Когда меня спрашивают, каковы были самые высокие гонорары «Машины времени», то я, понятное дело, могу говорить лишь о тех без малого двенадцати годах, в течение которых я там работал. В принципе, больше всего оплачиваются новогодние мероприятия. Суммы, которые обычно получают артисты, в этом случае возрастают в два-три раза. Помню новогоднее шоу, которое мы отрабатывали в каком-то бизнес-центре. Пьяные гости, уже без малиновых пиджаков, но еще с золотыми цепями и тяжелыми «Ролексами», полуголые и уже готовые к употреблению девчонки, столы, «ломящиеся от яств», бычки в огромной вазе с черной икрой… На сцене «Машина времени». Артисты не совсем трезвы, но как-то не лажают, видимо, большой опыт сказывается. «Ну а теперь мы вместе споем любимую песню всех времен и народов!» Фу, еще немного, еще чуть-чуть осталось доиграть и допеть. Это уже третья тусовка за новогоднюю ночь. «Вот, новый поворот…» Все, полтора часа работы закончились, как говорит Алексеич, «настал час расплаты». Двое постриженных «под ноль» охранников выносят огромную клетчатую сумку типа тех, которые использовали «челноки» во время поездок в Турцию и Польшу. Расстегивают. Сумка полна «зеленых». Пятерки, десятки, иногда более крупные купюры. «Можете не сомневаться, все шестьдесят штук здесь», — говорят нам. Макс Капитановский вскидывает сумку на плечо, и мы без всякой охраны выходим на улицу. Уже поздняя ночь, переходящая в раннее утро. Ветер, темнота. Сейчас-то понимаешь, что любого из нас могли бы запросто убить за пару бумажек из той сумки. Но пронесло. Женька Маргулис произносит: «Ну что, с Новым годом, что ли? — И далее через паузу: — А когда будем деньги делить?»
Гонорары, которые я получал в «Машине времени», я довольно часто тратил в тот же вечер или ночь. Мы уже вспоминали о том, что в и без того значительном списке моих пороков одно из центральных мест занимает страсть к игре. Я люблю играть в разные игры, причем обязательно на деньги. Пришел я ко всему этому довольно поздно, в начале девяностых. А потом мои отношения с казино и прочими игорными заведениями как-то устаканились. Конечно, я в общем минусе, но удовольствие от выигрышей и самого процесса все это дело компенсировало. А в игровых залах случается столько занятного…
В свое время в Москве появился один из первых популярных клубов «Белый таракан». В то время сделать клуб популярным было очень легко: подвал, отбитая со стен штукатурка (так, чтобы был виден кирпич), деревянные столы и скамейки, домашняя кухня без особых изысков, музыка. Место объявлялось популярным, и туда валил народ. Москва — город очень большой, а мест для нестандартного ночного отдыха было мало. Денег же становилось больше, во всяком случае у бандитов, торговцев, артистов и чиновников. И все они тусовались в немногочисленных «популярных» клубах. Но история связана не с «Белым тараканом», а с «Белым тараканом — 2», который появился позднее в районе Октябрьского поля. Тогда уже клубам приходилось заниматься маркетингом, как-то «раскручивать» себя. Связана эта история с бильярдом. Играть в бильярд, или, как говорят правильно, «играть на бильярде», я очень люблю и умею. Поэтому меня в числе прочих знаменитостей пригласили в «Белый таракан — 2» на турнир звезд, который был широко разрекламирован. Там были установлены неплохие столы, и народ играл в пул. Я, честно говоря, валял дурака, всячески прикалывался, выпендривался перед девчонками, придумывал какие-то неимоверные удары, поэтому занял только четвертое место, которое вроде бы никаких призов не обещало. Но оказалось, что я в итоге обставил и Преснякова-старшего, который был первым, и других победителей. Впрочем, вру, мне за участие в полуфинале вручили часы с бильярдной символикой. Но дальше дело пошло по нарастающей. Потом я понял почему.
В то время я только-только переехал в квартиру, где живу сейчас, так что с мебелью у меня были проблемы. Две комнаты украшали два ложа, сбитые из досок и оснащенные тоненькими матрасиками. Сексом на них заниматься было довольно удобно, но вот спать, а тем более сидеть или лежать… В общем, когда в бильярдном зале «Белого таракана» я увидел комплект мягкой мебели, я тут же уселся на него и сказал, что это именно то, что мне нужно. Более того, я, единственный из участников турнира, восторженно отозвался об этом изделии, которое, кстати, было сделано по американской лицензии и вполне добротно. Уже потом выяснилось, что это приз зрительских симпатий. Представители фабрики-изготовителя посовещались между собой, поговорили с публикой и, к моему удивлению, приняли решение вручить этот приз мне. Я обрадовался, но рано. Радоваться нужно было еще больше.
Где-то в середине турнира, когда я играл еще четвертьфинал, в клуб завалился продюсер Валерии Шульгин с каким-то своим приятелем. Оба были пьяны в хлам. Выпили еще и стали смотреть игру. Когда все кончилось и всем вручили полагающиеся призы, спутник Шульгина, к сожалению, я не знаю его имени, — отзовись, друг! — взял слово. Сказал он примерно следующее: «Уроды! Играть из вас тут никто не умеет. Да вы посмотрите на себя! Сжали зубы, глаза в кучку и бьетесь за бабки. Это же игра. Единственный, кто играл по-настоящему, это Подгородецкий. Он смеялся, прикалывался, шутил, а не вперивался, как дебил, в шары с лузами. Поэтому я награждаю его своим собственным призом — десятью тысячами долларов! Дайте бумагу!» Громко икнув, он взял протянутую салфетку, вытащил золотой «Паркер» и нацарапал там следующие строки: «Подателю сего, Подгородецкому Петру, выдать десять штук баксов наличными». И поставил закорючку. Потом подозвал меня: «Знаешь магазин „Версаче", на Кузнецком?» Я ответил, что хотя и не одеваюсь у Версаче, но проезжал это заведение. «Я хозяин этого магазина. Завтра пойдешь туда, отдашь эту бумагу и получишь деньги». Потом развернулся и ушел вместе с Шульгиным.
Жест, конечно, был красивый, но я, честно говоря, поначалу даже и мысли не допускал, что десятка действительно может материализоваться из мятой салфетки с кривыми строчками. Но через день (а это был уже понедельник) бумага в кармане моих джинсов стала доставлять мне определенный дискомфорт. Выбрасывать было жалко, — а вдруг? Ехать было лень, но я пересилил себя и добрался до Кузнецкого. Магазин «Версаче» встретил меня закрытыми дверями и объявлением, что в понедельник у него выходной. Но я уже из принципа решил довести дело до конца. На следующий день в своем обычном виде — потертые джинсы и майка — я приехал в «Версаче». Встретили меня радушно, но недоверчиво: «Здравствуйте, молодой человек, вы к нам одеться или как?» На это я молча вытащил еще более помявшуюся салфетку и вручил ее менеджеру. Ощущение, что я буду послан на три буквы, усиливалось у меня с каждой секундой. Менеджер презрительно двумя пальцами взял бумажку, и вдруг его лицо расплылось в улыбке: «Петр Иванович, дорогой! Проходите. Сейчас я дам команду кассиру отсчитать деньги, а вам покажу магазин». И началось: «Это такая-то коллекция, это сякая, а вот такой тон вам бы очень к лицу был…» Я не отношусь к поклонникам «Версаче», по мне больше как-то «Ливайс», «Дизель», «Адидас» и прочее в этом роде, но покорно ходил и внимал. А про себя думал: «Фиг я тут что-нибудь буду покупать!» Тем более что всякие расшитые-раззолоченные шмотки мне действительно не нравятся. И тут мне выносят десятку тонн баксов, новенькими бумажками, перетянутую резинкой. Я сую ее в карман и еду домой. Потратил я их, правда, очень скоро — кокаин и девчонки сжирают деньги поразительно быстро, иногда даже быстрее, чем деньги зарабатываются или падают с неба, вернее из магазина «Версаче», как в описанном случае.
А еще как-то раз мы работали в каком-то театре-студии на Трифоновской улице. Дело было примерно уже во второй половине девяностых. Мы снимались там в клипе на песню Маргулиса «Мой друг лучше всех играет блюз». Шли обычные съемки, туда нагнали массовку, какой-то народ. После съемок подходит ко мне мой знакомый Филипп Кольцов. Знакомы мы были не то чтобы близко, так, сидели вместе в компаниях. И вот он подходит ко мне и спрашивает: «Петр, мне нравится ваше творчество, и я хотел бы вам помочь материально. Сколько вам нужно денег?» Ну прямо как Остап Бендер спрашивал Шуру Балаганова, сколько ему нужно для полного счастья. А у меня в то время был бзик — купить домашнюю компьютерную студию. Я и отвечаю: «Десять тысяч долларов». «Знаете, — говорит он, — у меня с собой таких денег нет, но мы можем встретиться завтра-послезавтра, и все будет нормально». И действительно, когда мы встретились через несколько дней, он мне выдал десять тысяч долларов. Мы с ним потом некоторое время общались по обычной для тех времен схеме: кокаин — девчонки — водка и обратно. А еще через несколько месяцев он исчез. История, правда, имела продолжение. Еще через какой-то период времени мне вдруг позвонила его мама и спросила, не хотел бы я купить пианино. Мне как-то не с руки было иметь три инструмента — рояль и синтезатор у меня были, так что я ответил, что мне это как-то не нужно. Выяснилось, что у сына какие-то неприятности, но какие точно, мне узнать так и не удалось. Но благодарность к Филиппу, а также ко всем другим людям, которые меня поддерживали материально и морально, я до сих пор сохранил. Может быть, они прочтут эти строки, и им станет приятно…
