Интересно ли мне с ними, с клиентами? В общем, да, очень интересно. В основном они наивны, но добры, доверчивы и незлобивы. Ясно, что не бывает стада без черной овцы. Так, один шустрик всунул мне фальшивую двадцатку. Но пострадал он сам, а не я. Потерянная двадцатка — обидная вещь, но не миллион же. Я наклеил ее на стенку среди реклам. А вот шустрик этот, между прочим отчаянный игрок, лишил себя возможности приходить ко мне за новыми играми. Кому стало хуже? Ему, конечно.

Были случаи непонимания. Так, однажды зачастил ко мне интеллигентного вида пацан лет пятнадцати. Все бы хорошо, покупает по нескольку игр сразу, да всякий раз у него почему-то нестандартно отформатированы дискеты. Переформатировать каждую — дополнительное время. Мне не нужны его деньги за форматирование, это все даром, но мне нужны минуты, которые я теряю, — у меня ведь многолюдно, клиенты ждут, поджимают, я нервничаю. И вот на четвертый или на пятый раз я говорю этому пацану, так, не в упрек, как бы с намеком:

— Послушай, а ты сам-то не мог бы форматировать дискеты дома? Ты же понимаешь, что мы теряем время.

И все, больше ничего не сказал. Тогда он улыбнулся, схватил с пола свою сумку, произнес: «Не беспокойтесь» — и ушел. Больше я никогда его не видел — он обиделся.

А я переживал. И не только из-за того, что потерял хорошего клиента. Я все думал, насколько далеки понятия грубости у эквадорца и у русского человека. Не мне вам объяснять, что такое наша исконная сермяжная грубость, наши «куда прешь», наши «каво» и «какого черта». В Москве я был покупателем товаров и услуг, как и вы, дорогой читатель, и на протяжении многих лет пытался вычислить формулу, по которой можно было бы определить потенциальную грубость продавца. Не удалось. При покупке двух слоеных булочек я получал нередко столько же хамства, сколько при покупке телевизора или кожаного пальто. Ни тип товара, ни сумма, которую я выкладываю за него, в Москве не берутся во внимание. Все зависит, видимо, от такого фактора, как «рожа не понравилась», или скорее от того, что у продавца судьба не сложилась. Так или иначе, но слова типа «вернитесь в примерочную кабину и принесите вешалку» я еще оченьдолго не считал грубостью. Подобная же фраза, произнесенная продавцом где-нибудь в торговом центре Кито, произведет маленький шок, после которого клиент уже никогда ни за какие коврижки не вернется в этот магазин.

Но в целом мое обучение торговле и обслуживанию в пресыщенной капиталистической среде шло вполне успешно. Валентина и Маша часто помогали мне, особенно Валентина. Она нередко просиживала по полдня в локале, старалась освободиться от домашних дел и поспеть к часу пик, к вечеру, когда у меня не то что сесть, но иногда и встать-то негде. Причем половина народу приходит с проблемами, часть — за новинками, а остальные — просто посмотреть и поспрашивать.

Маша тоже быстро схватила испанский и с множественными, но простительными ошибками тараторит у меня за спиной, «работает» с клиентами. Главное — не оставить клиента без внимания. Даже если выстроилась очередь из семи человек, а пришел восьмой, я обязательно нахожу для него хотя бы тридцать секунд, здороваюсь, прошу подождать, даю последний список программ, предлагаю присесть, если есть место. После этого я знаю — он не уйдет, дождется.

И снова на свет божий появляются флаеры. Валентина и Маша размножают их на ксероксе (он за стеной, у владелицы книжного магазина), обрезают великанским резаком и выбегают с ними на перекресток. За пару часов потогонной работы им нередко удается раздать по триста штук флаеров. Уже через неделю поток клиентов заметно подрастает — флаеры начинают работать.

А сегодня ко мне пристает Маша, спрашивает:

— Я раздавала рекламки?

— Раздавала, — подтверждаю я.

— С клиентами разговаривала?

— Разговаривала.

— Ну вот, а теперь мне нужен котенок.

Я как-то уже и позабыл давнее желание Маши. А она, оказывается, помнила, ждала удобного случая. Бизнес у нас вроде бы наладился, быт тоже. С бумажками полный порядок. Так почему бы не завести и котенка?

— Ну ладно, уговорила. Когда пойдем?

— Завтра! В воскресенье!

Зоомагазинов в Кито штук семь или восемь. По крайней мере тех, которые я знаю. И расположены они так неудачно, что без машины никак не выкрутишься. И автобусы не подходят. То так, то эдак намечая маршрут, мы с Машей все же вынуждены остановиться на полупешем варианте: едем на «Крайний Север» и оттуда бодро шагаем в южную сторону, петляя и переходя с Амазонас на Агосто, с Агосто на Америку, с Америки возвращаясь аж на Шестое декабря и далее в том же темпе.

Наверное, что-то случилось в природе, какой-то кошачий недород. Невозможно в это поверить, но нигде котят не было. Щенки? Море! Хомячки? Тучные стада хомячков! Рыбки, птички, черепашки и даже тритончики. Да что там тритончики! В одном магазине нам предложили мышей, серых кругленьких мышей чистокровной сельско-городской породы. Но мы отказались. Мы сказали, что мыши — это очень мило, но нам позарез нужно что-нибудь наоборот. А этого «наоборот» как раз и не было.

Маша скисала на ходу, я терял силы и терпение. Мой единственный выходной после кошмарно трудной недели прямо на глазах превращался в каторжный марафонский забег. Ни остановки в кафе, ни краткие «прыжки» на случайных автобусах, ничто не могло улучшить нашего незавидного положения. Только хорошее пиво — вот что давало надежду на спасение, пиво «Белый медведь», старая нерушимая любовь, которую я пронес из Малайзии через Польшу до благословенного дня, когда оно наконец-то впервые появилось в Москве и далее везде, вплоть до Эквадора, где баночные и бутылочные медведи всех цветов, естественно, бродят стаями.

— Маша, — говорю я, несколько оживший после очередной холодненькой баночки, — зачем пробираться от магазина к магазину? Давай поедем сразу к последнему.

Так часто бывает: ищешь что-то, какую-то фразу, перероешь трехтомник, тысяча двести страниц, а фраза на последнем листе. Поехали в «Эль Рэкрэо»!

«Эль Рэкрэо» — это новый торговый центр, большой и шикарный, но на самом отдаленном юге. Нужно сесть на тролль, устроиться поудобнее и ехать, ехать, ехать. Очень долго ехать. Сначала через оставшийся север, потом через туристическую зону, потом въехать в историческую часть, дальше — мимо автовокзала, где попадаешь в неизвестно какой район, но старый и некрасивый. Правда, еще дальше картина постепенно выравнивается, и так она выравнивается до самой конечной станции, именно станции, а не остановки. Конечные станции троллей — это целые вокзалы, с кафетериями, храмоподобными прозрачными навесами, огромными телевизорами, креслами и прочими удобствами. И вот этот самый Южный вокзал троллей и есть «Эль Рэкрэо». А напротив него — одноименный торговый центр. В этом центре, на первом этаже, устроился симпатичный собаче-кошачий магазин.

Мы поехали и приехали, но магазин оказался исключительно собачий: целый выводок баснословно дорогих далматинцев визжал и вилял крысиными хвостиками. А кошек не было.

Трудно измерить грусть и печаль, трудно вычислить силу падения рухнувших надежд. Маша была разбита и подавлена. Все ждало котенка: уговорен папа, уговорена мама, уговорены хозяева квартиры, есть деньги и даже (даже!) заранее куплены корзинка и перинка — предполагаемый домик для усатого малыша. Но малыша нигде не найти.

Мы молча сидим в тролле, едем домой. Я уже сказал, конечно, Маше, что на следующей неделе котенок разыщется обязательно, но что слова? Да, словами горю не поможешь.

Не знаю, что заставило нас выйти из тролля на пересечении с улицей Объединенных Наций. Мне почему-то очень захотелось зайти в хозяйственный магазин (гигантский хозтоварный рай), что в «Ки Сэнтро». А Маше было все равно. Мы не спешили, собственно. По пути посетили Кей-эф-си, плотно перекусили цыпленком в сухарях, посидели, поговорили ни о чем и только тогда отправились в «Ки Сэнтро». И вдруг я вспомнил:

— Маша! — кричу я. — В этом «Ки Сэнтро» ведь тоже есть зоомагазин!