Отработавшие свое бодигарды выпили еще по стакану и стали с невинным любопытством наблюдать, что будет дальше. А дальше долго, очень долго не происходило ничего. В окошко было видно, как метались какие-то тени за стеклами, темные коренастые тени, потом суетились тени белые…

Потом приехали еще четыре машины, из одной вылез испуганный хозяин с опухшей и сдвинутой на одну сторону физиономией, который, судя по всему, сам был не рад этой своей покупке (Видал? Это я его так!! – Правильно, их, торгашей, давить надо). Самое странное, что в эту же машину погрузились два первых братка с наглухо загипсованными руками. Третий остался в больнице. (А этих, в гипсе, тоже ты? – Нет, не успел) Еще через десять минут все мирно разъехались…

Удивительно, что неприятная история как-то сама по себе замялась. Дурака, торгующего собственностью охранной фирмы, скоренько уволили, не оплатив месячный труд – точнее, продолжительную пьянку. Заодно ушли и тех, кто был с ним в одной смене. Дубинки и перцовые баллончики стали запирать в сейф, лишь демонстрируя при сдаче смены – не месте, еще не пропили.

Про ту больницу Славик часто вспоминал с ностальгией – золотое времечко. Ну где еще был возможен такой диалог? «Что делать, блин… – Как это что? Работать, мы же на работе… – Да не могу я больше спать!!!» Где еще вечер обычного дежурства превращался в катящуюся, словно снежный ком, по этажам пьянку? Когда начинали скромно и мирно, среди щеток и швабр санитарки, а заканчивали в мягких креслах главврача? Где еще сидели у костра в золотом больничном осеннем парке, делая шашлыки после отъезда проверяющего? А коньяк под шашлычок принес счастливый отец. Принес по ошибке, спутав телефонный номер больницы с номером роддома – санитарка забрала коньяк, забрала цветы, взяла триста рублей (часть из них и пошла на шашлыки) и отправила папашку восвоясии. Он еще бы побродил под корпусами, заглядывая в окна и удивляясь, что не видно счастливых мам с новорожденным – но охрана вежливо, но твердо взяла его под локотки и вывела за забор. Не подозревая, кстати, об афере, которую устроила санитарка, старая зечка. Конечно, все выяснилось, когда позвонила обиженная жена – но это уже другая история. А под коньячок с шашлычком на работе все тогда посидели очень даже неплохо.

Странно – вроде ничего особенного не было, ни взлетов, ни каких-то провальных неудач, жизнь катилась товарным вагоном – но все эти вечера вспоминались все чаще и чаще. Может, потому, что тогда Славик впервые почувствовал этот неслышно и постоянно обтекающий его поток.

Он полюбил ночные бдения – и когда сослуживцы, даже не пытаясь продрать налитые свинцом веки, валились кто куда, Слава сидел по первых рассветных полутонов, прихлебывая крепкий, вяжущий язык чай и не обращая внимания на загнанное сердце.

Ему казалось, что сам город меняется со спящими людьми, что сквозь угловатые глыбы зданий начинает проглядывать что-то, невидимое днем.

Хотя ничего конкретного об этой своей странной склонности он даже подумать не смел – ну нравилось ему сидеть над каким-нибудь журналом въезда-выезда автотранспорта и смотреть, как на мертвый, в фонарном блеске двор летят легкие искорки снежинок.

Охранники ценили эту его способность – когда бы не пришел проверяющий, всегда дежурил один и тот же человек, трезвый и спокойный, и на вопрос – где остальные? – можно было честно махнуть рукой на тела под бушлатами. Спят положенные четыре часа…

Из нескольких охранных фирм, где честным трудом зарабатывал деньги Слава, четыре посылали его на охрану больниц. В одной он пек картошку в углях и после спирта шарил по разгоряченных бедрам молодых медсестричек; в другой стыдливо молчал, когда из развороченного пулями Джипа вместе с потоком крови вываливалось мягкое тело, а другое тело, живое и свирепое, трясло пистолетом в одной руке и пачкой долларов в другой, требуя сохранить жизнь братану. Двое других охранников тоже молчали – перцовым баллончиком, каким бы ядовитым он не был, настоящие пули не остановишь.

Охрана, охрана… им вменяли в обязанность отвозить трупы, пытались заставить мыть полы, регулярно приглашали для переноски всяких тяжестей – хотя в этом случае, как правило, расплачивались либо бумажной, либо жидкой валютой. Они стали неотъемлемой частью приемного покоя, знали все тонкости и сложности, помогали держать старика, когда у него брали спинномозговую пункцию, перекладывали с носилок на носилки людей со сломанными ногами, при случае могли по телефону проконсультировать о цене на аборт в зависимости от срока задержки, знали, на каком этаже дежурит какая сестра и кого к кому пропускать ночью…

Так или иначе, но в любой больнице охранник был таким же нужным человеком, как санитар – ну разве что полы все-таки не мыл и не отвозил больных на этажи в колясках.

Сюда же его – с двумя другими охранниками, привез начальник смены, высокий, сутуловатый, костистый, с постоянно бегающими глазами субъект. За сорок минут дороги он выкурил примерно пачку сигарет; и, приведя на объект, первым делом побежал в магазин за новой. Охрана, предоставленная сама себе, расположилась на стоящих в холле креслах и крутила головами, осматриваясь. Слава, как самый непоседливый, хоть и самый при этом спокойный, прогулялся до лестницы в три ступени и присвистнул восхищенно – в огромном стеклянном переходе стояли не менее огромные аквариумы с большими рыбами.

– Вот их мы и будет охранять – сделал вывод напарник со странным именем Кондрат, нервно разминая щеки желтыми от табачных смол пальцами. – Потому как старики на хрен никому не нужны…

– Какие такие старики? – поморщился Слава – напарник дышал ему над плечом горячей смесью перегара и табака.

– Как это какие такие старики? – в свою очередь удивился тот – ты что, не знаешь, куда тебя привезли? В дом престарелых, раньше он назывался домом призрения. Будем тут, как сироты из «Двенадцати стульев», у старушек капусту съедать…

Теперь Славик не то чтобы сморщился, но весь перекосился – он и в больнице – то, при ощутимой пользе, чувствовал себя непонятно кем, но кем он будет здесь? Хотя, пожалуй, понятно, кем. Как и положено, лодырем.

Пришел начальник смены, откашливаясь после двух выкуренных на ходу сигарет, и, косясь куда-то в стену, начала давать инструкции.

– Вот ваш объект. Что вы должны делать? Следить за появлением не территории дома престарелых посторонних…

– Престарелых? – влез Слава, поскольку начальство запнулось, раздумывая, закашлять или нет.

– Нет, посторонних всяких мужчин и женщин. Короче, когда бабушкам и дедушками приносят пенсию, сыночки и дочки вдруг вспоминают, что у них тут есть родные люди, приходят и обчищают до нитки. Алкаши, что с них взять. Ну и хулиганье тоже часто встречается. Задача – гнать в три шеи всех посторонних.

– Чем?

– Что?

– Гнать чем? Этими…. Тряпками?

– Какими еще тряпками? – забыв про кашель, уставился на наглого Славу начальник.

– Ссаными – понизив доверительно голос, сообщил Славик. Кондрат рядом хрюкнул и, чтобы скрыть смех, начал трубно сморкаться. Как ни странно, но начальство не возмутилось, а наоборот, смутилось.

– Да, я понимаю, что надо вас обеспечить и формой, и спецсредствами, но этот объект у нас недавно открытый, новый, и пока нет возможности создать нормальные условия для работы. Ладно, приступайте, сегодня я уже не приеду…

С этими словами странный начальник, так ни разу и не посмотрев в глаза своим работникам, пожал руки и вприпрыжку вылетел на улицу, где возле машины мялся еще один бедолага – бодигард. Его надо было отвезти на другой объект.

Славик с Кондратом уставились друг ну друга, потом Слава пожал плечами.

– Я так понимаю, что работа у нас началась?

– Вот какие условия, такая и работа будет – зловеще сказал Кондрат. Он вообще вел себя нервно – промокал платочком выступивший на лбу частый пот, складывал платок дрожащими руками и убирал в карман, чтобы через секунду достать его и вытереть уголки рта, часто моргал, жалостливо поглядывая на Славу.