Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Я представил себе, какая чудовищная коррупция пойдет внутри органов Госкомимущества, среди местных комитетов. Пришлось идти на компромисс: предлагать оставить нашу редакцию, но в постановлении Верховного Совета записать поручение Еремину, Исакову и другим уважаемым народным депутатам изучить этот вопрос и внести предложения по его решению.

В конце концов, закон в нашем варианте принять все-таки удалось, а поправки Еремина и Исакова (всего числом около 130, фантастическое количество!) — провалились. В абсолютном большинстве случаев мы собирали при голосовании 55–60 процентов при необходимых 50, а Исаков — 15–20.

11 июня состоялось итоговое голосование, а через несколько дней закон поступил на подпись президенту. Таким образом, законодательная база для приватизации была создана. Если бы мы в то время не смогли провести закон, это, конечно, резко осложнило бы ситуацию. Тем более что с сентября даже думать нечего было о прохождении такого закона через Верховный Совет. В июне имелся последний шанс, и мы его не упустили.

РАУНД ТРЕТИЙ: МАЛАЯ ПРИВАТИЗАЦИЯ

Утвердив в конце декабря 1991 года программу приватизации, мы бросили все силы на организационную подготовку реальных приватизационных актов и сделок. Потом это назовут слегка пренебрежительно “малой приватизацией”, и за спорами о переделе гигантов российской индустрии мы станем забывать, сколько страстей бушевало вокруг продажи первых булочных и прачечных, парикмахерских и овощных магазинчиков.

А между тем полемика велась жесточайшая. И прежде всего подвергался критике принцип конкурсной, конкурентной продажи. Требования были всюду практически те же, что в Томске: дайте право проводить некоммерческий конкурс с благородными критериями — расширение ассортимента, социальная защита коллектива. Дайте право на аукцион… с одним участником. Выражались опасения, которые и у нас самих возникали: а ну как новые хозяева станут сплошь и рядом перепрофилировать булочные и овощные лавки, со всеми вытекающими отсюда последствиями?

Забегая вперед, скажу: в 1993 году мы провели в Санкт-Петербурге детальное обследование результатов малой приватизации. Выбрали несколько сотен объектов и посмотрели, что с ними произошло. Так вот выяснилось: перепрофилирование имело место только в трех случаях из ста. Оказалось, например, что торговля хлебом — один из самых выгодных видов деятельности. Спрос-то постоянный, не исчезающий. И всевозможные новые фирмы типа “Дока-хлеб”, возникавшие в этом виде бизнеса, доказали: жизнь опровергает представления о том, что рынок извратит структуру торговли. Сложившийся профиль сохранился в абсолютном большинстве случаев.

Более того, выяснилось, что некоторые, самые, казалось бы, невыгодные виды деятельности стали, наоборот, самыми прибыльными, вовсю развиваются. Но это сейчас мы располагаем такими данными, а в то время было, конечно, страшно: а как, в самом деле, быть, если произойдет массовое перепрофилирование? Тем более что магазин после продажи часто закрывался на ремонт. Это нормально: новый собственник и должен начинать с ремонта. Когда в квартиру въезжает новый хозяин, он тоже начинает с ремонта. Но на старте 1992 года это вызвало бурный поток негодования. “Посмотрите на ваши магазины. Вот они, приватизированные, — все закрыты, заколочены, и что там происходит — неизвестно”.

Конечно, у нас имелась возможность взамен аукционной проводить конкурсную продажу, когда к покупателю предъявляются определенные требования. И в тех случаях, когда мы действительно опасались закрытия предприятия или изменения его профиля, мы так и делали. Но в больших масштабах это очень опасная вещь, потому что Россия велика и главный интерес местного чиновника — увеличить количество запретов. И чем больше этих запретов, тем больше людей, которые вынуждены будут упрашивать отменить эти запреты, в “экспериментальном порядке”. И если бы мы дали право вводить ограничения на местах, то вместо одного разумного получили бы 25 самовольных. Какие запреты пойдут на местах мы знали: не сокращать численность работающих, не снижать заработную плату, не менять профиль, обслуживать такой-то район и т. д. Попробуйте соблюдать эти требования, если вы покупаете предприятие. Да ни один сумасшедший не будет покупать на таких условиях. Разве только он знает заранее, что сумеет “договориться” с чиновником…

Поэтому мы и к конкурсам подходили довольно жестко и при ограничениях ввели наш любимый принцип: установили исчерпывающий перечень ограничений; это означало, что дополнительных запретов вводить нельзя.

На старте же 1992 года, когда все только начиналось, нам крайне важно было, чтобы первые сделки получили хороший политический резонанс. К тому же приближался съезд народных депутатов, на котором ожидалась попытка очередного свержения правительства реформ. Для нас было крайне существенно до съезда сделать что-то реальное, как бы подать некий сигнал во все регионы. И когда я понял из контактов с нижегородским губернатором Немцовым, что у него появляется конкретный проект — первый в новейшей истории России аукцион по продаже муниципальных предприятий торговли и быта, — я предпринял все усилия для того, чтобы это событие стало не рядовым коммерческим, а политическим. Мы с Гайдаром решили ехать в Нижний Новгород.

Надо сказать, что в преддверии этого события страсти накалялись достаточно сильно, противостояние оказалось не регионального, а федерального, общероссийского уровня. С бурными требованиями и резкими протестами против аукционов в Нижнем Новгороде выступил профсоюз работников торговли. Его поддержало руководство торгового ведомства. С двух фронтов они пошли на Госкомимущество с требованием запретить, отменить.

В самом Нижнем Новгороде звучали те же требования. Помнится, в местной газете публиковалось интервью с лучшим парикмахером города, которая говорила, что она остается без работы. Ее парикмахерскую, расположенную на бойком месте, новые владельцы предполагали превратить в магазин. Газета выступала с заголовком: “Где стричься будем?” И нас пугали: парикмахерские превратят в магазины, булочные в видеозалы. Как жить будем?

В ответ мы избрали политику не лобовую, а, можно сказать, коварную. Мы взяли всю нормативную документацию по приватизации, наработанную в Нижнем Новгороде, изучили стандартные претензии к ней, а затем направили на первый аукцион специальную комиссию во главе с Дмитрием Васильевым. Объявили: комиссия будет анализировать результаты первого аукциона. Короче, попытались создать впечатление, будто намерены запретить аукционы. Хотя, конечно, нам с самого начала было ясно: все, что вменялось в вину нижегородцам, абсолютно искусственно и высосано из пальца. Подлинных юридических нарушений там нет.

Помню такую деталь: по правилам требовалось предупредить коллектив о приватизации предприятия за две недели. Этого предупреждения в виде официального объявления сделано не было. Но за месяц газета опубликовала сообщение, которое с юридической точки зрения вполне можно было расценивать как объявление. Совершенно ясно, что была попытка прицепиться к формальному поводу, а не стремление следовать букве закона. Очевидно, что противостояние носило чисто политический характер, и играть следовало не по юридическим, а по политическим правилам. Комиссия отработала аргументы, которые я потом использовал при ответах на вопросы во всяких нижегородских встречах.

Но чем ближе аукцион, тем больше накалялись страсти. К тому моменту, когда мы договорились с Гайдаром, что полетим вместе (это, кстати, была первая наша совместная поездка, если вообще не единственная), страсти накалились до предела. Нам передали: толпы демонстрантов окружат здание, где происходят торги. Туда просто могут не пустить. Когда стало ясно, что это нас не остановит, нам сказали, что толпа выйдет на поле аэродрома. И если даже самолет сумеет сесть, нам физически не дадут из него выйти.

Естественно, я спросил Немцова, что он по этому поводу думает. Он был спокоен: “Ничего страшного, проблем нет”. Но ответственность за события была не столько на Немцове, сколько уже на мне. Если за три дня до съезда народных депутатов возмущенные “трудящиеся” действительно не позволят “гнусным реформаторам” осквернить нижегородскую землю, разразится чудовищный скандал. На первом же масштабном шаге приватизация проваливается с треском! Это было бы полным крахом. Но я поверил, что Немцов ситуацией владеет. Егор поддержал меня, и мы полетели.

21
{"b":"220882","o":1}