лящим, а это подвергало риску его положение. Да и со здоровьем
было не все в порядке. К этому времени он уже порядком пристра-
стился к «дегустации» эля. Надеясь, что это хоть чем-то поможет по-
править дела, он забрал Уильяма из школы, решив, что тому пора
перестать бездельничать и куролесить. Пришла пора зарабатывать
на хлеб. Джон сильно сомневался в деловых способностях сына
и безрадостно думал о его будущем. Но Уилл вопреки нелестным пред-
сказаниям отца оказался весьма способным, восприимчивым и по-
кладистым учеником. Чистить и мять кожи он не мог, но научился
делу более искусному. Он быстро освоил приемы изготовления пер-
чаток и других изделий из кожи. У него были ловкие тонкие руки
и цепкие сильные пальцы, которые мелькали за работой, как у кру-
жевницы. Редкий мастер был способен на это. К тому же оказалось, что Уилл, обладая быстрым умом и легким словом, лучше всех мог
расхвалить товар, уговорить померить и приобрести его любого по-
купателя. Он был приветлив, красноречив, любезен, терпелив, умел
вовремя сделать комплимент так, что он не казался лестью, поддер-
жать покупателя в выборе, подсказать, как исправить ошибку в под-
боре размера и цвета. С женщинами он был мил и любезен, с мужчинами — серьезен, соразмеряя деликатность и настойчивость, дабы не выглядеть ни приторно, ни навязчиво. Его глаза смотрели
чуть насмешливо, голос, изменившийся с возрастом, стал глубоким
и сильным с мягким бархатистым оттенком, а открытая улыбка
147
СЕРЕБРЯНЫЙ МЕРИДИАН
могла обаять даже самых недоверчивых покупателей. Он был подви-
жен и легок, казалось, он все делает играючи. Однако денег, что при-
носила даже такая артистичная торговля, в тот тощий год не
хватало, чтобы удерживать большое семейство на привычном
уровне. Уилл видел, как трудно приходится отцу, и придумал, как по-
мочь семье. Их город стоял на реке Эйвон. Он начал рыбачить в сво-
бодное время. Ловил много и с удовольствием. Ему нравилось, как
холодила босые ноги трава и прибрежная глина, как притягивала
взгляд меняющимися красками и слух негромкими звуками вода, за-
росшая длинными, точно космы подводных существ, водорослями.
Он любовался полями на другом берегу, ветвями ив над своей голо-
вой и пронизывающим их солнцем и не замечал, как просиживал
у реки часами, познавая и эту радость жизни – тишину, покой и уеди-
нение. Последнее, правда, длилось недолго. Друзья-соседи присо-
единялись к нему. Как-то общий разговор зашел о домашних делах
и трудностях, которые коснулись многих.
— Одной рыбой сыт не будешь, — сказал Уилл.
— У вас вроде всегда живность водилась?
— Водилась, да вчера последнего поросенка съели, — он покачал
головой. — Куры остались. И лошади.
— Так пошли с нами на охоту, — вдруг предложил Генри, сын кузнеца.
— На охоту? — Эта идея ему самому в голову не приходила.
— Ну да, в Чарлекот. Там кроликов тьма-тьмущая, хоть руками
лови. Говорят, и оленя видели.
— А кто идет?
— Я, Том Куини, Уилл с Мил-стрит и Холл с мыловарни. У твоего
отца должен быть арбалет, он ведь когда-то тоже охотился.
Уилл встал и, прищурившись, посмотрел вдаль. Казалось, он уже
слышал звук охотничьего рога. Его ноздри затрепетали, как
у коня, заслышавшего собачий лай, или как у хищника, почувство-
вавшего запах крови. Он уже вошел в эту роль. Ему захотелось вы-
слеживать, гнать, разить и нести к очагу горячую добычу.
— Арбалет есть. Когда пойдем?
— На Илью Пророка.
— По рукам!
Дома Уилл улучил момент, когда их с Виолой никто не мог слышать.
— Слушай, мы идем на оленя.
— Когда?
148
ЧАСТЬ II. ГЛАВА III
— На Илью Пророка. В Чарлекот.
— Это что, во владения Люси?*
— Ну да! Говорят, там много дичи. А если повезет, возьмем
и оленя.
— Я слышала. Говорят. Но еще никому не удалось выследить
у него оленя. Может, его и вовсе нет?
— Никому не удалось. Но я знаю, кто сможет.
— Кто?
— Мы.
Его глаза блестели от азарта.
— Но ведь это можно только верхом.
— Конечно!
В хозяйстве семьи всегда были лошади. Уилл и Виола рано на-
учились хорошо держаться в седле. Каждая поездка была для
обоих счастьем. Особенно для нее. Верхом, в седле или без седла, пришпоривая лошадь пятками, пуская ее в галоп, Виола забывала
о своей женской природе, представляя себя сильным и ловким ге-
роем своих сказок и фантазий. Она словно становилась не подру-
гой, не сестрой Уилла, а его братом, свободно и счастливо
чувствуя себя собой.
Ничего, кроме скандала, расследования и штрафа, наложенного
за браконьерство в герцогских угодьях, охота на оленя не принесла.
Все участники вылазки, перебившие немало мелкой дичи в Чарле-
коте, были найдены, а Уилл, как самый старший из шайки, был
допрошен во дворе дома сэра Люси. До самой осени в доме перча-
точника на Хенли-стрит лучше было не бывать. Джон готов был душу
вынуть и заново вложить в двух своих домочадцев, которые ко всем
прочим своим завихрениям оказались еще и нарушителями закона.
Все говорило о том, что провидение отвернулось от него.
— Обоих отправлю на ферму! В батраки! — Джон почти плакал, не имея душевных сил пережить невезение и уж тем более понять
детей, так неловко пытавшихся облегчить жизнь семьи.
Увеличение долгов и истощение их огромного хозяйства росло, как снежный ком. Были проданы земли Арденов и в рассрочку дом
* Сэр Томас Люси был известным гонителем католиков. Сохранились два до-
кумента, подписанные им, где Джон Шакспир обвинялся в инакомыслии
(прим. автора).
149
СЕРЕБРЯНЫЙ МЕРИДИАН
в Уилмкоте. Причем последнюю сделку пришлось совершить не
с посторонним покупателем, что было бы легче для души, а с мужем
одной из сестер Мэри. Еще через год часть бывшего владения Ро-
берта Ардена в Сниттерфилде продали одному из многочислен-
ных племянников. Джон Шакспир терял состояние, завещанное
Мэри Арден, так же стремительно, как когда-то оно пришло
к нему. Семье, которая имела все шансы стать счастливой и креп-
кой, с положением в обществе и отличной карьерой, увы, не суж-
дено было состояться. Джон был вынужден также уйти с поста
в городском совете после того, как оказался упомянутым в числе
приверженцев старой веры, а значит, неблагонадежных, в доносе
сэра Люси, не забывшего проступок его сына.
Юность своей захватывающей стремительностью часто бывает
неуклюжей и эгоистичной там, где зрелость сдержанно сносит
удары и терпит испытания. Уильям и Виола горевали недолго. Про-
блемы семьи пришлись на пору их взросления. Оба тонкие, поджа-
рые, они никогда не болели, точно им внутрь забросили угли из
жаровни, и этот жар сжигал в них все лишнее, не давая ни хвори, ни полноте одолеть их, как часто бывало с их ровесниками. Под-
растая, оба все крепче прирастали друг к другу. Не было ничего, что
знал один и не знала другая. Со временем Уилл чаще отлучался из
дома и возвращался с новостями, которые тут же становились до-
стоянием Виолы. Они долго не догадывались, что есть что-то, что
каждый не может или не должен говорить другому. Когда они это
поняли — она раньше, он немного позже — это стало для обоих серь-
езным испытанием, и Уилл часто его не выдерживал. Поэтому
Виола знала многое о проблемах подростка при его возмужании
и принимала все как должное, обсуждая с ним его тревоги. Впослед-
ствии за всю их жизнь он ни разу не услышал от нее осуждения.
Неугомонные и веселые, они любили танцевать, что было заслу-
