Чего ни творил я, куда ни лез,
А дождь что ни день — все одно и то ж.
Когда дорос до зрелых годов,
И-хей-хо, все ветер и дождь,
Я дверь от воров запирал на засов,
А дождь что ни день — все одно и то ж…
Когда ж — увы! — я стал женат,
И-хей-хо, все ветер и дождь,
Не нажил себе добра и палат,
А дождь что ни день — все одно и то ж*.
* Шекспир У. Двенадцатая ночь, или Как пожелаете», песня шута (пер.
Д. Самойлова).
161
СЕРЕБРЯНЫЙ МЕРИДИАН
Понимая, что нельзя вот так стоять под окнами чужого дома
и подслушивать, она боялась постучать в дверь и не узнавала себя, всегда такую отважную. До ужаса перепугавшись мысли, что ей
предстоит войти в дом и заговорить с хозяевами или с самим Ри-
чардом, она так и не решилась войти. Оставив сверток с книгами
и деньгами на пороге, она убежала.
Впервые даже Уиллу она не могла рассказать о том, что зани-
мало теперь ее мысли и переполняло сердце. Но было одно сред-
ство — единственное действенное и знакомое ей уже давно, то, к которому обращались все, задолго до нее испытавшие боль и негу
скрываемой страсти. Научив ее читать античных авторов, награ-
див восприимчивостью и любознательностью, судьба препод-
несла ей еще один бесценный подарок — средство, прибегая
к которому можно было говорить о любви, находить ей бесконеч-
ные имена, облекать ее в разнообразные одежды и в то же время
хранить ее тайну, — поэзию.
Время шло. За два года, что Ричард приходил в их дом как настав-
ник, он превратился из утонченного юноши в сильного молодого
человека, изящество которого переросло в статное мужество, скреп-
ленное, как надежным раствором, его непритворным благород-
ством. Он был тих, рассудителен и сдержан. Склонность размышлять
стала главной привычкой и отличительной чертой его натуры. Ду-
мать для него означало жить. В этом он был совершенно согласен
с древними авторами. Его увлекала наука как способ приобретения
знаний. Свободного времени у него было немного, он дорожил каж-
дой минутой, поэтому в компаниях ровесников бывал очень редко.
С детьми на Хенли-стрит он дружил, с удовольствием осознавая себя
их наставником. Углубленный в себя, если и думал о любви, он не
торопился впустить ее в свою жизнь. Подруги у него не было, и ни
одна женщина его как мужчину еще не привлекла.
Летом 1579 года Ричард, как обычно, пришел к своему ученику.
Виола увидела его из окна и вышла навстречу.
— Привет, Дик!
— Привет, Виола! А где Уилл?
— В лавке. Там теперь столпотворение. Оказывается, в Лондоне
новая мода. Все ищут «узкое, бежевое с медными заклепками».
— Да, мой отец недавно привез новые лекала. Передай Уиллу, чтобы зашел ко мне, когда вернется.
162
ЧАСТЬ II. ГЛАВА IV
— Вы не будете заниматься?
— Нет. Я пришел попрощаться.
Виола почувствовала, как мгновенно пересохли ее застывшие
в улыбке губы, и точно иголки впились в ладони.
— Попрощаться?
— Да. Я уезжаю. В Лондон. В типографию сэра Бишопа. Учиться
печатному ремеслу.
— Надолго?
— Как положено, на семь лет. Придете проводить меня?
— Да.
— Приходите с рассветом. Хочу отправиться, пока солнце не
припечет.
Она не знала, что сказать.
— Все? — наконец спросила она, кивнув то ли ему, то ли самой
себе. — Уроки закончились?
— Только начинаются, — ответил он. — Признаться, я сам еще
толком не верю, что еду. Я ждал так давно. Воистину, «просите
с верой и дано будет».
— Ты сможешь?..— она не договорила.
— Что?
— Ты сможешь навещать своих?
— Не знаю. Не думаю. Мне сказали, что все решает мастер — где
жить ученику, как долго и чему учиться. Отныне я сам себе не хо-
зяин. Но это только семь лет. Как в школе. А я больше ни о чем
и не мечтаю. Я не просто хочу уехать. Я хочу многое узнать.
— Если можешь, пиши Уиллу, — сказала она. — Он… будет рад.
— Хорошо. До завтра. Договорились?
Ричард ушел, и Виола даже по его спине поняла, что мысли его
опережали рассвет и стремительно покидали Стратфорд.
Вечером Уилл не мог добиться от сестры ни одного внятного
слова, кроме того, что просил передать ему Дик. Она сидела до
темна за шитьем в комнате прислуги, и Уилл, вернувшись от Фил-
дов, поднялся к ней.
— Принести светильник? — спросил он.
Она отложила работу и молча встала.
— Ви, да ты меня слышишь? Ты что, заболела?
— Нет-нет, конечно, нет, — прошептала она.
— Тебя кто-то обидел?
163
СЕРЕБРЯНЫЙ МЕРИДИАН
— А? Да.
— Кто? Гилберт?
— А? Нет.
Она вышла из комнаты.
— Ты куда?
— Не знаю.
— Стой, подожди. Что тебе опять сказали? Да подожди же.
Виола выбежала на улицу, не дав себя остановить. Все было плохо.
Она искала место, чтобы выплакаться, и не находила. Люди были
повсюду. Она выбежала за ворота. Спустившись к ручью, она на-
брала холодную воду в ладони и закрыла ими лицо, разразившись
слезами. Напрасно она повторяла: «Дик! Дик! О, Ди-ик!»
Утром на Бридж-стрит все Филды, их подмастерья, Виола
и Уилл провожали Ричарда. Он вывел коня за ворота и по очереди
обнял родителей, сестер и братьев, всех домочадцев и, наконец, подошел к Уильяму и Виоле.
— Не забывайте меня. Может, мы и свидимся. Когда-нибудь. —
Он улыбнулся. — Вы мне как родные.
Он обнял их обоих и крепко по-братски поцеловал каждого
в щеку. С тех пор, как ее разлучили с жителями Уилмкота, которые
воспитывали ее и были первыми в ее жизни родными людьми, не
было для Виолы минуты страшнее. Жизнь рушилась, распадалась
на куски на глазах, и никто не в силах был это остановить. Некого
было просить о помощи.
— Пиши, — Уилл потряс друга за плечо. — Глядишь, и я отправ-
люсь куда-нибудь. Счастья искать. Что-то здесь становится…«Что
ни день, все одно».
Ричард кивнул.
— Значит, свидимся.
Он махнул рукой, вскочил на коня, развернул его, подтянув уз-
дечку, и поскакал вперед по старой уорвикской дороге.
От счастья Ричарду хотелось кричать во весь голос. Впереди была
сама судьба, жизнь и большой город, куда он стремился. Он гнал
коня, и ничто теперь не могло его остановить или заставить повер-
нуть назад. Только сейчас он почувствовал, как ему недоставало оди-
ночества и свободы. Все, что осталось позади, вдруг стало мелким, далеким, едва различимым. Ничто не держало его — ни родной дом, 164
ЧАСТЬ II. ГЛАВА IV
ни обязанности, возлагавшиеся на него, ни знакомые ему люди.
Жизнь разомкнулась, точно лопнувший обруч. Пусть это продлится
недолго — до того, как в Лондоне он поступит под безоговорочный
надзор мастера на все время ученичества. Это настоящее счастье.
В полдень Ричард спешился под плакучей березой, растущей на
холме. Он привязал коня и лег на землю, раскинув руки и ноги.
Прежде он никогда не испытывал такой радости. Ветер, что
шумел над ним в ветвях, словно понес его на невидимых волнах, тень холодила кожу, и это было приятнее любой ласки. Закрыв
глаза, он мгновенно заснул.
* * *
Лань, полюбивши льва, должна погибнуть
От этой страсти. Было сладкой мукой
Его всечасно видеть, рисовать
Взор соколиный, гордый лоб и кудри
На восприимчивых таблицах сердца,
Его красу подробно отмечавших.
Но нет его...*.
Виоле казалось, что Ричард вот-вот вернется. Не сегодня, так
завтра кто-нибудь придет от Филдов и, между прочим, вдруг ска-
