В это чрезвычайно трудное время Таню поддерживал "на плаву" Олег. Иногда он забирал ее после работы и привозил домой, иногда просто привозил ей нужные лекарства. Однажды он почти насильно увез ее с работы и повез за город, к просыпающейся от зимы природе. Они гуляли по еще холодному лесочку с набухающими на ветках почками, дышали свежим чистым лесным воздухом, слушали нестройное щебетание птиц, и Таня медленно приходила в себя, вернее, из себя, из своей боли и тоски ВЫХОДИЛА к свету, весеннему солнышку, птичкам... Но чаще всего, заехав за Таней после работы, Олег привозил ее домой, где на тридцать - сорок минут выдергивал ее из жуткой круговерти "больница - работа - ребенок - больница". Они снова "улетали", и Танина душа отдыхала, голова "отключалась", а тело получало мощный заряд живой энергии, помогающей Тане жить, работать, бороться с маминой и папиной болезнью.
"И даже в краю наползающей тьмы
За гранью смертельного круга..." -
звучали в Таниной голове строчки из песни... Олег уводил ее все дальше, и, улетая из страны "наползающей тьмы", вырываясь из-за "грани смертельного круга", Таня возвращалась к жизни и несла эту жизнь больным маме и папе.
К лету родители выздоровели. Но Таню ждал новый удар. Придя в один из дней, как обычно, Олег сказал:
- Танюша, меня переводят на работу в Москву.
- Надолго? - еще не поняла Таня.
- Навсегда. Мне дают квартиру, и я с семьей уезжаю...
- Когда? - выдохнула непослушными губами Таня.
- На следующей неделе, - и он назвал день отъезда.
- До отъезда еще придешь?
- Нет, не смогу. Много дел...
Олег обнял Таню за безвольно опустившие плечи и не верящим себе голосом сказал:
- Танюша, я еще приеду. Мы встретимся. Не на век же я уезжаю...
- Олег, все в порядке, - взяла себя в руки Таня. - Я все понимаю... Не надо ничего говорить... Пожалуйста, помолчи, - прервала она его попытку что-то сказать.
Обнявшись, они постояли некоторое время в коридоре Таниной квартиры, потом Олег бросил ненужное уже "Пока!" и вышел.
Таня вернулась в комнату, села на постель, предательски выставляющую напоказ их только что закончившееся свидание, и тупо глядя в одну точку, повторила:
- Уехал...уехал...уехал...
Слова прозвучали в ушах Тани как перестук вагонных колес. Она встала, оделась и вышла в магазин купить бутылку водки.
Вернувшись, открыла бутылку, налила маленькую рюмку, сознавая, что стакан ей сразу не одолеть, тем более, что водку она никогда не могла пить, и резко опрокинув в себя три глотка, налила снова. Влив в себя таким образом треть бутылки, она, наконец, расплакалась. Слезы были не соленые, а какие-то горькие и очень горячие... Но боль не отпускала. Вспоминать отношения с Олегом у нее не было сил. И только одно слово билось в голове, как навязчивый перестук колес: "Уехал... уехал... уехал..."
Таня налила еще рюмку, насильно выпила, и тут ей стало плохо. Перед глазами все поплыло, она стала задыхаться... Выйдя на балкон, пройдясь при этом по всем косякам, она облокотилась о перила и вспомнила его уходящую фигурку, которую так часто видела раньше. Рыдания вновь потрясли ее. Она плакала, понимая, что зря пыталась напиться, потому что боль не проходила, а голова не пьянела. И только тело переставало слушаться. Воздуха не хватало и на балконе. Она вошла в комнату и легла на все еще не застеленную постель. Перед глазами все плыло, потолок безостановочно вертелся, и Таня даже удивилась, почему потолок кружится, если она тихонечко лежит на кровати. Приступ удушья усилился, не хватало воздуха не только на вдохе, но и на выдохе. Таня встала, вышла из квартиры и, ясно ощущая, что ее шатает, пошла к соседнему дому, чтобы позвонить подруге.
- Света, он уехал... Он уехал навсегда... Светка, приезжай, мне очень плохо... Я еще водки напилась...
- Сейчас буду, - сразу ответила подруга.
Через двадцать минут она уже была рядом с Таней.
- Что случилось? Кто уехал?
- Олег. Олег уезжает в Москву. Навсегда. С семьей.
- Ну и что, что в Москву. Не на Северный же полюс, - резонно ответила подруга, ощупывая Танин лоб и считая ее пульс. - Ты чего, мать, раскисла? Приедет еще. Увидитесь. Как себя чувствуешь? Выпила много?
- Нет. Кажется, полбутылки. Или больше... А, может, меньше... - глупо засмеялась Таня, чувствуя, что она, по крайней мере, сейчас не одна.
- Тошнит?
- Н-н-н-е-е-т-т, не тошнит, - охотно ответила она. - Голова кружится и воздуха не хватает, - честно добавила она.
Света брезгливо подняла бутылку, посмотрела на этикетку и спросила:
- И чего ты такую гадость пьешь?
- Пью, чо было, - сообщила Таня.
- Пойдем на балкон, продышимся, - предложила Света. - Или лучше сходим в туалетик, выдадим "на гора" всю дрянь. Идем в туалет, - решила, наконец, Света.
- А пошли, - радостно отозвалась Таня.
"Выдать на гора" не удалось.
- У меня организм такой, - поделилась "сокровенным" Таня, - чо взял, обратно ну никак не отдает. Ни-ни!
Промучавшись с Таней минут десять, Света решительно сказала:
- Давай, мать, на балкон. Сигареты есть?
- Да, должны быть. Олег обычно оставляет, чтобы всегда были под рукой. - Воспоминание об Олеге обожгло, но через мгновение отпустило. - Светка, я так рада, что ты пришла! Я бы тут одна око...око-чурилась, - с трудом выговорила Таня сложное слово.
- Да уж, - ответила Света, закуривая. - Тебе прикурить? - протянула она Тане сигарету.
- А давай, - охотно отозвалась Таня.
- А ты разве не бросила? - съехидничала Света.
- Бросишь тут... - философски протянула Таня.
Подруги закурили и на время замолчали.
- Что скажешь? - прервала молчание Света.
- А что тут говорить? - не пошла на контакт Таня.
- Тошнит? Голова кружится? Дышать можешь? - перевела в другое русло Света.
- Голова чуть кружится... - ответила Таня.
- Жить дальше сможешь? - невесело спросила Света.
- Куда я денусь? - В тон ей ответила Таня.
- Когда уезжает?
- Через четыре дня.
- Провожать пойдешь?
- Меня там только не хватало... - задумчиво ответила Таня.
Уходя, Света захватила недопитую бутылку, чтобы оставить у мусорки, на остановке.
- Оставь для компрессов, - пошутила Таня уже протрезвевшим голосом.
- Купишь что-нибудь поприличнее, - отреагировала на шутку Света.
Через четыре дня Таня отпросилась с работы на вокзал.
День был солнечный и, как в середине лета, жаркий. С утра Таня надела белый вязаный костюм со сложным рисунком в мелкую дырочку, на поясе завязала голубой шелковый шарф, длинными концами перекатывающийся при ходьбе по юбке, взяла голубую сумочку и на руку надела широкий браслет с голубой бирюзовой змейкой, который Олег подарил ей перед отъездом из Дагомыса. На ногах у нее были голубые босоножки на шпильке с бантиком, по краю которого шла тоненькая белая строчка.
Начальник, окинув ее внимательным взглядом, не стал задавать лишних вопросов, и коротко бросил:
- Идите, Татьяна Александровна.
Над вокзалом лениво плыли редкие, полупрозрачные облака. Солнце палило весьма добросовестно, отрабатывая свой рабочий день. Таня вышла на перрон, медленно прошлась вдоль здания вокзала, стараясь всем своим видом показать, что она из разряда встречающих, и, не увидев нигде Олега, вошла в здание. Пройдясь так же медленно, словно прогуливаясь в ожидании прибытия поезда, по залам вокзала, она остановилась у открытого окна и посмотрела на перрон. Сердце от волнения выскакивало из груди, дыхание перехватывало... Невидящим взглядом она окинула платформу с вальяжно гуляющими по ней голубями, собаку, лениво валяющуюся у фонаря, и, с трудом восстановив дыхание, вновь вышла на платформу. Пройдя вдоль здания еще дважды - в одну, потом другую сторону, она вышла за пределы здания и пошла в сторону складских помещений, рядом с которым примостилось небольшое открытое кафе с несколькими столиками. Рядом с кафе, в острие тени от складов, примостилась группа отъезжающих с чемоданами. В группе она неожиданно увидела Олега. Он разговаривал с какими-то мужчинами, а женщины лениво переговаривались, время от времени поглядывая на чемоданы. Таня повернулась и пошла назад, к вокзалу. Сделав вид, что группа ее не интересует, она небрежно заложила левую руку с браслетом за спину и на дрожащих ногах прогулочным шагом пошла к спасительному зданию. Зайдя за выступ в торце вокзала, Таня попыталась опустить дрожащую от напряжения руку, но не смогла - браслет предательски зацепился за вязаную безрукавку где-то там, на спине. Таня в отчаянии подергала руку, браслет отцепился и Таня, не в силах сдерживать напряжение, всхлипнула. Отвернувшись к стене, она дала слезинкам вытечь из глаз, промокнула лицо платком из сумочки и глубоко вздохнула раз, другой, третий. Успокоившись, она вышла из укрытия и остановилась возле угла вокзальной стены, наблюдая за группой в отдалении. От группы отделились несколько мужчин и пошли в сторону к вокзалу, где стояла Таня.
