Отец погиб во время взрыва на рынке. Погибли ещё двадцать шесть человек. И на похоронах Тимур не мог до глубины проникнуться скорбью, его постоянно не оставляла мысль, что эту бомбу мог заложить он — Тимур. И, казалось, взгляды всех родственников и друзей напоминают ему об этом. И только Селим стоял рядом и ни в чём не упрекал.

На похороны пришёл и Максуд с братьями и Тамарой. Идти недалеко — огромный особняк через три дома на той же улице. Странно, Тамара в чёрном платке, в чёрной одежде была не менее красива. И Тимуру вдруг представилось, что она в трауре по нему, по их любви. Максуд, словно ничего и не было, обнимал братьев, выражал соболезнование. А потом вдруг сказал, что он вовсе не против, чтобы Тимур сватался к Тамаре, пусть только встанет на ноги. Заработает денег, станет уважаемым человеком. Братья Тамары при этом, казалось, ухмыляются одними глазами, и только присутствие на похоронах не позволяет им рассмеяться.

— Этот мир держится на деньгах, а значит — ни на чём, — повторил Тимур слова отца.

— Что? — не понял Максуд.

— Мы заработаем денег, у нас уже есть своё дело, — ответил за Тимура Селим. — Повремените немного, дядя Максуд.

— Ради дорогих соседей я подожду. Нужна какая-то помощь сейчас?

— Спасибо, ваша забота — большой почёт для нас.

— Мы все должны помогать друг другу. Я вот собираюсь баллотироваться в Думу. Вы там, на севере, не забывайте родной дом, приезжайте почаще. И на выборы приезжайте. Мы все должны помогать друг другу. Мир держится на дружбе, — Максуд вдруг почти повторил слова отца, но прозвучали они совсем по-иному. Те же слова, но совсем иначе.

— Ты чего перед ним… — Тимур хотел сказать Селиму «лебезишь», но не решился, хотя брат понял его и без слов.

— Ты забыл? Он старше! На уважении к старшим держится этот мир… — добавил Селим к сказанному отцом.

«Теперь уже на деньгах», — хотел возразить Тимур, но не стал спорить с братом, которого уважал больше, чем собственное мнение. И в понимании этого в очередной раз почувствовал его правоту.

— Ни на чём, — повторил Тимур, спускаясь со второго этажа салона, и увидел Тамару.

Она сидела на кресле, предназначенном для экскурсовода или напарника водителя в дальних рейсах. Точнее, не сидела, а беззаботно вращалась, как на карусели. Каштановые волосы чуть взлетали над плечами… Внутри всё вспыхнуло, взлетело и упало с умопомрачительной высоты.

— Тома?

— Тимур…

— Как ты здесь?

— Теперь уже можно, — встала она навстречу, — теперь уже никто нам не помешает. Мы можем уехать хоть куда…

Она протянула ему руки, и он почувствовал их в своих руках. Чуть прохладные, нежные… Прижал к губам подушечки пальцев. Заметил, что даже лак на одном ноготке облупился. Это было не привидение. Не мираж. Это была Тамара из крови и плоти. Стройная и грациозная.

— Ты не согласен? — её чуть вздёрнутая бровь поднялась ещё выше.

— Как ты здесь оказалась? — повторил вопрос Тимур, почти теряя самообладание от близости любимой девушки.

— Я приехала. Приехала, чтобы уехать вместе с тобой. Садись за руль — и поехали.

— Да, да, конечно, — ответил Тимур, попытался обнять её, но она отстранилась, пропуская его на водительское место. — Только вот людей увезём.

— Каких людей?

— Там… в больнице… люди… Я должен их увезти…

— В больнице? Почему ты должен? Что они тебе сделали такого, что ты им стал должен? Это мы с тобой должны быстро отсюда уехать…

— Тома, ты же добрая… там людям надо помочь…

— Значит, ради людей ты на всё готов, а ради меня — и тогда не смог, и сейчас не хочешь? — Тамара обиженно отвернулась, пошла и села на одно из пассажирских кресел.

— Почему не хочу! Это всего полчаса. Мы их вывезем и сами уедем! Нельзя бросать тех, кто ждёт от тебя помощи!

— Когда ты уехал, ты кого спасал? Нашу любовь или себя?

Тимур, понурив голову, сел на водительское кресло. Он почти готов был ударить по коробке передач и умчаться куда глаза глядят. Но именно по глазам ударили несколько вспышек света подряд. Тимур сначала зажмурился, потом увидел перед лобовым стеклом внедорожник Эньлая. Выпрыгнул на улицу.

— Эньлай, иди сюда…

— Ты чего телишься, там Никонов нервничает, — перебил его Лю.

— Пойдём, я познакомлю тебя с Тамарой.

— С какой Тамарой?

Тимур почти силой втолкнул Эньлая в салон автобуса. Но Тамары там уже не было. Тимур галопом вбежал на второй этаж салона, но и там было пусто. Спустился вниз, выбежал на улицу.

— Тамара! — крикнул он.

— Тише, — остановил его из-за спины Лю. — Не было никакой Тамары. Во всяком случае, это была не Тамара. Я спросил Макара, почему ко мне не является Наташа, а он сказал: «Потому что ты её любишь».

— Я люблю Тамару, — глухо произнёс Тимур, он вот-вот готов был кинуться на Эньлая.

— Успокойся, Тимур. Возьми себя в руки. Я верю: ты её любишь, но это была не Тамара. Макар сказал, что дьявол играет на страстях. У тебя не просто любовь, у тебя ещё и страсть… Или ты будешь это отрицать?

— Просто — не просто, какая разница?! Какая может быть любовь просто?! Она только что здесь была! Я целовал её руки! Понимаешь?!

— Понимаю… — Лю тоже насупился. — А я с той самой ночи не видел Наташу и детей! Я не знаю, где они, понимаешь?! Мне никто не является! Я только слышал Наташин голос… Я не знаю, где они, понимаешь?! — снова повторил Эньлай.

Он отвернулся и пошёл к машине. Сел за руль и хлопнул дверцей. Тимур пару минут стоял, сжав кулаки. Казалось, он вот-вот начнёт крушить всё вокруг. И всё же он совладал со своим гневом.

— Понимаю, — сказал он. — Извини.

— Не за что…

— Как ты думаешь, можно что-то исправить?

— Ты в каком смысле? — удивился такому вопросу Лю.

— В глобальном.

— Э-м-мм… — сначала растерялся китаец, но потом вдруг вспомнил Конфуция: — Человек, который совершил ошибку и не исправил её, совершил ещё одну ошибку. Можно всю жизнь проклинать темноту, а можно зажечь маленькую свечку… Попытаемся зажечь свечку?

— Хорошо сказано… Но мне больше нравится, как сказал Никонов: делай то, что должен, и будь что будет.

— Даже если ничего уже не будет?

— Даже если ничего уже не будет.

— Видеть то, осуществления чего требует долг, и не сделать — есть отсутствие мужества, — вспомнил Эньлай ещё одно изречение Конфуция.

— Блин, вы все тут такие умные, — покачал головой Тимур, взгромождаясь за руль огромного автобуса.

— Если человек твёрд, решителен, прост и несловоохотлив, то он уже близок к человечности, — подсыпал на дорожку китайской мудрости Лю. — Блажен, кто ничего не знает: он не рискует быть непонятым.

— Ты что, специально заучивал?

— Так меня воспитывал отец.

2

Леонид Яковлевич Садальский уже через час после разговора с парламентёрами листал досье на каждого из них. С воякой Никоновым всё было понятно — пушечное мясо с мозгами. Хуже не придумаешь. Пушечное мясо не должно думать! Так нет же — насоздавали элитных подразделений… Нет, с этим всё ясно. Жизнь — Родине, честь — никому… Леонида Яковлевича заметно передёрнуло. Больные люди! Весь мир — родина, а эти всё за свою лапотную Россию держатся.

Самый тёмный и непонятный человек — Макар. О нём меньше всего. Слишком умён для могильщика. Мэр мёртвого города против мэра умирающего города… Нет, возрождаемого!

Горячий кавказский парень вообще не в счёт…

И вот — Пантелей… Что это ещё за игры в Лазаря?

Всматривался в документы…

Отец — Александр Михайлович Смирнов (Божья воля) — вице-президент крупнейшего банка… Приличный человек… Партийный стаж даже есть. Достойная карьерная лестница. Что называется, не с загранпаспортом родился. Всего добивался сам. Места работы — от Сахалина и до Питера. Что там с фамилией? Ага, видимо, стеснялся своей фамилии в бизнесе, предпочёл фамилию жены… Молодец! С фотографии смотрит солидный мужчина, подтянутый, цельный и целеустремлённый. Где же у него сбой-то произошёл? На генетическом уровне, что ли? Или, может, из этих — скрытых патриотов-благотворителей? Жена — Ольга Сергеевна — последнее время почти нигде не работала… Из рода священников. Дед прошёл лагеря… Ага! Вот! Здесь, пожалуй, собака зарыта. Надо понять, какими этот парень практиками владеет. Вероятно, медицинская академия — это только прикрытие…