Дженкас был тучен. Из тех толстяков, которые уже рождаются пухлыми, а затем свою лепту в их вес вносит сидячий образ жизни. Поэтому фельдшер, разговаривая, постоянно отдувался и утирал красным носовым платком блестящий лоб, тут же вновь покрывающийся потом.

– Уж и не знаю, чего патрульным-то говорить, – добавил он.

А ведь верно. Беседы с патрульными было не избежать. Мальчишки разболтают всё своим родителям, те примутся сплетничать друг с другом. Жизнь в посёлке идёт размеренно, и весть о необычном происшествии будет передаваться из уст в уста. Пока рано или поздно не дойдёт до патрульных.

Патрульными называли сотрудников Флоринианского патруля. Они не были ни уроженцами Флорины, ни нобилями с планеты Сарк. Патрульные являлись наёмниками, следившими за порядком и получавшими за это плату. Их не связывали кровные узы с поднадзорными, поэтому они не были склонны к поблажкам и попустительству жителям Флорины.

Патрульные пришли вдвоём, в сопровождении бригадира с фабрики, явившегося во всей полноте своей весьма ограниченной власти.

Особенного интереса к найдёнышу патрульные не проявили. Безмозглый идиот, может, и подпадал под их компетенцию, но тревоги не вызывал.

– Сколько времени тебе потребуется, чтобы его опознать? – спросил один у бригадира. – Кто этот человек?

– Я никогда его не встречал. – Бригадир помотал головой. – Он не из наших.

– При нём были какие-нибудь документы? – Патрульный повернулся к Дженкасу.

– Нет, сэр. Только тряпка на бёдрах. Я спалил её на случай инфекции.

– Что с ним?

– Рассудком повредился, так я скажу.

Тиренс ненавязчиво оттеснил патрульных к выходу. Им было скучно, и они не протестовали. Тот из двоих, который задавал вопросы, убрал блокнот и сказал:

– Ладно, наверх докладывать не о чем. Нас это не касается. Избавьтесь от него как-нибудь.

И они ушли.

Бригадир остался. Это был веснушчатый рыжеволосый мужчина с большими щетинистыми усами. Человек жёстких принципов, он занимал свою должность уже пять лет; именно на нём в значительной степени лежал груз ответственности за выполнение фабрикой плана.

– Слушайте, с этим надо что-то решать, – раздражённо сказал он. – Народец только и делает, что судачит, а работать кто будет?

– Отправить парня к городским врачам – и вся недолга, – предложил Дженкас, энергично орудуя носовым платком. – Мне такая болячка не по зубам.

– В город?! – вскричал бригадир. – А кто платить будет? Платить кто будет, я тебя спрашиваю? Он – не из наших, правильно я понимаю?

– Вроде нет, – признал Дженкас.

– Ну и на кой тогда нам это? Выясните, откуда он, пусть за чокнутого платит его посёлок.

– Уж и не знаю, как это выяснить. Сам-то чего можешь предложить?

Бригадир задумался. Кончик его языка машинально елозил по колючей растительности на верхней губе.

– Значит, так. От психа надо избавиться, – наконец изрёк он. – Как советовал патрульный.

– Погодите-ка, – перебил его Тиренс, – вы понимаете, что говорите?

– Всё равно он умрёт, – сказал бригадир. – А так мы проявим милосердие.

– Нельзя взять и убить живого человека.

– Тогда скажите нам, что с ним делать.

– Что, если поручить заботу о нём кому-нибудь из поселковых?

– Это кому же? Уж не вы ли сами с ним будете нянькаться?

– У меня другие обязанности. – Тиренс проигнорировал откровенную грубость.

– И так ответит каждый. Я не могу допустить, чтобы кто-нибудь пренебрегал работой на фабрике ради заботы об этом чокнутом.

Тиренс вздохнул и спокойно сказал:

– А теперь, бригадир, давайте рассуждать здраво. Если вы не выполните квартальный план, я смогу заступиться за вас перед нобилями, объяснив, что один из рабочих заботился о бедолаге. В противном случае, если план окажется невыполненным, я отвечу, что не знаю причины.

Бригадир сердито зыркнул. В его взгляде отчётливо читалось: мол, староста – без году неделя, а уже мешает людям жить своей жизнью. Однако карту с «мастью» нобилей ему было не перебить. К тому же открыто противостоять старосте было неразумно.

– Но кому его поручить? – спросил бригадир. – Я не возьмусь, – поспешно добавил он, заподозрив неладное. – У меня у самого трое детей и жена хворая.

– Я не имел в виду вас.

Тиренс посмотрел в окно. После ухода патруля к дому старосты стянулась гомонящая толпа. По большей части дети, слишком маленькие для работы, и батраки с окрестных полей. Впрочем, были и фабричные, чья смена ещё не началась.

На краю толпы выделялась крупная девушка. Тиренс уже успел обратить на неё внимание. Сильная, умелая, работящая. За несчастным лицом скрывалась природная сметка. Родись она мужчиной, её, несомненно, послали бы на курсы старост. Но она была женщиной. Её родители умерли, а некрасивая внешность должна была препятствовать романтическим похождениям. Одним словом, одинокая женщина, которая, скорее всего, таковой и останется.

– Как насчёт неё? – спросил староста.

– Проклятье! – взревел бригадир, выглянув в окно. – И эта не на работе!

– Ничего, ничего, – примирительно произнёс Тиренс. – Так как зовут девушку?

– Валона Марч.

– Прекрасно, я запомню. Позовите её.

С того дня Тиренс стал неофициальным опекуном пары. Выбил для Валоны дополнительный паёк, талоны на одежду и всё прочее, что может понадобиться двоим людям, чтобы прожить на заработок одного, потому как второй нигде не зарегистрирован. Он же впоследствии сделал всё, чтобы Рика обучили работе на ткацких станках. Вмешался в ссору Валоны с начальником цеха и помог ей избежать более сурового наказания. Гибель городского врача избавила его от необходимости что-либо предпринимать, но в принципе он был готов.

Неудивительно, что со всеми своими проблемами Валона шла к Тиренсу.

И теперь он ждал ответов на свои вопросы. Ещё немного поколебавшись, она выдавила:

– Рик говорит, что все-все люди на нашей планете погибнут.

– И каким же образом? – недоумённо спросил Тиренс.

– Он пока не знает. Сказал только, что помнит это из прежней жизни, то есть из той, которая была у него до этой. А ещё – про свою важную работу, хотя я и не поняла, в чём она заключалась.

– Как он её описал?

– Сказал, будто ану… анализировал Ничто. С большой буквы «Н». Анализировать – это значит разбирать что-то на части, вроде того, как… – принялась объяснять Валона, не дождавшись реакции Тиренса, но тот рассеянно её перебил:

– Я знаю, что такое «анализировать».

– Значит, вы поняли, что имел в виду Рик? – встревоженно спросила Валона.

– Может быть, девочка.

– Староста, а разве можно делать что-нибудь с Ничем?

Поднявшись на ноги, Тиренс коротко улыбнулся:

– Ну, как же, Валона! Неужели ты не знаешь, что наша галактика состоит в основном из Ничто?

На её лице не было и тени понимания, однако она нисколько не усомнилась в его словах. Староста – образованный человек. Внезапно она поняла, что Рик, её Рик, ещё более образованный, и преисполнилась гордости.

– Пойдём. – Тиренс протянул ей руку.

– Куда?

– Где сейчас Рик?

– Дома. Спит.

– Прекрасно. Я тебя провожу. Не нужно, чтобы патрульные застали тебя одну на улице.

Ночью деревня казалась вымершей. Фонари едва освещали единственную улицу, делившую рабочий посёлок надвое. Накрапывало. Тёплый дождик моросил почти каждую ночь. Совсем слабенький – зонты или плащи не требовались.

Валона никогда ещё не бывала на улице в столь поздний час в рабочую пору и боялась. Она старалась ступать как можно тише и прислушивалась, не доносятся ли шаги патрульных.

– Не надо идти на цыпочках, Валона, – сказал Тиренс. – Ведь с тобой я.

Его голос прозвучал так громко, что она подпрыгнула и послушно ускорила шаг.

В домике Валоны было темно, как и во всех прочих, поэтому они вошли внутрь с осторожностью. Тиренс родился и вырос в подобной лачуге, и хотя потом долго жил на Сарке, а теперь занимал трёхкомнатный дом с отдельной ванной, он почувствовал некоторую ностальгию. Обстановка была простой, ничего лишнего: гладкий цементный пол, кровать, комод, два стула да шкаф в углу.