Закон о приватизационных чеках был подготовлен думской фракцией “Смена”. Формальный повод: указ президента о ваучерах нарушил принятый прежде закон об индивидуальных приватизационных вкладах. И хотя юридически тут все было в порядке (в то время указом уже можно было исправлять закон), шум был поднят большой: вот, мол, представители народа навязали людям эти ваучеры. И под этот шумок на обсуждение Верховного Совета была внесена новая редакция закона о приватизационных чеках, крайне коварная и совершенно убийственная для экономики в целом.

Вся конструкция массовой приватизации разрушалась с помощью этого закона полностью. Закон предусматривал выдачу новых приватизационных чеков, причем чеки эти регионы и республики могли выпускать самостоятельно — каждый свои. Объем выпускаемых бумаг не ограничивался, и было понятно, что каждый регион попытается напечатать как можно больше своих чеков. Одним словом, готовился совершенно смертельный номер. Кроме того, новые приватизационные чеки предусматривали огромное количество всевозможных льгот и потому были политически привлекательны для самых различных групп влияния. Не случайно представители этих групп в депутатском корпусе очень рьяно взялись за его поддержку.

Опасность принятия этого закона была очень велика, и для борьбы с ним мы выбрали тактику бюрократическую: быстренько внесли на рассмотрение Верховного Совета свой альтернативный закон о приватизационных чеках, а затем стали бесконечно дорабатывать и перерабатывать его во всевозможных комиссиях. В итоге принятие окончательного варианта закона удалось замотать до референдума в апреле 1993 года. А после референдума уже было и не до него.

Одновременно приходилось отбивать и еще один — постановление, которое фактически приостанавливало ход приватизации. Осенью 1992 года, когда я их обошел с приватизационными чеками, депутаты создали специальную комиссию, которая должна была подготовить свое заключение по поводу президентского указа о чеках. И вот где-то к февралю такое заключение появилось: комиссия внесла на рассмотрение Верховного Совета проект постановления, которое практически приостанавливало массовую приватизацию. А ситуация тогда была настолько горячая, что мне даже было неудобно обращаться по этому поводу к Ельцину. Над ним висела угроза импичмента, приближался референдум.

Я готовился к аресту всерьез и основательно, с уничтожением документов. Что произойдет в случае отрицательного результата референдума, было ясно. Хасбулатов к тому времени уже отказался встречаться со мной. Контактов никаких не было. Война шла на уничтожение. В кулуарах Думы, не скрываясь, толковали о том, что камеры для нас уже готовятся. Более радикальные товарищи шли дальше: “Всех в Кремле за ноги развесим на деревьях!” Одним словом, весело было.

И вот в такой ситуации постановление о приостановке приватизации и моей отставке раза три ставилось в повестку дня, но до него руки никак не доходили. И не потому, что раздумывали. Желающих уничтожить меня в Думе хватало. Но тогда стояла задача более важная — Ельцин. Не до Чубайса было. Постановление по приватизации просто не успевали принять, и назавтра его опять ставили в повестку дня.

С этим постановлением мы изрядно намучались. Понятно было, что традиционные методы, которые мы применяли обычно в качестве контратаки — индивидуальная работа с депутатами, заявления в прессе, улучшение постановления поправками, бюрократическая волокита, раскол депутатов, — все эти меры в ситуации всеобщей жесткой конфронтации просто бессмысленны. Инвентаризовав все имеющиеся возможности, я понял: переломить ситуацию не удастся. Собрал своих: что делать?

Решили так: давайте действовать методом самбо. Если тебя атакуют, не выходить в лоб, а наоборот, используя инерцию наступающего противника, двигаться вместе с ним в ту же самую сторону, ускорить его движение и в итоге уронить его на ковер. Как это будет выглядеть в нашей ситуации? Они принимают постановление, сильно бьющее по приватизации, но не уничтожающее ее. Давайте во исполнение этого постановления Госдумы сделаем мой приказ, как министра, председателя Госкомимущества, об окончательном уничтожении приватизации в России. Причем сделаем его в наиболее болезненных и одиозных формах. В тех коллективах, которые уже проголосовали за приватизацию и ведут закрытую подписку, — подписку запретить. Или еще похлеще: тем, кто успел на акции подписаться, выдать их. А остальным не выдавать до отмены решения Госдумы. То есть остановить в злостной и извращенной форме. Задушить собственного ребенка своими руками.

Идея понравилась и была принята. Действовали абсолютно секретно. Потому что любая утечка могла привести к тому, что депутаты изменят свое постановление, сделают его более хитрым: более внятно запишут, где можно продолжать приватизацию, а где нельзя, — и уже не будет необходимого политического эффекта. А именно на такой эффект мы рассчитывали. Ведь в приватизацию уже были включены миллионы и миллионы людей, и откровенное ограничение их прав в процессе разгосударствления неминуемо вызвало бы политическую волну против Верховного Совета, что кончилось бы либо отменой постановления, либо поражением Хасбулатова на референдуме.

И вот мы с Петей Мостовым и Димой Васильевым написали такое постановление. При этом с Ельциным даже не смогли переговорить, потому что не успевали, ему тоже горячо было. А с Черномырдиным тогда такие темы я обсуждать не мог. В том же составе расписали весь сценарий действий: мое выступление в Верховном Совете, возвращение в Госкомимущество, подписание документа, заявление для прессы. Короче, были готовы во всеоружии закрыть приватизацию. Не меньше четырех раз приезжал я на заседания Верховного Совета, высиживал целый день, дожидаясь пока очередь дойдет до нас. И каждый день одно и то же: вопрос рассмотреть не успели, обсуждение переносится на завтра. Назавтра опять терпеливо сижу, жду, с решением об отмене приватизации в кармане. И это все в промежутках между напряженной подготовкой к референдуму.

Но до референдума они-таки не успели. А после весь пар из того постановления улетучился. И когда наконец приняли то, что от него осталось, это оставшееся оказалось совершенно невинно и безболезненно для приватизации.

Однако все это было потом. А тогда, весной 1993 года, когда Верховный Совет держал нас в диком напряжении с постановлением об отмене приватизации и с введением новых приватизационных чеков, возникла еще одна смертельная опасность для хода приватизации в России — региональные бунты.

РЕГИОНЫ ПЫТАЛИСЬ НАС ИГНОРИРОВАТЬ

Эти бунты были спровоцированы все тем же Верховным Советом. Ведя борьбу за приостановку приватизации законодательным путем, он попытался сделать то же самое и де-факто: Хасбулатов собирал председателей местных Советов и выдавал им прямые инструкции — принимать постановление о приостановке приватизации. И поехало…

Первым стал Челябинск. За ним еще регионов шесть-семь в течение 10–15 суток приняли решение о приостановке приватизации. Процедура была такая: облсовет принимает постановление и направляет его в Верховный Совет. Этого было более чем достаточно для того, чтобы местный комитет по имуществу прекратил подписывать любые акты по приватизации. Процесс останавливался реально.

Сразу же стало понятно: опасность нешуточная. Если мы ничего не придумаем, то недели через две получаем регионов 20 бунтовщиков, через три — 40, а через два месяца лавочку можно будет закрывать. Решения облсоветов совершенно законны, и изменить что-либо потом будет невозможно. Нужно было бить в центр, причем с размаху, желательно в зубы и желательно ногой — все остальное не поможет. Челябинск первым принял решение, на него и обрушили главный удар.

Губернатором там был тогда Соловьев Вадим Павлович, бывший комсомолец. А председателем Думы — Сумин Петр Иванович, из “красных”. Фигура крупная, матерая, крутой мужик. Он доказал это, став потом губернатором Челябинска. А в то время шла как раз предвыборная кампания, и Сумин на запрете приватизации хотел набрать лишние политические очки. Мы приняли их замысел: сделать политическое шоу из борьбы за отмену приватизации, но попытались раскрутить это шоу по собственному сценарию. Прилетели в Челябинск, собрали лидеров местных советов. Они говорят: “Хотим присутствия прессы”. Нам это на руку. “Хорошо, — говорим, — давайте вашу прессу, а мы вот еще и столичную привезли”. И так под пристальным надзором многочисленной пишущей и снимающей братии — три часа напряженнейшей дискуссии. Без ложной скромности скажу: мы их разбили подчистую. Они-то думали, что под прицелами телекамер затеют пространные общеполитические дискуссии на тему о “грабительской приватизации”. Мы же сразу перехватили инициативу и вывели разговор в совершенно иную плоскость: