– Где ты был? Уже так поздно, я тебе звонила, а твой телефон отключен, – Галя запнулась. Муж едва стоял на ногах, лицо бледное, взгляд отсутствующий. – Что случилось?
Кинулась к Глебу, чтобы помочь ему добраться до комнаты, но тот отрицательно мотнул головой и, шатаясь, побрел в ванную. Галя последовала за ним.
Глеб стянул с себя грязную одежду. Включил горячий душ, уселся в ванне, обняв колени и уронив на них голову. Несколько минут Галя молча наблюдала за мужем, затем в замешательстве приблизилась. Протянула руку, чтобы погладить его по спине, но тут же отдернула, ошпарившись обжигающими струями.
– Ты с ума сошел? Свариться хочешь? – она открыла вентиль с холодной водой. – Да что с тобой такое? Что произошло, родной?
– Пойдем спать, – Глеб поднялся на нетвердые ноги.
– Но…
– Завтра. Поговорим завтра.
Он долго лежал с закрытыми глазами, притворяясь, что заснул. Видеть беспокойный взгляд жены было невыносимо. Он понимал ее тревогу, но в этот момент был не способен на утешения. Черт, поскорее бы отключиться. Глеб заставлял себя расслабиться, пытался представлять пустоту, тугую и обволакивающую, но сон никак не приходил. Зато пришли воспоминания.
После суда по делу о наезде на пешехода Глеб не сдержался, отправился в больницу. В палате, где лежал сбитый Джеком паренек, яблоку негде было упасть. Дополнительные койки стояли чуть ли не перед дверью. Как можно выздоравливать в подобных условиях – одному богу известно. Стулья из палаты убрали, чтобы освободить лишнее пространство, поэтому Глеб присел на корточки у кровати. Тощий паренек на гостя посмотрел без интереса. Голова у него была перебинтована, часть повязки закрывала один глаз. Рука и нога загипсованы, а верхняя часть груди стянута эластичными бинтами.
– Это ты, – тихо произнес пациент.
– Я. Как ты догадался? – Глеб сглотнул от волнения. Он ожидал увидеть кого угодно, готовился к какой угодно реакции. Но этот беспомощный парень с хрупким, как у подростка, телосложением и тусклым взглядом заставил его содрогнуться.
– Больше некому.
– У тебя что, родных нет или друзей?
– Нет.
– Сочувствую.
– Спасибо, – в интонации парня не звучало и намека на иронию. Он благодарил искренне.
Глеб почувствовал комок в горле. Час от часу не легче. Почему обычно страдают и без того обиженные судьбой люди? Это что, закон притяжения? Несчастья привлекают несчастья, а радость множит радость?
– Ты чем занимаешься по жизни?
– Разным. В основном ищу работу. Здоровье не очень, нигде не задерживаюсь, увольняют. Болею часто, – его тонкие губы растянулись в жалком подобии улыбки.
Глеб торчал в больнице до вечера. На следующий день опять пришел, принес продуктов, договорился о переводе парня в палату покомфортнее, дал денег медсестрам, чтобы лучше за ним приглядывали. Хотелось сделать для Егора что-то большее, чем формальная оплата лечения. Посоветовался с Джеком, но тот настоятельно рекомендовал не частить в больницу, чтобы не вызывать подозрений. Ведь пострадавший сам виноват. Именно пешеход решил покончить с собой, бросившись под колеса, они это блестяще доказали в суде. Странно, если ни в чем не виноватый водитель будет навещать суицидника и демонстрировать сочувствие. Все правильно. Джек всегда отличался рационализмом. Но Глеб не мог бросить пацана.
Егор пролежал в больнице больше трех месяцев. К моменту его выписки Глеб подыскал ему нормальную работу, договорился с одним знакомым. Но Егор предложение отверг:
– Ты пойми меня правильно. Я не строю из себя гордого. Просто хватит уже возиться со мной. Это все равно не изменит прошлого, и тебе придется с ним жить. Если тебе так важно мое прощение, то я тебя простил. Благотворительности больше не нужно.
Егор поднялся с кровати, взял легкий пакет с вещами и заковылял к выходу. Врачи сказали, что хромота вряд ли исчезнет, придется привыкать к трости.
Это было невыносимо. Глеб встал с кровати, накинул рубашку и, захватив сигареты, вышел на балкон. Он осуждал Джека. Считал его поступок трусливым. Но самым мерзким было даже не его малодушие, а полное безразличие к судьбе жертвы. Желание оградить себя от проблем еще можно понять. Но отсутствие сострадания в друге неприятно удивляло. До аварии Глеб был о Ваньке Кравцове лучшего мнения. Думал, что сам-то никогда не поступит таким образом. И вот, пожалуйста. Сегодня преднамеренно сбил беременную женщину и теперь гасит любые мысли о ней. Даже Лизе не позвонил, не спросил, приехала ли «Скорая», как состояние пострадавшей. Ничтожество…
Затушил сигарету, достал вторую. Небо начинало светлеть. Стоял тот самый предрассветный час, когда была тишина, плотная и осязаемая, почти звенящая. Казалось – тронешь воздух, и он запоет, как натянутая струна.
«Самое время для песен», – осек себя Глеб. Хотелось перевернуть что-нибудь тяжелое, разбить вдребезги на сотни осколков. Он обернулся и посмотрел в окно. Галя спала, свернувшись калачиком. Да, это будет очень по-мужски, разбудить ее грохотом. Чертов эгоист. Он вернулся в комнату, тихо лег на кровать и аккуратно подтянул жену к себе. Она была теплой и пахла миндалем и сливками. Уткнулся носом в ее затылок и сомкнул веки.
Заснуть не удалось. Так и провалялся до утра.
Галя проснулась с намерением докопаться до правды. Молча приготовила завтрак, накормила мужа, а затем строго спросила:
– Объяснишь мне, что вчера стряслось?
Глеб вздохнул. Объясняться совершенно не хотелось. Он чувствовал себя разбитым, от бессонной ночи болела голова, пальцы подрагивали.
– Зачем ты так поступаешь?
– Как? – Он устало посмотрел на жену.
– Игнорируешь меня. Ведешь себя так, словно я домашнее животное. Когда есть настроение – гладишь и играешься, когда нет – не замечаешь. Только корм в миску подкидываешь, чтоб не сдохла.
– Да о чем ты? Какое животное? Какой корм?
– Я не чужая тебе. И, наверное, заслужила доверие.
– Вчера ничего не стряслось. Просто я подрался в баре. А телефон потерял, поэтому не отвечал. Это ясно?
Галя недоверчиво хмыкнула:
– А сразу нельзя было признаться? Я привычна к твоим выходкам, вряд ли бы сильно удивилась.
Глеба начал всерьез доставать этот разговор.
– У тебя ПМС?
– Нет. У тебя, – Галя демонстративно развернулась, подняла с пола грязные брюки мужа и направилась к стиральной машине. Через минуту вернулась в кухню, держа в руках разбитый мобильный.
– Ты же сказал, что потерял его.
– С каких пор ты стала лазить по моим карманам? – Глеб почувствовал, что закипает. В голове и без того сумбур, а жена провоцирует его на ссору. Иногда ее прорывает, и она отказывается вовремя затормозить.
– Я собиралась стирать брюки.
– Вот и стирай!
Жена положила испорченный телефон на стол.
– Зачем ты мне лжешь в таких мелочах? Чтобы скрыть бо́льшую ложь?
– Да заткнешься ты или нет? – Глеб вскочил со стула, толкнул стол, перевернув его со всем содержимым. Вылетел из кухни, хлопнув дверью с такой силой, что упала висевшая на стене фотография. Галя испуганно отскочила в сторону и замерла, закрыв рот ладонью. Что она такого сказала? Почему он позволяет себе реагировать подобным образом? Окинула взглядом кухню: стол сломан, стулья перевернуты, на полу валяется разбитая посуда, повсюду осколки. Убираться час, не меньше. Но самое обидное – Глеб разбил ее любимую фарфоровую кошечку. Маленький белый шарик с ушками, расписанный вручную ставропольским мастером.
Галя купила этот сувенир лет десять назад, когда была проездом в южном городе. Она гуляла по вечернему Ставрополю, заглядывала в сувенирные лавки, с удовольствием рассматривая симпатичные изделия ремесленников. Но покупать ничего не покупала – денег было в обрез, и тратить их на приятные, но бессмысленные предметы – непростительная глупость. В одном крошечном магазинчике увидела изумительную кошку из матового, не прокрытого глазурью фарфора. Она была неимоверно милой, с золотой рыбкой на выпуклом пузике. Галя любовалась ею полчаса, но так и не отважилась потратить последние деньги. Стоил сувенир дорого. Вышла из магазина в расстроенных чувствах. Гулять больше не хотелось. Брела по пустеющим улицам и вспоминала чудесный белый комочек. Чувство потери было так велико, что она едва не расплакалась. Почти у самой гостиницы развернулась и побежала обратно со всех ног… Той ночью засыпала счастливая – на тумбочке возле кровати улыбалась ее кошечка.
