот губительный разлад испытал на себе древний мир, а в первые века христианства он явился источником многих ересей, наиболее известной из которых стал гностицизм.
Весьма поучительно проследить историю взаимоотношений религиозной веры и разума со времени европейского Возрождения до наших дней, т. е. в период наиболее острого их разделения и вражды. Согласно расхожему мнению, Возрождение представляет собой попытку вернуться к античному мировоззрению, возродить свободу мысли и раскованность ума после «темных» веков средневековья с их религиозным мистицизмом и тиранией христианской Церкви, которая в борьбе с инакомыслием не пренебрегала зверствами инквизиции. Однако сходство Возрождения с античностью во многом натянуто и поверхностно, чем, впрочем, обычно грешат сравнения эпох, хронологически далеких друг от друга. Античность еще не знала четкого разделения естественных наук и философии – была единая натурфилософия, а философия у крупнейших мыслителей неотделима от богословия, так что вера и разум, как правило, мирно сосуществовали. Правда, казнь Сократа, знаковое событие в истории античной и мировой культуры, явилась, по сути, результатом борьбы общественных настроений с разумом, посягнувшим на принятую афинянами мораль и традиционные религиозные представления, некоторые из которых не смогли выдержать испытания, спасовав перед разрушительным сократовским анализом. Во времена Возрождения противостояние религиозной веры и разума принимает новые формы и небывалый размах. Опьяненный могучим потоком творческой энергии, обильно рождавшим великие произведения искусства и литературы, замечательные научные открытия, человек Возрождения легко соблазнялся, подобно своим прародителям, дьявольским «будете, как боги». Результатом такого соблазна стало пренебрежение верой и отвращение от Бога, что привело к состоянию общества, которое в монографии А.Ф. Лосева «Эстетика Возрождения» названо титанизмом, а его проявление описано в виде яркой картины: «Всякий титан хочет владеть всем существованием. Но в этом стремлении он наталкивается на других титанов, каждый из которых тоже хочет владеть всем. А т. к. все титаны, вообще говоря, равны по своей силе, то и получается, что каждый из них может только убить другого, Вот почему гора трупов, которой кончается каждая трагедия Шекспира, есть ужасающий символ полной безвыходности и гибели возрожденческого титанизма». Здесь коренятся и начинаются те «сумерки богов», которые продолжаются, сгущаясь, до наших дней. А разум тем временем все более утверждался в иллюзии своего всемогущества, закрыв глаза на очевидную и постоянную зависимость человеческого существования от воли Провидения, ведь судьба человека, а также предназначение народов и стран, их «идея» – не пустые слова. Как писал об этом замечательный историк и философ позднего Возрождения Никколо Макиавелли в своем печально знаменитом «Государе»: «… можно считать за правду, что судьба распоряжается примерно половиной наших поступков, но управлять другой половиной или около того она предоставляет нашей свободной воле. Я уподобляю судьбу одной из тех разрушительных рек, которые, разъярившись, заливают долины, валят деревья и здания, отрывают глыбы земли от одного места и прибивают к другому. Каждый бежит перед ними, всё уступает их натиску, не имея сил на борьбу. И хотя это так, оно все же не значит, чтобы люди в спокойные времена не могли принимать меры, заранее строя заграждения и плотины, дабы напор волн не был так безудержен и губителен». Однако ослепленный гордыней разум решил, прежде всего, своими собственными силами осчастливить человечество. Так впервые появились многочисленные умозрительные проекты «движения к светлому будущему» и подробное описание этого будущего (правда, нечто подобное было еще в старческих «Законах» Платона, где были продолжены некоторые идеи его диалога «Государство»). Сперва, в XVI–XVII вв., эта литература носила характер научной фантастики, утопии (слово «утопия» буквально означает место, которого пока нет, но которое, возможно, появится в будущем); таковы «Утопия» Томаса Мора, «Город Солнца» Кампанеллы, «Новая Атлантида» Фрэнсиса Бэкона и другие. Однако вскоре многие уверовали в возможность практического осуществления подобных идей. Для достижения столь великих целей, призванных «научно» преобразовать мир, некоторые сочинители этих проектов допускали использование любых средств, включая насилие, террор и диктатуру власти, руководствуясь известным иезуитским принципом «цель оправдывает средства». В XVIII в., веке Просвещения, идеология процесса разрушения «старого режима», которая предполагала, в частности, критику основ религиозной веры с позиций разума и насильственное подавление деятельности христианской Церкви, была детально разработана энциклопедистами. Ф. Энгельс писал, что «великие люди, которые во Франции просвещали головы для приближавшейся революции, сами были настроены крайне революционно. Никаких внешних авторитетов они не признавали. Религия, понимание природы, общество, государственный строй – всё должно было предстать перед судом разума… Все прежние формы общества и государства, все традиционные представления были признаны неразумными и отброшены, как старый хлам… Отныне суеверие, несправедливость, привилегии и угнетение должны уступить место вечной истине, вечной справедливости…» Но при этом понятия «вечная истина» и «вечная справедливость» представляли собой достаточно убогие построения человеческого разума. Правда, назвать просветителей атеистами в нынешнем значении этого слова нельзя, несмотря на множество сентенций вроде принадлежащей Вольтеру циничной и кощунственной фразы: «Если бы бога не было, его следовало бы выдумать». Они, например, допускали и даже признавали необходимым поклонение таким умозрительным понятиям, как «Верховное Существо» или «Великий Разум», которые не имеют ничего общего с истинным живым Богом, «Богом Авраама, Исаака и Иакова», как ничего общего с реальностью не имеют и утопические построения нового общественного порядка. Роль деятелей Просвещения в идейной подготовке Французской революции 1789–1794 гг. трудно переоценить: от них идут лозунги, с которыми революция совершалась. Под непрекращающийся стук гильотины ликующий народ носил по улицам Парижа пышно наряженную женщину, официально объявленную богиней Разума, а затем члены Конвента короновали ее в соборе Парижской Богоматери, предварительно осквернив его. Введение новой религии Разума стало предлогом для ограблений и разрушений многих церквей по всей Франции. Это привело к острому недовольству большинства населения, а кровь мучеников за веру вызвала, как обычно бывало в истории христианства, всплеск религиозного чувства, было угасшего в эпоху Просвещения. Чтобы успокоить волнения, Робеспьер весной 1794 г. с трудом заставил Конвент принять решение о признании нового суррогата – Верховного существа и бессмертия души, а также издать декрет о «празднествах в честь Верховного существа и Природы». Однако эта акция не принесла желаемых результатов, а лишь озлобила многих революционеров, не признававших никаких компромиссов с религией, что привело к Великому террору, жертвой которого стал сам Робеспьер и его соратники. Так завершилась Французская революция, но дух Просвещения с его отвращением от Бога и культом разума еще долгое время владел (и поныне владеет, хотя и в значительно ослабленном виде) умами многих людей. Когда Наполеон спросил у великого математика, механика и астрофизика Лапласа, почему в его книге о космологии нигде не упоминается имя Бога, тот с гордостью ответил: «В этой гипотезе я не нуждался». А Ф. Гойя, рисуя офорт № 43 из знаменитой серии «Капричос» – «Сон разума рождает чудовищ», – не предполагал, к чему через сто с небольшим лет приведут попытки реализовать социальные утопии, рожденные «пробудившимся» разумом, отбросившим такую «ненужную гипотезу», как существование живого Бога-творца и Его сил, действующих в нашем мире.