— Да? Что еще?

— Плата. За все в этой жизни надо платить.

— Чем? Душой бессмертной? Кровью? Ты это серьезно?

И все время, пока она говорила это, Ларион, привычно насторожившийся и отслеживавший, анализировавший буквально каждое ее движение, лицо, голос, видел, чувствовал, что приманка, которая почти наверняка действовала на других женщин, ее оставила равнодушной. Это было неожиданно, хорошо, это позволяло расслабиться.

Он так и сделал, даже закрыл глаза, уже предвкушая, как вновь откроет их, для того чтобы увидеть самую красивую женщину из тех что встречались ему в жизни.

Да, и еще ей было плевать на время, на возможности, которые дает его дар ведьмака. Лишь бы они не навредили ее сыну. Даже за одно это в нее можно было влюбиться без памяти. Не считая всего остального.

— Отвечай же, ленивец, — она весело хохотнула. — Не спи, а то замерзнешь.

— Никаких кровавых жертвоприношений, — объяснил он. — Никакого колдовства. Время — материально, так же, как и все прочее. Для того чтобы получить время для кого-то, нужно его взять у другого человека.

— Я не поняла. Что взять? И как время может быть материальным?

— Может, — ответил он. — А на вопрос о том, как именно, я бы с радостью тебе ответил «Не забивай свою прелестную головку такими сложными вещами», но это подразумевает, что я тоже что-то тут понимаю, а это будет неправдой.

— Откуда тогда знаешь? — спросила она.

Он все-таки открыл глаза, лег к ней поближе, вдохнул ее запах, такой приятный и такой родной, потом сказал:

— Эти сведенья даны мне вместе со способностями. Такое приложение. Понимаешь? Входят в поставку.

— То есть, для того чтобы получить время, необходимо его же и потратить? В чем подвох? Не бывает так, чтобы обошлось без него. Не так ли?

— И подвох действительно есть. Пропорции. Для того чтобы вернуть тебя обратно на год, нужно потратить раз в десять больше времени. Кто-то должен тебе его отдать. Свое время. Свою собственную жизнь. Теперь понимаешь?

Она замолчала. Задумалась. И это было славно. Теперь Ларион мог просто лежать, вдыхать ее запах, думать о том, как им было хорошо совсем недавно, вспоминать это в деталях. А кто, между прочим, сказал, что им не будет так же хорошо дальше? Ночь еще молода. И многое можно сделать.

— То есть, тот, кто отдаст свое время, допустим десять лет, фактически укоротит свою жизнь на этот срок?

— Да, — сказал он. — Ты поняла наконец-то.

Теперь он просто лежал и ждал вопроса, который должен просто обязан был сейчас прозвучать.

Она спросила:

— А что будет, если у человека, который задумал пожертвовать свое время, его просто нет? То есть старые люди тебе не годятся?

— На поедание? — спросил он.

— Перестань паясничать, — промолвила она и в голосе прозвучали интонации настоящей учительницы.

Можно поспорить, подумал Ларион, что именно так она говорит на уроках всяким там двоечникам, если они начинают плохо себя вести. Вот только голышом рядом с ними она при этом не лежит.

Он не удержался и хихикнул.

Если подумать, то он вот уже несколько ночей подряд воплощает в жизнь мечту чуть ли не каждого мальчишки, каждого задрипанного двоечника, троечника, а может, и отличника. Знали бы они… видели бы…

Нет, сказал он себе, не надо никому ничего знать и видеть. И совершенно неважно, что Анна работает учительницей. Главное — ему с ней хорошо, и ей, судя по всему, — с ним. И все это только между ними. Посторонним вход воспрещен. Как бы им этого ни хотелось.

— Ты куда-то все время отлучаешься, — заметила она. — Куда?

— Я просто думаю о том, что люблю тебя, — ответил он. — И не более.

— Не можешь перестать?

— С трудом и только на время. Не очень долгое.

— У тебя давно не было женщины, — сказала она. — Вот ты на меня и позарился.

— У меня давно не было настоящей женщины, — уточнил он. — Понимаешь о чем я?

— Еще бы, — ответила она. — Ты — зверь инопланетный. Я теперь знаю, откуда в тебе столько силы. От ведьм.

— Нет, это называется по-другому, — возразил он. — Совсем по-другому.

— Неважно, — прервала его она. — Скажи лучше, объясни… продолжи объяснения. Я так и не услышала от тебя того, что хотела. Я так понимаю, ты можешь хотя бы приблизительно определить, сколько у человека в наличии времени.

Ну да, вот он, этот вопрос. Прозвучал. И соврать не удастся. Только не ей и не сейчас.

— Да, — сказал Федоров. — Могу. И не приблизительно.

— То есть, посмотрев на человека, ты можешь определить, сколько ему осталось времени?

— Да, могу.

Вот, наверное, и все, подумал Ларион. Тут обычно все и заканчивается, поскольку, если она додумалась до этого вопроса, то, значит, рано или поздно сообразит и все остальное.

К примеру, что означает его умение определить, сколько человеку осталось жить. Что оно на самом деле означает. Интересно, хватит ли у нее духу задать следующий вопрос?

— Получается, жизнь человеческая предопределена? Если есть ты и твой дар действительно существует?

Ну вот что можно на подобное ответить?

— Да, ты права, — сказал Федоров. — Я шарлатан и живу с этого. Никакого ведьмаческого дара у меня нет и в помине.

— Не обижайся, — послышалось в ответ. — Я не думаю, что ты обманщик. Просто…

— Просто?

— Я не могу так сразу осознать услышанное. Как ни крути, но получается, если ты существуешь и умеешь все, о чем мне рассказал, — значит, все в этом мире предопределено, известно заранее. Фатум, судьба, которую не обманешь. При этом нет добрых людей и нет злых. Есть просто люди, которым по судьбе придется совершить то или иное.

— А разве не так устроено в жизни? — усмехнувшись, спросил он.

И хотел было добавить еще кое-что, немного ее подразнить, но передумал, увидев близко ее глаза, серьезные, полные ужаса.

Боже!

— Только не по голове, — быстро сказал Ларион. — Признаю свою ошибку и более не буду.

— Значит, ты меня обманывал? — с надеждой спросила она.

— Нет, — ответил он. — Говорил чистую правду. Но ты сделала неверные выводы. Если бы все в этом мире было предопределено, я не мог бы в нем ничего изменить. Смекаешь?

— А если ты можешь не только видеть, но еще и менять…

— Вот именно, — закончил за нее он. — Это означает, что все в мире предопределено, скажем, процентов на девяносто, или на восемьдесят пять, или на девяносто два. Чем это отличается от того, что ты до этого знала? Да ничем. Плохой человек, который таскает с собой пистолет, рано или поздно из него выстрелит. И тебе, для того чтобы это определить, вовсе не нужно обладать какими-то необычными свойствами. Ты просто это знаешь. Так же и я, глядя на какого-нибудь человека, вижу, что он умрет примерно тогда-то. С точностью если не сто процентов, то больше девяноста.

— Понятно, — сказала Анна. — Ты очень обкатанно все это объясняешь. Не в первый раз?

— Нет, не в первый, — ответил он. — Но в такой ситуации и такой красивой женщине — впервые.

— Обманщик, — она улыбнулась. — Какой ты обманщик… У меня даже нет слов.

Вот и хорошо, мысленно вздохнув с облегчением, подумал Федоров. Вот и замечательно, пока ей в голову не пришел какой-нибудь бред. Что-нибудь вроде того, что он на самом деле не видит срок жизни, а его устанавливает, определяет. Ему случалось слышать и такое объяснение своих способностей.

— Ну, теперь ты удовлетворена? — спросил он.

— Нет, — ответила она. — До этого еще очень далеко. Ты же сказал, что ночь молода и нам предстоит многое.

— Соблазнительно.

— Да неужели?

Она вдруг оказалась совсем рядом, прижалась, теплая и мягкая, подставила губы. И это было начало, это означало, что он снова вернул ее расположение, снова допущен к ее телу. И вот сейчас…

Это было почти невозможно сделать, но Ларион оторвался от нее и сказал:

— Только один вопрос. Ответив на такое количество твоих, я имею право спросить. Не так ли?

— Так, — ответила она. — Учти: о своих похождениях я не рассказываю.