В 1987 году у нас родилась двойня — две девчонки. К сожалению, одна из них умерла от онкологического заболевания, хотя мы очень старались ее выходить. Но вторая дочка радует — учится в институте, мы с ней часто общаемся. Даже на свадьбе с моей последней (надеюсь) женой присутствовала.
О моем последнем брачном эксперименте лучше всего может рассказать моя жена Ира. Так что предоставим слово ей.
«В то время (а это была середина ноября 2000 года) я, как и Петя, находилась в свежеразведенном состоянии. Побыв несколько лет красивым приложением к мужу-бизнесмену и нахлебавшись досыта новорусских нравов, я, честно говоря, почти потеряла веру в то, что еще существуют мужчины с большой буквы М. Но все равно хотелось и приключений, и крепкого мужского плеча. Месяц я страдала, а потом решила вместе с подружкой потусоваться. Заехали в одно место, в другое, в третье, наконец, к двум часам ночи добрались до „Гаража" на Пушкинской. Смотрю, в углу сидит за столиком Петя в компании двух девушек. „Ленка, говорю, смотри, Подгородецкий сидит". Ну как-то, кроме могучего Пети, ни на кого глаз не лег. Она говорит: „Тоже мне, нашла жениха, на фиг он тебе нужен. Поехали дальше, найдем тебе хорошего, красивого". Ну и поехали мы дальше. Потом подруга отправилась домой, а я все-таки решила вернуться в „Гараж". Смотрю, сидит себе красавец на том же месте, только девицы рядом вроде сменились. Выпито мной было уже достаточно, так что я набралась наглости, подошла к столу и спрашиваю: „Можно присесть за ваш столик?" „Нет, — говорят, — занято тут все". — „Ну тогда я сама присяду, а вы, девушки, ступайте отсюда, мне с молодым человеком поговорить надо". Самое интересное, что девицы, пораженные такой наглостью, а может даже и напуганные, покорно встали и ушли. Петя как-то странно смотрит на меня из-под очков, а я ему и говорю: „Спокойно, дорогой, не волнуйся". То что я говорила дальше, я помню не очень хорошо, Я думала, что мы беседовали о чем-то нейтральном типа „Машины времени", но Петя утверждает, что я нагло соблазняла его. Еще я ему сказала: „Ты можешь сопротивляться, можешь не сопротивляться, но если я решила, что эту ночь проведу с тобой, то я это сделаю в любом случае". Понятное дело, заинтригованный Петя сопротивляться не стал, тем более его подружек я разогнала. По дороге мы купили две бутылки красного вина, приехали к Пете, выпили их и отправились в спальню. Последнее, что я помню, это то, что я легла на кровать и попросила снять с меня сапоги».
Сапоги у Ирки были классные, в обтяжку, снимать их было нелегко. Я справился с первым и обнаружил, что девушка мирно спит. Затем последовал второй сапог и вся остальная одежда. Было часов шесть утра.
Я не принадлежу к числу некрофилов, так что трогать бесчувственное тельце не стал и мирно лег рядом. Каково же было Иркино удивление, когда, проснувшись днем, она увидела рядом с собой огромного и храпящего меня. Я тоже проснулся и по мере возможности объяснил ей, как она сюда попала. Секс мы решили отложить на время после завтрака, мирно поели, потом Ирка пошла в душ и вернулась крайне расстроенная, сообщив, что пора, мол, вывешивать красные флаги, ибо начались праздники. В современном русском языке это называется «критические дни». Но, несмотря на это, Ира осталась у меня и, собственно, до сих пор и живет здесь.
Нашу свадьбу в октябре 2005 года мы с Ирой решили посвятить пятилетию совместной жизни. Происходило это мероприятие в «Трахтенберг-кафе» и вел его, понятное дело, Роман Львович. Весь вечер на сцене играла группа «Грин Таун», радуя нас всякими хитами, Трахтенберг рассказывал анекдоты и всячески прикалывал «молодых», пел песню Паскаль, мы с Трахтенбергом исполняли частушки и попурри, а сам Роман даже спел Есенина «Ты жива еще, моя старушка?». Было весело, «Чивас ригал» и «Белое золото» отлично «уходили» под черную и красную икру, народ веселился и даже кричал: «Горько!» Алексеич тут же достал книжечку, сворованную им в Киевском горкоме комсомола в 1986 году, когда они с Макаром ездили в Чернобыль. Брошюра была посвящена внедрению в жизнь новых безалкогольных обрядов. Особенно понравился сценарий безалкогольной свадьбы с трогательной фразой: «Гости пьют безалкогольные морс, квас, воду, веселятся, кричат: „Горько!" Как тут не вспомнить крылатую фразу известного социал-демократа: «Страшно далеки они от народа!» В общем, свадьба удалась, причем я сильно надеюсь, что это последнее такое мероприятие в моей жизни.
Поскольку я не был «мальчиком без прошлого», а вовсе даже наоборот, Ирке стоило определенных усилий разогнать мое женское окружение. Бывало все по-разному. Обычно звонившие девушки, услышав женский голос, тактично клали трубку. Иногда спрашивали Петю. После ответа «Он спит» больше не звонили или звонили еще разок «для контроля». Иногда, правда, приезжали, стучали в окно, но, когда Ирка выглядывала, быстро исчезали. Как-то раз Ирина рассказала мне о любопытном звонке. Голос с неподражаемым хохляцким акцентом поинтересовался: «А Пэтра можно, та ни?» Жена, естественно, поинтересовалась, кто звонят и чего, собственно, даме надо. «Це Алена, вин, може, менэ и не помнит. Тут у вас дюже готели дорогие, так я думала, у Пэтра переночую…» Ирка сообщила ей, что гостиница как бы закрыта, поскольку мест нет, на что получила ответ: «Ну, може, еще позвоню потом, вдруг освободится». И, конечно, удвоила бдительность.
Кроме моих, были в «Машине времени» и другие жены. Некоторые из них даже имели влияние на жизнь и деятельность нашего коллектива. Когда я пришел в группу, Макаревич был уже женат. Женат он был не очень долго, но достаточно выгодно. За него вышла замуж красивая, хозяйственная и умная дочка политического обозревателя Центрального телевидения Игоря Фесуненко, Если бы не Игорь, думаю, «Машину» задушили бы сразу, окончательно и бесповоротно. Но на пользу Макаревичу сыграли, по крайней мере, две вещи: во-первых, он был однофамильцем главного архитектора Москвы Глеба Макаревича, во-вторых, его тесть, как я уже отметил, был политическим обозревателем. Тогда это была крайне престижная и ответственная должность, и входила она, если не ошибаюсь, в номенклатуру ЦК КПСС. И хотя Игорь работал в основном в Латинской Америке и писал замечательные книги про бразильский футбол, его вес, благодаря голубому экрану, мог перебить атаки наших недоброжелателей. Когда всякие «росконцертовские» старперы собирались на так называемый «худсовет», чтобы утвердить, а чаще не утвердить новую программу, мы все приглашали туда наших влиятельных друзей и родственников. Любимый нами космонавт Георгий Гречко поддерживал нас геройскими звездами, Алла Пугачева говорила, что программа у нас классная, и она с удовольствием исполнила бы что-то написанное нами, приходили Кобзон и Лещенко. Правда, последний мягко критиковал нас: «Надо бы попатриотичнее что-нибудь спеть, попатриотичнее…» Но часто дело кончалось тем, что какой-нибудь начальник управления или замминистра культуры России говорил, что программа сырая, ее надо доработать, что концепция ему непонятна, и нас заворачивали. Но когда на заседании присутствовал всем известный Игорь Фесуненко (номенклатура ЦК, не забывайте), действие развивалось по иному сценарию. Когда чиновник от культуры начинал мямлить про несовершенство образов, тот просто вставал и говорил: «Ну я, конечно, не специалист, но мне программа нравится». После этого обсуждение сворачивалось, и шоу утверждалось единогласно.
Ленка была самой умной и самой красивой из жен Макаревича. Видимо, поэтому она довольно быстро покинула его. У Макара, как я уже упоминал, был приятель — поляк по имени Мартин. Он появился у нас где-то в 78-м году и снял фильм о подпольном роке в СССР. Именно к нему в Польшу Макаревич ездил на пару месяцев, после того как старый состав «Машины» разошелся и мы начали работать вместе. Ну а дальше случилось следующее: Ленка была очарована младым ляхом и, разведясь с Андреем, вышла за него замуж. Представляете себе ужас папы-Фесуненко, политического обозревателя, получившего в зятья польского оппозиционера! Еще раз напомню, что через недолгое время Мартин погиб в автокатастрофе в Польше.
