голову, заплакала. Он наклонился к ней и тихо сказал:
— Судьба распорядилась иначе.
Виола подняла голову.
— Если бы было иначе, я не дошла до Лондона живой и не была
бы сейчас рядом с тобой!
Она стремительно обняла его. Ее руки сомкнулись с такой
силой, что, казалось, невозможно разжать их. Она чувствовала, что растворяется, словно воск, распадается на частицы, пронизы-
вая его и оставаясь в нем, точно свет, пролившийся во мрак, или
жар, проникающий до глубин.
— Нет, Виола, нет! Я был бы последним человеком, если позво-
лил бы девушке совершить эту прекрасную, но ошибку.
Он с усилием разомкнул ее руки. Она сжалась в комок у его ног, закрыв лицо руками. Долгожданный взлелеянный миг обернулся
в считаные мгновения бедой, сокрушившей ее сокровенной на-
дежды. Не отрывая рук от лица, она слышала, как дверь мастер-
ской закрылась за ним.
Жаклин давно понимала, что происходит. Она видела, какими
взглядами провожает Виола ее мужа, как расцветает ее лицо, стоит ему заговорить с ней. Прошло немного времени после слу-
чившегося, и Жаклин, ведомая обостренной интуицией, решила
эту задачу, доставлявшую ей неприятные волнения, простым
и изящным способом. Она нажала на самую чувствительную точку
душевного склада своего деятельного, ответственного и скрупу-
лезного в работе мужа. В разговоре о работниках типографии она, как бы невзначай, заметила, что Виола делает ошибки при наборе, а отвлекается потому, что по характеру слишком нетерпелива
и темпераментна для столь кропотливой работы.
— Да, я заметил, — сказал он. — Но она так одарена от природы, что было бы безрассудством расстаться с ней. Ты посмотри на нее, настоящая гончая.
— Именно. Вот мы и отправим ее в нашу «гончую» — в магазин
«Белый грейгаунд». Она много читала, у нее безупречный вкус
и уникальная память. Кто может быть лучше? Книги не яблоки.
Чтобы их продавать, надо уметь рассказывать о них и о многом
248
ЧАСТЬ II. ГЛАВА VIII
другом. А у нашего Себастиана язык подвешен, как у герольда. За-
говорить покупателя, привлечь и развлечь, даже развеселить
порой — кому как не такому пересмешнику заняться этим?
Ричард задумался.
— Ну же, милый. Мы не можем допустить, чтобы она оказалась
на улице.
— В свое время они с Уиллом развлекали весь город, — улыбнув-
шись, сказал Ричард. Он вспомнил об их представлениях на рынке
и историю об охоте на оленя в поместье сэра Люси.
— Вот и хорошо. Мы, как всегда, пришли к общему мнению, —
вздохнув, сказала Жаклин.
Как тот актер, который, оробев,
Теряет нить давно знакомой роли,
Как тот безумец, что, впадая в гнев,
В избытке сил теряет силу воли, —
Так я молчу, не зная, что сказать,
Не оттого, что сердце охладело.
Нет, на мои уста кладет печать
Моя любовь, которой нет предела.
Так пусть же книга говорит с тобой.
Пускай она, безмолвный мой ходатай,
Идет к тебе с признаньем и мольбой
И справедливой требует расплаты.
Прочтешь ли ты слова любви немой?
Услышишь ли глазами голос мой?*.
* Шекспир У. Сонет 23 (пер. С. Маршака).
249
СЕРЕБРЯНЫЙ МЕРИДИАН
Глава IX
Весь мир — театр.
В нем женщины, мужчины — все актеры.
У. Шекспир «Как вам это понравится».
Перевод Т. Щепкиной-Куперник
«Мы веселимся, когда нас готовы пронзить мечом; пьянствуя
в тавернах, нарываемся на тысячу неприятностей из-за ерунды», —
писал Томас Нэш о своих товарищах и годах молодости, проведен-
ных на поэтической лондонской арене.
Он и его современники, лондонская литературная молодежь, старались держаться вместе. Роберт Грин, Бен Джонсон, Томас
Нэш, Кристофер Марло — все это были «университетские умы», одухотворенные, неутомимые, хмельные, неразборчивые, пре-
небрегающие добродетелями, необузданные, а в случае Марло, и опасные. Это были эпатажные мальчики восьмидесятых-де-
вяностых годов, обреченные на раннюю гибель от пьянства, де-
боширства и болезней. Стремительный взлет соперника —
молодого драматурга и провинциального актера, необразован-
ного самоучки-выскочки, вызвал в этой компании ярость.
Уильям хорошо всех знал и, все понимая, предпочитал дер-
жаться независимо и на расстоянии от них. Он был наделен
более обостренным чувством самосохранения, был благодарен
проведению за отпущенные ему природные дарования и не
хотел оскорблять Бога, расточая свой талант. В 1589 году Ро-
берт Грин сочинил пасторальный роман «Менафон», один из
героев которого «деревенский автор» писал бы «очень даже не-
плохо», если бы не «присущее его стилю изобилие безвкусных
сравнений и натянутых метафор». Это было наиболее частое
обвинение в адрес Уильяма. Томас Нэш, написавший предисло-
вие к роману, высказался еще более язвительно. Окончив Кем-
бридж и зарабатывая на жизнь пером, сын лоустофского
викария, Нэш вскоре сделал себе имя как сатирик, памфлетист
и поэт, сочиняющий драмы от случая к случаю. Греки, по-
истине, были не так уж неправы, сочинив поговорку — «сын свя-
250
ЧАСТЬ II. ГЛАВА IX
щенника — внук дьявола». Он был на три года моложе Уильяма, успехи и слава которого не давали ему покоя. Он жаждал пре-
взойти соперника и в своем юношеском честолюбии доходил
до жестокости. В предисловии к роману Грина он клеймил не-
вежественных писак, которые используют труды Овидия и Плу-
тарха и выдают их за свои.
«Теперь у некоторых проныр вошло в обыкновение, — писал он, —
бросать свои “новеринты”*, над которыми им предопределено кор-
петь, и пробовать себя в искусстве, хотя они едва ли смогут про-
честь по латыни “шейный стих”, если это вдруг потребуется»**.
«Английский Сенека, — продолжал Нэш, — читанный при све-
чах, все же подсказывает много замечательных выражений, таких, например, как “кровь-попрошайка” и иже с ним; и если мо-
розным утром обратиться к нему с мольбами, он одарит вас це-
лыми гамлетами… простите за оговорку — целыми каскадами
трагических монологов. Но вот беда “tempus edax rerum” — на-
долго ли его хватит?»
«Они паразитируют на переводах с итальянского, как бы ни
были плохи оригиналы, заимствуют сюжеты у Ариосто, кро-
пают пустые стишки без складу и ладу». Роберт Грин был благо-
дарен другу. Ему намозолила глаза неразлучная стратфордская
парочка без роду и племени. «С чего это ты, Росций***, — язви-
тельно писал он, после того как Уильям и Себастиан предста-
вили на Рождество в Блэкфрайерс детскую сказку, в которой
сыграли царя и царицу фей — Оберона и Титанию, — возгор-
дился вместе с Эзоповой вороной, хотя оперенье у тебя чужое?
Ведь тебе-то самому сказать нечего».
И как было не возмущаться, когда этот бывший клерк, контор-
ская душа, разлиновал бумагу, как судебный писарь, и с ошиб-
ками накатал историческую драму — «Эдмунд Железнобокий», в которой король отчаянно защищает Англию от вторжения дат-
* Бумаги судебных клерков (прим. автора).
** До 1827 г. в английской судебной практике существовала «привилегия духо-
венства». Духовные лица были неподсудны светским судам. Чтобы подтвер-
дить привилегию, подсудимый должен был прочесть на латыни 50-й псалом.
В народе этот псалом получил название «шейный стих», так как избавлял от
смертной казни (повешения) (прим. автора).
*** Знаменитый римский лицедей (прим. автора).