Он стоял, привычно широко расставив ноги, готовый в таком положении к любому действию, которое потребуется произвести, от прыжка в сторону, за камни, до вскидывания автомата, который привычно начинает стрелять в нужный момент, когда ствол будет наведен на цель. Причем капитан умел совмещать одно с другим, одновременно и отпрыгивать от чужого выстрела, и сам стрелять в ответ.
Путники остановились.
– Стоять! Без резких движений! – последовала чуть запоздалая команда.
– Похоже, здешние малолюдные места в последнее время становятся популярными, – сказал тот, что шел первым.
Сказал вполне грамотно и почти без акцента. Чувствовалось, что это не чабан из ближайшего села, и даже не тракторист с фермы.
– Здравствуйте, – в ответ поприветствовал его капитан. – Я – капитан Шереметев из отдельного отряда спецназа ГРУ. Проверка документов. Подойдите ближе. И еще… Настоятельная просьба… Не суетитесь и не делайте резких движений. Особенно аккуратно общайтесь с оружием. Вы все находитесь не просто в окружении моих солдат, но и каждый под прицелом нескольких стволов. Любая враждебность наказуема. Подойдите, подойдите…
Первый путник пожал плечами, обернулся к своим товарищам, потом без тени смущения двинулся к капитану.
– Давно в здешних местах введено военное положение? – поинтересовался он.
– Военного положения здесь нет, – сказал, поднимаясь из-за своего камня, майор Коваленко. – Но в районе объявлен режим контртеррористической операции. Это все местные жители должны знать. Вы – местные? Тогда непонятно, почему вы не в курсе.
– Мы – из Махачкалы, – объяснил путник и поправил ремень своего ружья, висящего на плече стволом вниз, словно проверил реакцию солдат, наставивших, по словам капитана, на него оружие. – И поскольку мы не местные жители, нас никто не предупредил о введении какого-то режима.
– Что вы здесь делаете, гости из Махачкалы? – поинтересовался капитан Шереметев.
– Научная экспедиция, – просто объяснил путник. – Я – профессор дагестанского госуниверситета. Зовут меня Исмаил Эльбрусович Идрисов. Со мной мои рабочие, участники экспедиции.
– Что интересует здесь научную общественность? – с легкой насмешкой в голосе спросил майор. – Ищите йетти[1]?
– Нет, наши интересы скромнее. – Профессор говорил вдумчиво, неторопливо, и ничуть не смущаясь неприветливостью военных. – Хотя, может быть, не менее сенсационны. По крайней мере, мне так кажется. Мы ищем то, что люди практически извели в нашем регионе. Вернее, даже не ищем, а работаем с этим материалом. Раньше весь без исключения Кавказ входил в среду обитания красного волка, животного, занесенного в Красную книгу. Сейчас красный волк в здешних местах – великая редкость. Четыре года назад, вернее, уже почти пять лет назад, четыре года и девять месяцев, если быть совсем точным, мы с сотрудниками моей лаборатории завезли сюда красных волков с Алтая, где они еще водятся в живой природе. Завезли небольшую стаю – четверых самцов и двух самок. И к стае в течение уже первого года присоединилось четыре местных волка, которых здесь никто раньше, слава Аллаху, не видел, иначе их могли бы просто уничтожить. Наша смешанная стая прижилась в горах и дает устойчивое потомство, приспособленное к местным условиям. Более того, в этом районе, только западнее, почти на границе с Чечней, образовалась уже вторая стая. Мы подозреваем, что наша большая стая просто разделилась на две, и часть ушла в сторону, чтобы всем хватило пропитания.
– А местные условия менее удобны для волков, чем условия Алтая? – спросил капитан Шереметев, не потому, что волками интересовался, а только для того, чтобы продолжить разговор. – Почему на Алтае они остались, а здесь почти исчезли?
– Горы – везде горы. Но Кавказ выше – следовательно, в воздухе пониженное содержание кислорода. Это волки должны чувствовать, потому что жизнь проводят на бегу, и им постоянно требуется кислородная подпитка. Но у здешних гор есть и свои преимущества. Здесь нет такого толстого снежного покрова, как на Алтае, а красные волки не любят глубокий снег.
– Так там, ниже, – кивнул майор Коваленко, – стая красных волков?
– Вы видели? – спросил Идрисов. – Да, там наша стая. И будет очень прискорбно, если вы навредите им. Наш эксперимент имеет мировой масштаб и контролируется биологической комиссией ЮНЕСКО. И потому я прошу вас не проявлять по отношению к нашим животным агрессивности. Охота на красных волков запрещена во всем мире, кроме Индии, но и там она лицензирована и сильно ограничена. Буду вам благодарен, если вы предупредите своих солдат.
– Можно не предупреждать. Мы сюда не на охоту прилетели, – ответил Коваленко. – По крайней мере, не для охоты на волков, смею вас заверить. Документы у вас с собой, надеюсь?
– Моя попытка забраться в карман не будет воспринята как акт агрессии? – с легкой издевкой в голосе спросил профессор Идрисов.
– Забирайтесь. Только в свой. Я разрешаю, – проявил милость капитан Шереметев.
Профессор улыбнулся и полез во внутренний карман. Шереметев увидел, как чуть в стороне над камнем поднялся автоматный ствол, страхуя командира. Но из кармана был извлечен только пластиковый пакет, в несколько раз свернутый. Идрисов развернул пакет и вытащил сначала паспорт, который Шереметев посмотрел мельком, проверив имя, фамилию и регистрацию, потом удостоверение сотрудника университета, командировочное удостоверение и выписку из решения ученого совета университета об экспедиционных работах по изучению ареала обитания красного волка.
– Ваши сотрудники… – напомнил капитан, выключив фонарик.
Профессор обернулся и сделал знак двум своим спутникам.
– Что с ногой? – спросил Шереметев человека с самодельным костылем.
– Подвернул, – с сильным акцентом ответил тот. – Может, сломал, не знаю. Болит. Еле иду.
– Почему ночью идете? – Вопрос майора Коваленко относился уже к профессору.
– Как раз из-за травмы рабочего и задержались. Нас на шоссе машина должна ждать. Чтобы успеть, сокращаем время отдыха. Передвигаемся практически в авральном режиме.
– Врача у нас нет, – посочувствовал капитан, – а санинструктор в таком деле помочь не может. Сильно болит?
– Сильно, – пожаловался хромой. – Зубы стираю, когда стискиваю.
Шереметев снял с пояса свою индивидуальную «аптечку», вытащил два имеющихся в наличии шприц-тюбика пармедола и протянул ему:
– Только не сразу оба. Это обезболивающее, пармедол. Умеете пользоваться?
– Спасибо, – поблагодарил рабочий. Ему, видимо, трудно было не только ходить, но и говорить, потому что при разговоре лицо его искажалось в гримасе боли. Видимо, нога в самом деле была сломана.
– Спасибо, – ответил за него профессор. – Сумеем. Так мы можем успеть дойти до шоссе вовремя.
– Для вас – двое суток пути, – предупредил Григорий Владимирович.
– А для вас? – зачем-то спросил профессор. Может, хотел приравнять свой переход к армейскому?
– По норме – десять часов, – сухо произнес капитан, – мы успеваем практически за восемь.
В это время, разрывая ночное спокойствие, на правом фланге засады, метрах в полста от тропы, раздалось несколько автоматных очередей. Все повернули головы в ту сторону, и начальник штаба сказал:
– Разбирайся тут, я посмотрю, что там у Медведя… – И почти побежал поперек перевала, на ходу готовя автомат.
Шереметев слушал беспорядочную стрельбу, но сразу определил, что стреляют только с позиций спецназа, а ответных очередей выделить не сумел. Путники, остановленные на перевале, явно забеспокоились.
– Надеюсь, не по нашим волкам стреляют? – с задумчивым видом заметил профессор.
– Сомневаюсь, что ваши волки туда ушли, – ответил капитан. – Кроме того, мои солдаты не будут стрелять просто так, ради удовольствия. Значит, есть в кого стрелять. Если там и появились волки, то только двуногие. Больше ничего сказать не могу. Просто не знаю. Вы, кстати, никого поблизости не встречали?
